Изменить стиль страницы

«Засыпаю с болью о тебе…»

Засыпаю с болью о тебе,
Просыпаюсь с болью обо мне,
И совсем моя ты лишь во сне,
Лишь в текучем и неверном сне.
Как противиться земной судьбе?
Верно, сбудется, что суждено,
Мерно крутится веретено –
Три сестры склонились в тишине.
Или алая порвется нить,
Чтоб от тела нас освободить,
Чтобы в синем пламени светил
Нас уже никто не разлучил.

«Только боль, только сон. И к чему все страдания эти?..»

Только боль, только сон. И к чему все страдания эти?
Забываю себя, опускаюсь на самое дно
Небывалых морей, где в томительно-призрачном свете
Голубое руно.
Голубое руно золотистых волос оплетает,
И недвижно покоюсь во влажно-текучем бреду.
И, как пестрые рыбы, недели и годы мелькают,
Я себя потерял и тебя не найду.
И тебя не найду. Только будет по-прежнему сниться
Колыханье, мерцанье, пучины прохладное дно,
Только зыбких волос, где текучая прелесть таится,
Голубое руно.

«Вокруг волос твоих, янтарней меда…»

Вокруг волос твоих, янтарней меда,
Уже давно мои витают пчелы.
И сладостная, тихая дремота
Нисходит в опечаленные долы.
И золотая юная комета
Там, в небесах яснеющих, пылает.
Душа плывет в волнах эфирных света,
В твой сонный мир незримо проникает.
И мы плывем – легчайшее виденье –
Очищенные огненною мукой,
Как две души пред болью воплощенья,
Перед земною страшною разлукой.

«За это одиночество…»

За это одиночество
И эту тишину
Отдам я все пророчества,
Сердечную весну,
И полдня прелесть сонную,
И тела древний хмель,
И полночи влюбленную,
Двужалую свирель.
Томленье недостойное
Я в сердце победил
И слушаю спокойное
Течение светил.
К чему любви пророчества, –
Душа, как сны, вольна.
Такое одиночество,
Такая тишина…

«Ты знаешь все пляски…»

Ты знаешь все пляски
Сновидческих лет,
Певучие краски
Блаженных планет.
Ты знаешь все лады
Щаветной игры,
И ритмы Эллады,
И Ганга костры.
Так почему же
Разлучены
Тела и души,
Дела и сны?

К ВЕЧЕРНЕЙ ЗВЕЗДЕ

Поляны мглистая
Блестит слюда.
Вверху лучистая
Горит звезда.
Сквозь негу сонную
Смутных ветвей
Ты благосклонную
Печаль навей.
Уже склоняешься,
Тиха, бела.
Едва касаешься
Ветвей ствола.
Да, я был пламенный,
Да, я был твой,
Неотуманенный
Скорбью земной.
И что мне осталось
От огненных сфер?
Только боль и музыка
Твоя, Люцифер.
И силы забвения
В душе моей нет,
А пути искупленья –
Миллионы лет.
О, если б именем
Процвесть иным,
Радостным пламенем,
Не моим, не твоим.
Беглой зарницей
Небо обнять,
Непорочной денницей
Вспыхнуть опять!

К ДЕМОНУ

Предвечный брат, ты грустью небывалой
Мир опьянил.
Предвечный брат, ты вспыхнешь розой алой
В сердцах светил!
Прекрасен ты, как первозданный вечер,
Ущербен, светел, тих
И, как альпийский непорочный глетчер,
Превыше дел земных.
Но иногда космическою бурей
И огненной тоской
Ты нарушаешь древний сон лазури,
Ведешь неравный бой.
И вновь, мечом пронзенный серафима,
Ты падаешь во тьму.
Пройти ли мне в смертельном страхе мимо?
Нет, я приму
И боль, и стыд, и непокорный гений,
Огонь и лед
Твоих путей, дерзаний, и падений,
И роковых свобод.
И только я любовью невозможной
К тебе, мой брат,
Порву твой круг томительный и ложный,
Открою путь назад.
Напрасно ты склонился к изголовью
В моем смущенном сне, –
О, жертвенною вспыхнешь ты любовью
К себе, ко мне!
Всё, что томило, пело и мерцало,
Распяв сердца,
Тогда над миром вспыхнет розой алой
В садах Отца.