1999
* * *
Объективности ради
мы запишем в тетради:
люди – гады, а смерть – неизбежна.
Зря нас манит безбрежность
или девы промежность —
безнадёжность кругом, безнадежность.
Впрочем, в той же тетради
я пишу Христа ради:
Ну не надо, дружок мой сердешный!..
Воет вихрь центробежный.
Мрак клубится кромешный…
Ангел нежный мой! Ангел мой нежный.
1999
* * *
Хорошо Честертону – он в Англии жил.
Потому-то и весел он был.
Ну а нам-то, а нам-то, России сынам,
как же все-таки справиться нам?
Jingle bells! В Дингли-Делл мистер Пиквик спешит.
Сэм Уэллер кухарку смешит.
И спасет Ланселот королеву свою
от слепого зловещего Пью.
Ну а в наших краях, в оренбургских степях
заметает следы снежный прах.
И Петрушин возок все пути не найдет.
И вожатый из снега встает.
1999
* * *
Наша Таня громко плачет.
Вашей Тане – хоть бы хны.
А хотелось бы иначе…
Снова тычет и бабачит
население страны.
Мы опять удивлены.
1999
* * *
На реках вавилонских стонем.
В тимпаны да кимвалы бьем.
То домового мы хороним.
То ведьму замуж выдаем.
Под посвист рака на горе
шабашим мы на телешоу,
и в этой мерзостной игре
жида венчаем с Макашовым.
1999
* * *
А наша кликуша
все кличет и кличет!
Осенней порой в поднебесье курлычет.
Зегзицею плачет, Есениным хнычет.
И все-то нас учит, и все-то нам тычет.
Беду накликает, врагов выкликает,
в пельменной над грязным стаканом икает.
Потом затихает
кликуша родная
и в медвытрезвителе спит-почивает.
Послушай, кликуша, найди себе мужа!
Не надо орать нам в прижатые уши!
Не надо спасать наши грешные души!
Иди-ка ты с Богом, мамаша-кликуша!
Но утром по новой она начинает —
стоит у метро, мелочишку сшибает,
журавушкой, ивушкой, чушкой рыдает.
И кличет. И клинское пиво лакает.
1999
NOTA BENE
Я был в Америке. Взбирался на небоскребы.
Я разговаривал с Бродским, и он научил меня, чтобы
я не подписывал книжки наискосок, потому
что это вульгарно и претенциозно. Ему самому
этот завет заповедала Анна Андревна когда-то.
Я, в свою очередь, это советую тоже, ребята.
Жалко, что если и дальше пойдет все своим чередом,
вам уже некому будет поведать о том.
1998
ГЕРОНТОЛОГИЧЕСКИЙ ДИПТИХ
1
Опрятная бедность.
Пристойная старость.
Одно только это теперь мне осталось.
Все было уже.
И не будет уже.
И это твой свет на восьмом этаже.
2
Пристойная бедность.
Опрятная старость.
Скорее бы это уже состоялось!
А то как в метро уступать – молодой,
а как полюбить – так и нет ни одной!
1999
ЦЕНТОН
Каждый пишет, как он слышит.
Каждый дрочит, как он хочет.
У кого чего болит,
тот о том и говорит!
1999
ЖАЛОБЫ ЧУРКИ
Ах, до чего же экзистенциальные
были проблемы тогда!
Нынче сугубо они материальные,
грубые, прямо беда!
Курсом рубля ежедневно волнуемый,
поиском службы томим,
мир бестолковый и непредсказуемый
я не считаю своим.
Мир тарабарский, и неописуемый,
и приставучий такой!
Оторопевши, шепчу я: «Да ну его!»,
вялой машу я рукой.
Раньше лежал он и ждал описания,
злым волкодавом рычал,
и нарушать роковое молчание
глупых детей подстрекал.
Гордо решались вопросы последние
там, у пивного ларька.
Дерзость безвредная. Денежки медные.
Медленные века.
Ну а теперь окружила действительность
липким блестящим кольцом…
Я ударяюсь легко и решительно
в грязь поскучневшим лицом.
1999
СТАРАЯ ПЕСНЯ О ГЛАВНОМ
Родина щедро поила.
И, в общем-то, сносно кормила.
А если когда и лупила,
то, честное слово, в полсилы.
Но нас она не любила.
И мы ее не любили.
1999
* * *
Не смотри телевизор. Не ходи в магазин.
Отключи телефон. Оставайся один.
Занимай оборону.
Не вставай с постели. Скажись больным.
Притворись немым или пьяным в дым.
Может быть, не тронут.
С головой укройся. Глаза закрой.
Отключи головной. Приглуши спинной.
Затаи дыханье.
Так бубнит в ночи застарелый страх
(то ли смерти страх, то ли жизни страх).
Даже слушать странно!