Пол Зигель приступил к работе управляющего Fontanelli Enterprises в начале марта. За несколько дней перед тем он приехал в Лондон и сделал то, что Джон пытался ему отсоветовать как неисполнимую затею: с помощью маклера и «бессовестного везенья» нашел квартиру, и даже такую, которая отвечала всем его представлениям. Она поразительно походила на его предыдущие квартиры, только из окон открывался чудесный вид не на Гудзон или Потомак, а на Темзу.

Джон распорядился отремонтировать кабинет Маккейна и перебрался в него сам, а Полу отдал свои комнаты. Мысль посадить его в кабинет Маккейна, так сказать в качестве эрзаца, была ему неприятна.

Пол ввел на управленческом этаже новый стиль и новые порядки. Отныне было покончено с уединенными скудными обедами за столом конференц-зала. Зигель обедал вместе со всеми директорами в «Казино», не смущался распорядиться, чтобы сдвинули вместе несколько столов и заводил мужчин и немногих женщин обсуждением самых животрепещущих вопросов. Джон после некоторых колебаний тоже примкнул к ним и обнаружил, насколько это освежает – иногда покидать свою уединенную командную высоту.

Но Пол Зигель был не только общителен и открыт. Он немедленно доказал, что может действовать и решительно, когда нужно. До его слуха дошло, что трое из директоров увлеченно обсуждают так полюбившуюся Маккейну идею лишних людей. Детективы, которых он к ним приставил, нашли и другие доказательства их связи с Маккейном, после чего он уволил их со словами «Лишние люди – это вы» и подал на них в суд, обвинив в измене, подстрекательстве к нанесению ущерба имуществу и промышленном шпионаже. Впоследствии он выявил и других «кротов» на разных уровнях управления и уволил всех без исключения.

Джон в общей сложности трижды пытался позвонить Урсуле. Первый раз он начал набирать номер, но на половине набора положил трубку, сказав себе, что она сама объявилась бы, если бы что-то питала к нему. Несколько дней спустя он пересилил себя и набрал номер до конца, но услышал автоответчик и снова положил трубку, не оставив сообщения: то, чего он хотел, не улаживается при помощи автоответчика. И когда несколько дней спустя сделал еще одну попытку дозвониться, аппарат не отвечал, лишь тянулись длинные, бесконечные и тщетные гудки.

В один из этих дней секретарша принесла ему письмо, заметно выделявшееся на фоне прочей почты.

– Мы сперва решили, что это одно из тех писем, которые вам иногда пишут дети, – сказала она, – но оказалось, что это деловое письмо.

– Деловое? – удивился Джон, беря конверт в руки. Как все письма, оно было, естественно, просвечено и вскрыто. Конверт был оклеен яркими марками и подписан неумелым почерком, но корректно: Мистеру Джону С. Фонтанелли. С марками Республики Филиппин. Отправителем значился некий Мануэль Мельгар.

– Кто такой Мануэль Мельгар? – пробормотал Джон и тут же все вспомнил. Остров Панглаван. Мальчишка. Который выпросил у него триста долларов.

В конверте было письмо, в котором Мануэль описывал свои успехи и поражения – он купил и переоборудовал трицикл, через два месяца поссорился с мистером Балабаганом и уже нашел другого скупщика рыбы, дела идут, причем самым выгодным неожиданно оказалась продажа сластей детям. Он приложил фотографию: трицикл, весь увешанный и оклеенный рекламными стикерами, за рулем – светящийся от гордости молодой филиппинец. Вторым приложением был листок в клеточку с тщательно расписанным планом погашения долга. Мануэль сам установил срок кредита – пятнадцать лет – и процентную ставку – 6 процентов. По его расчетам, ежемесячная выплата выходила 2 доллара и 53 цента. За первые полгода он приложил чек на 15 долларов и 18 центов.

– Да, черт возьми, – пробормотал Джон. – Невозможно избавиться от денег.

Пол, казалось, не мог понять причину волнения Джона. Он пробежал письмо глазами, спокойно изучил план погашения, указал на одну из цифр и сказал, берясь за калькулятор:

– Думаю, здесь он ошибся в подсчетах.

– Дело вообще не в этом, – вскипел Джон.

– А в чем же? Ты дал ему в долг, он выплачивает. Естественнейшее в мире дело.

