Изменить стиль страницы

Остается сказать, что память о Введенском умерла бы вместе с его немногими уцелевшими друзьями, если бы Я. С. Друскин, будучи уже в состоянии дистрофии, не отправился через весь блокадный город на квартиру Хармса, чтобы спасти его бумаги. Здесь он встретился с женой Хармса М. В. Малич, которая жила в другом месте — в дом попала бомба, стекла были выбиты, да и оставаться в квартире после ареста мужа было небезопасно. М, В. Малич дала Я. С. Друскину чемодан, в котором он унес рукописи и с которым не расставался даже в эвакуации. Благодаря этому оказались спасены бумаги по только Хармса, но и Введенского, имевшиеся в архиве Хармса. В течение 15 лет Я. С. Друскин, все еще надеясь на возвращение своих друзей, не прикасался к архиву, и только в 50-х годах, когда никаких надежд уже не оставалось, начал его разбирать. Спустя еще десятилетие мы присоединились к нему в этой работе.

Нам осталось выразить нашу глубокую признательность всем, кто так или иначе помог нам осуществить это издание. Бесконечна наша благодарность Я. С. Друскину, который счел возможным и 1963 г., когда Введенский был почти никому не известен, познакомить нас с его наследием и вскоре после того вверить нам заботу о его издании. Мы благодарим семью поэта — его покойную вдову Г. К. Викторову и сына, П. Л. Введенского, предоставивших сохранившиеся бумаги и фотографии, и Т. Л. Липавскую, завещавшую нам свой архив, а при жизни познакомившую со своими интерпретациями. И. И. Харджиеву мы признательны за его постоянную помощь; покойные ныне Т. П. Глебова, В. В. Стерлигов, Л. Я. Гинзбург, Е. В. Сафонова, Б. К. Черный, Л. Г. Шпет, Вс. Н. Петров предоставили нам имевшиеся у них документы. Все они, а также Л. К. Чуковская, И. В. Бахтерев, Г. Н. Кацман, И. Л. Андроников, О, Н. Арбенина-Гильдебрандт, Г. С. Гор, В. А. Каверин, А. Чернявский, И. А. Рахтанов и А. В. Разумовский делились с нами воспоминаниями.

В разное время весьма полезные предложения и указания дали нам Ю. М. Лотман и 3. Г. Минц, А. Г, Левинтон, В. И. Ракитин, В. Н. Сажин, Л. Н. Чертков и И. И. Ревзин. Со своими неопубликованными работами нас познакомили Б. Ванталов, П. Неслухов и Б. Ю. Улановская. Наша совершенно особая благодарность Вл. Эрлю, чье одно лишь бесконечное терпение позволило довести это издание до конца.

Михаил Мейлах

Произведения 1926-1937

Начало поэмы*

верьте верьте
ватошной смерти
верьте папским парусам
дни и ночи
холод пастбищ
голос шашек
птичий срам
ходит в гости тьма коленей
летний штык тягучий ад
гром гляди каспийский пашет
хоры резвые
посмешищ
небо грозное кидает
взоры птичьи на Кронштадт
гордой дудкой мчатся волны
мел играет мёртвой стенкой
в даль кидает как водичку
спит пунцовая соломка
на спине сверкает «три»
полк английский ерусланский
шепчет важное ура
торг ведёт монах с василием
где часовня жабой русою
улыбается густой каймой
на штыки на третье рождество —
дым и пень котёл и паучок
скоро сядет на холму воробышек
голубой как утка пиротехничек
ты сова копилка птица глупая
тень диван татары лунь павлин
уж летят степные галки
уж горячей пеной по небу
в шесть мечей сверкают башни
и блестят латинским маслом
волосами щит лазурный
вмиг покрылся как гусёныш
кипите кости в жиже бурной
варенье чёрное в стаканах
уста тяжёлого медведя
горели свечкою в берлоге
они открылись и сказали
«на гуслях смерть играет в рясе
она пропахшему подружка»
чу сухорукие костры
(свиная тихая колхида)
горели мясом. Рысь женилась

<1926>

Минин и Пожарский*

Петров в штатском платье

Пирожник. Придушим их.

Веечка (мужской человек. Лениво-лениво). Как же нам и не плакать, когда мы они взойдут на ступеньку, посидят-поседеют, они взойдут на другую ступеньку, ещё посидят — ещё поседеют. Все кудри повылезут — черепа блестеть станут. Кто же они — а все те, кто носит штаны.

ужели женщины штанов не носят?
штаны у женщин также есть
и им такая ж будет честь
присели и отошли без шинелей

Пи-Пирожник. Где же шляпа?

Голубенчиков.

где вы тучные ребята
пушки воздух теребят
одевайтеся спешите
ветер на шинели спит
свет хвостами шевеля
уж объелся щавеля
и рассвета керосин
в зябкий облак приносил
спят поля. Сон ручью
спят еноты чересчур

Князь Меньшиков. Пойду пройдусь мне моя колыбельная песня не нужна. На ветках пристани я вижу точно бы как бы так. Хорошо — поди сюда властитель.

Князь Меньшиков подходит.

Князь Меньшиков. (к нему). Вот хотел бы я спросить зачем здесь родственник.

Князь Меньшиков. (к нему). Хотел бы я знать: кто здесь родственник, уж не я ли. Ох, какой я знатный.

Князь Меньшиков. (к нему). Уже ли я не знатный!

Князь Меньшиков. И знали впредь.

Входит Ненцов светает и я с сигарой.

Монашки. Как чуден Днепр при тихой погоде, так ты Ненцов здесь зачем.

Ненцов. Уж не я ли зачем?

Монашки молчат и ушли.

Греков

итак я был убит
судьба моя старалась улететь
и многие прохожие летали
усы их словно ласточки сверкали
прохожие уж щурили глаза
и говорили: пробка Казимир и ветошь
была одна там туча как зола
а все другие были словно шведы
и догорает деревянный зал
кончается как немка перочинный лес
тут он и встал и вместе сел

Князь Меньшиков. Да город путевой и будто бледный.

Пирожник. Давай рыбку ловить. Вот вижу я фонарщик бежит и вопит, а за ним ангел летит и шуршит.

и на глазах урок прочёл
кто барабаном сел на мель
вариться в пушечном жары
лягушки в воду звать того
и кто ж ответить не готов
я Минин говорю им вон