– 41-
ОЗЕРО СЕНЕЖ
Будет нынешней зимой
Тридцать с гаком – Бог ты мой! —
С той поры и с той зимы,
С той алмазной звездной тьмы.
Только папа засыпал,
Я тихонечко вставал,
Надевал полупальто,
Ну а шапку – ни за что!
И с балкона на балкон
Я спускался, вдохновлен
то ли Блоком, то ли той
Новогодней красотой.
Ночь блистала, снег сиял,
Я сонеты сочинял.
Лежа на озерных льдах,
Я взирал на звездный прах!
Чуть мне душу не исторг
Этот блоковский восторг,
Ибо под терцетов гул
Я однажды там заснул.
Но чрез три десятка лет
Вспомнил я тот звездный бред,
Будучи опять влюблен,
Вспомнил тот опасный сон.
Чхартишвили прочитав,
Я сказал: «А вдруг он прав?
И поэту надлежит
Непременный суицид?
Как там шведка у него
Шла к могиле снеговой?
Так и я. Но я сперва
Выпью литр. А лучше два!»
Даме сердца я в сердцах
Рассказал про этот страх.
Но тогдашняя беда
Мне в ответ сказала: «М-да!».
Но всегдашняя тоска
Усмехнулася: «Ага!
Спьяну можешь выжить там,
Отморозив все к чертям!»
Верно, девочка моя,
Поживу покамест я.
– XLII-
THE MERRY GUIDE
Once in the wind of morning
I ranged the thymy wold;
The world-wide air was azure
And all the brooks ran gold.
There through the dews beside me
Behold a youth that trod,
With feathered cap on forehead,
And poised a golden rod.
With mien to match the morning
And gay delightful guise
And friendly brows and laughter
He looked me in the eyes.
Oh whence, I asked, and whither?
He smiled and would not say.
And looked at me and beckoned,
And laughed and led the way.
And with kind looks and laughter
And nought to say beside,
We two went on together,
I and my happy guide.
Across the glittering pastures
And empty upland still
And solitude of shepherds
High in the folded hill,
By hanging woods and hamlets
That gaze through orchards down
On many a windmill turning
And far-discovered town,
With gay regards of promise
And sure unslackened stride
And smiles and nothing spoken
Led on my merry guide.
By blowing realms of woodland
With sunstruck vanes afield
And cloud-led shadows sailing
About the windy weald,
By valley-guarded granges
And silver waters wide,
Content at heart I followed
With my delightful guide.
And like the cloudy shadows
Across the country blown
We two fare on for ever,
But not we two alone.
With the great gale we journey
That breathes from gardens thinned,
Borne in the drift of blossoms
Whose petals throng the wind;
Buoyed on the heaven-ward whisper
Of dancing leaflets whirled
From all the woods that autumn
Bereaves in all the world.
And midst the fluttering legion
Of all that ever died
I follow, and before us
Goes the delightful guide,
With lips that brim with laughter
But never once respond,
And feet that fly on feathers,
And serpent-circled wand.
– 42-
ВЕСЕЛЫЙ ГИД
Бродя с овчаркой Томом
По этим холмам весной,
Над чистой воды лазурью,
Под новорожденной листвой,
Внезапно его я увидел.
Он смутно мне был знаком.
Приветливо он кивнул мне.
Залаял радостно Том.
Овчарку глупую гладя,
Он мне заглянул в глаза.
Так взгляд его был чудесен —
Пером описать нельзя,
И в сказке сказать непросто,
Вот разве что просто спеть,
Щеглом просвистать беспечно,
Но это надо суметь.
«Мы, кажется, виделись где-то?» —
Его я тогда спросил.
Он мне ничего не ответил,
Лишь за собой поманил.
«Куда мы, Вожатый дивный?»
Но гид все так же молчал.
Лишь шум зеленый был слышен,
Лишь мир золотой сиял.
Сияли солнце и воды,
И окна, и даже я!
Невзгоды и долгие годы
Уже не касались меня.
Так шли мы втроем все дальше,
Все дальше виделось мне —
Вон, Томик, Шильково наше
Восстало будто во сне!
А там уже сине море
И рыжие сопки стоят.
Да это ж поселок Тикси,
Как сорок два года назад!
Влекомы веселым гидом,
Как узники из тюрьмы,
Сквозь время и сквозь пространство
Летели, ликуя, мы!
Вон двор, вон сортир дощатый,
Вон дедушкины тополя!
Все то, что давно уж стерла
С лица своего земля!
Обзорной экскурсией этой
Наш гид и сам увлечен,
Так весело он взирает,
Так звонко смеется он!
И с каждой секундой новой
Попутчик новый у нас,
И нас все больше и больше —
Уже не окинет глаз!
И в сонме душ изумленных
Летим мы за гидом вслед —
Туда, где нет воздыханий,
Туда, где печали нет.
И всякий, и даже Томик,
Кто путь земной завершил,
Иными путями все дальше
Вожатому вслед спешил!