– С процентами! – Джон вскочил. – Проклятье, я дал ему денег, чтобы у него был шанс… а теперь еще и зарабатываю на этом! Когда это кончится? Я даю людям деньги, они мне возвращают больше. Должно же это где-то оборваться! Иначе в один прекрасный день все деньги соберутся у меня, и что тогда? Тогда мне будет принадлежать весь мир, так? Но это же не имеет смысла.

Пол откинулся на спинку и задумчиво смотрел на него.

– Я не думаю, что это зайдет так далеко. Что тебе будет принадлежать весь мир.

– Пол, ко мне притекает больше денег, чем я раздаю. Чем же это еще может кончиться, как не тем, что они однажды все соберутся у меня?

– До сих пор все крупные состояния в какой-то момент снова исчезали.

– До сих пор.

– Если бы все было так просто, как ты только что вывел, весь мир давно бы уже принадлежал семье Рокфеллеров, если не потомку Фуггера.

Джон даже вскрикнул:

– А я, по-твоему, кто? Я и есть потомок Якоба Фуггера!

– Так говорит некая Урсула Фален. Но что касается меня, то ты, в первую очередь, потомок Франческо Фонтанелли.

– О, да. – Джон опустился в кресло, прижал ко рту сложенные ладони и уставился в потолок. Некоторое время длилось молчание, пунктиром прочеркнутое щелканьем шариковой ручки, которой играл Пол. – А как же с прорицанием?

– А что с ним? – Судя по голосу, Пол был сейчас далеко отсюда.

– Но ведь наследник – я? Да. Я истинный наследник? Нет. Я не могу вернуть человечеству потерянное будущее. Я понятия не имею, как это сделать. Я даже не знаю, о чем идет речь. – Он начал двигать сложенные ладони из стороны в сторону. – Лоренцо бы знал. Если был бы истинным наследником. Но Маккейн его уничтожил.

– Джон? – позвал его Пол.

– Ну?

– Я не знаю, должен ли я почитать божественное провидение, которое допускает вмешательство таких, как Маккейн.

Джон удивленно поднял голову. Пол сидел за своим письменным столом, вертел в руках шариковую ручку и казался слегка раздраженным.

– Что?

– Все это просто bullshit, – сказал Пол. – Чушь собачья. Какая разница, чей ты потомок и что там кому-то когда-то привиделось или примерещилось. Считается лишь то, что есть на сегодняшний день. Ты получил себе на шею это состояние и этот концерн и должен теперь с ним управляться. Ну что другое могло бы прийти в голову твоему кузену? Ему же было шестнадцать лет! Что можно знать о жизни в таком возрасте?

– Что можно знать о жизни в таком возрасте? – Джон поднялся на ноги. – Я тебе сейчас покажу, что Лоренцо знал о жизни в этом возрасте. – Он бросился в свой кабинет напротив, порылся в своих ящиках, нашел обе части статьи для школьной газеты и их перевод и вернулся к Полу. – Вот. Прочти это.

Пол стал читать. Он читал, вначале усмехаясь, потом нахмурившись, а дочитав, хмыкнул.

– Ну? – выжидательно спросил Джон. – Гениально, нет?

– Не знаю. Немного похоже на те памфлеты, которые хотят доказать, что Эйнштейн был неправ или что теория эволюции ошибочна. Такую статью уместнее всего сунуть на Таймс-сквер в руку какому-нибудь сумасшедшему со свалявшейся бородой и безумным взглядом. – Он отложил листки в сторону, как будто они были заражены блохами.

– Почему? – приступил к нему Джон. – Скажи, что тут не так? Я это не раз перечитывал. Новая денежная эмиссия функционирует именно так. Через Центральный банк или через коммерческие банки. Лоренцо этого не объясняет, но я вижу перед собой пример моего собственного банка: кто-то кладет деньги, я отдаю их в долг другому, кто тоже размещает их у меня, так что я снова могу отдать их кому-то взаймы, и так далее. Так возникает все больше активов, вкладов, и они считаются деньгами. Ведь это так, нет?

– Да, – невольно кивнул Пол.

– Но то, что он говорит, не написано в книгах, которые я читал. При том, что это лежит на поверхности. Ведь вместе с активами должны возникать и долги. Всегда, неизбежно. Причем из-за процентов больше долгов, чем активов. Вся система необратима. Она тащит за собой, и чем больше напрягаешься, чтобы выплыть, тем глубже она затягивает в погибель. Эффект снежного кома.