* * *
Да, вечно, вечно над туманом
Носить стареющие раны…
И одинок на доски палуб
Он обронил попытки жалоб.
1922
Великий Океан. Кагошима
Брошенные камни
(Из Одиссеи)
Сколько груза для пращи,
Чтоб повергнуть Голиафа?…
Меркнут алые плащи
Закрывая тайну праха.
Можешь бросить малый тот;
Кто же, кто взмахнет скалою,
Незабудкою высот,
Заиграв над головою?
Вспомнил: здесь бежал Улисс…
Многовесельного нефа
Тень скользнула брега близ,
Голосов морское эхо.
На прибрежной выси лоб,
Нагружен большой скалою,
Разъярившийся Циклоп
Скачет башнею живою.
Солнца миг лучей лишив,
Всколыхнул глубоко море,
На валах белизны грив
Взбил бунтующем раздоре.
Был слепец он, не циклоп
И не зрел живой мишени,
Оттого Улисса в гроб
Не загнал полет камений.
* * *
Ночью дымной полутьме
Полифемовой пещеры
Око выколол горе
Ярой лихостью пантеры.
Вот раздался дикий рев,
Глаз шипит под головешкой
И разбойник озверев
Ищет тщетно человечишка.
И быть может пожалел
О циклопчестве впервые
Степгигант, кляня удел,
Не нашел бараньей вые.
Мал, но смелого врага,
Повелителя Итаки.
Утром, чтя скота рога
Вечноставленником мрака.
«Прах»
Ты нес кармане труп блохи —
Малютки времени секунды
Мой вопль достигнет и глухих
Туземцев флегматичной тундры
Часы твои остановясь —
Тебя причислить к мертвецам…
Ведь здесь таинственная связь,
Что не понять и мудрецам:
Пусть океане дохлый кит,
Давно остывшая планета.
Воображенью кто велит
Молчать бесчувственно на это??
Разные калибры
Противоречья слишком часты,
Везде кудрявые контрасты —
Великий ум и рядом идиот,
Что комаром болотным день поет.
Огромнотруб архангелов полет,
И тут же труп — клопа помет.
У топота столичных бюскюлад
Мокрицы исподлобья взгляд.
Ты мерил талию беременной блохи?
Ей надобен пюпитр, чтоб поразить весь мир.
О, грохоты заиндевевших лир,
О, девушка — вампир!!!
Из раздела «Сибирские стихи»*
Утилитаристам
(Чужаку)
Телесное мы чтили наказанье,
Был у дворян конюшни бравокульт
Архангельске, Тифлисе и Рязани
Незыблем был своеобразный пульт.
Пороть под счет! О порки четко-ритмы
Распоясав националь-кумач
Власы девиц, лилейные молитвы
Звезду очей, извивно стон и плач.
Так и теперь — не стих им дай, а розгу
Для воли, для ума, для чувства наконец
Дай злобы и жестокости венец!
Пускай во всем не будет много дня
Иль радости, иль смеха, иль огня —
Лишь кислота б лилась и ела кость до мозга!
1919/20
Владивосток
Подвал Золотого Рога
Гротеск II
Сонет («Стеной высокой горы встали…»)
Стеной высокой горы встали
С вершин в простор синели дали
И сосен старых вещий шум
Будил полет орлиный дум
Но глубине резвился ключ
Своим терпением могуч
И он подмыл звеня гранит
Что ныне в воздухе висит
В горе теперь глубокий ход
Для еле движущихся вод
И старый ствол, подгнив, упал…
Но молодых деревьев хор
В провал рассыпал свой дозор.
«Твердый камень на пути…»
Твердый камень на пути —
Преткновенье для ноги.
Можешь камень обойти
Прыгнуть трудно для других.
Твердый камень для ручья —
То же самое смотри:
Обошел его звуча,
Иль поверх падут струи.
Многострунный водопад
Белопена, блеск и шум
Всяк ручей препонам рад,
Чтит душа воды прыжок,
Раздробленную игру,
Механический порог.
1924
«Говорят: оранжерея…»
Говорят: оранжерея,
Где живет оранж жирея..
Приказ («Сегодня скверная погода…»)
Сегодня скверная погода…
Слеза — не дождь… из глаз урода;
И, даже, яркие цветы
Под кляксой грязи — не чисты.
Ведь им раскрыться на кладбище,
Где у гробов прогнило днище
И даже гениальный нерв
Сглодал могил бесстрастный червь.
Сегодня — скверная погода
Уйти б скорей под черносводы!..
Давай мертвецкой архалук,
Скорейшая из всех прислуг.
И, где луны остродвурогой
Грядут разбрызгать перламутр
Изгибах Золотого Рога
Волнокеанских толпы судр,
Не устьем, а зимы истоком
Затерт полярно ненароком
Южанин карт — Владивосток…
Бери скорей тепло в кавычки!
Сибмразснегозимы привычки
Позорят твой юго-восток!..