«Когда сойдет огонь лазури…»
Когда сойдет огонь лазури
На обнаженные сердца,
В алмазном токе звездной бури,
В одежде пламенной жреца
Я встану над самим собою
И опочивший мой двойник
Эфирным саваном закрою,
Чтоб не увидеть тленный лик.
И долго в странствиях духовных
За тонкою чертою дней
Мне будет сниться брат мой кровный,
Истаявший среди теней.
«Я лежал на морском песке…»
Я лежал на морском песке
На берегу, неизвестном мне,
Никого не помня и не видя,
Обломок погибшего корабля.
И только крик чайки
В тот кораблекрушительный час
Доносился до тонкой грани
Потонувшей души моей.
И этот крик чайки
Над желтым неведомым взморьем
Связал непричастную душу
Со странным миром земным… [6]
«Учись смирению у трав…»
Учись смирению у трав
И щедрости – у диких лилий,
Чтобы, земному всё отдав,
Без отречений, без усилий
И празднословья перейти
В эфирный пламень Параклета,
Чтоб сердце вспыхнуло в груди,
Где медленно змеилась Лета.
«Благодарю, за всё благодарю…»
Благодарю, за всё благодарю,
За страшное вещей обычных знанье,
За нищую парижскую зарю
Над хаосом полусуществованья,
За то, что вижу в древней наготе
Вседневных призраков богоявленья
И приближаюсь медленно к черте
Конечного освобожденья.
За то, что в смене отреченных дней
Порой таким восторгом сердце дышит,
Что видит только торжество огней,
Свое страдание не слышит,
Само собою пьяно, восстает
До равнодушия лазури,
Безумствует, пророчит и поет
В алмазном токе звездной бури.
«Я в плаще наступающих дней…»
Я в плаще наступающих дней.
Имя в тайне пребудет мое.
Им пронизанное бытие
Всё грозней, всё ясней.
И когда опаленным крылом
Я лазури прохладной коснусь,
Эта боль, этот стыд, эта грусть
Станут звездным огнем.
«Столько раз в порыве страсти гневной…»
Столько раз в порыве страсти гневной
Закрывал лицо
И хотел швырнуть богам подземным
Узкое кольцо.
И тогда – средь огненных созвездий
И гремящих сфер –
В самой крайней мне являлся бездне
Ясный Люцифер.
Излучала гибельная сила
Музыкальный свет,
И в крылах надломленных сквозила
Радуга планет.
Ты рукою слабою хотела
Защитить меня
И сама в бореньях ослабела
На рассвете дня.
Сердце бьется медленно, устало.
Эту скорбь надеждой не зови.
Если бы ты душу потеряла
Для моей любви!
«Пройдут недели, месяцы и годы…»
Пройдут недели, месяцы и годы,
Как тень теней,
Ты не забудешь огненной свободы
Любви моей.
Когда погаснет, заревом пылая,
Вражда племен,
Когда живым приснится призрак рая –
Филадельфийский сон,
Мы встретимся в последнем страшном круге;
У роковой черты
Протянешь мне тоскующие руки –
Иная – ты.
И я узнаю, болью озаренный,
Тебя в себе,
Твой прежний лик, любовью повторенный
Наперекор судьбе.
«Не счастья жду, но страшной полноты…»
Не счастья жду, но страшной полноты
Той радости, которой нет названья.
Неясные твои сливаются черты
В духовный облик нового страданья.
Он расцветает мукою живой
И с каждым днем, и с каждой песней
Склоняется всё ниже надо мной,
Всё вдохновенней и чудесней.
«Мне прошлых лет – пылающих! – не жаль…»
Мне прошлых лет – пылающих! – не жаль,
Отчаянья, любви, самозабвенья.
Над смертной мукой – звездное терпенье,
Над водной бездной теплится печаль.
Судьбе двурушной не покорен я
И не противлюсь. Мудрости уроки
Во мне, как сны, изменчиво глубоки.
Я сплю и вижу тени бытия.
Не проблеска, намека, – нет,
Не символа всемирного виденья,
Но полноту последнего прозренья,
Когда в себе увижу свет.
вернуться
6
Это было видение того, что случилось почти тридцать лет спустя (в 1960 году) на Рижском взморье. (Прим. сост.).