Рэмси, как будто прочитав ее мысли, сказал. — Держитесь — сейчас будет кое-что намного более странное. — Увидев того, кого Соренсен выгрузил из фургона, Ольге пришлось признаться, что Рэмси не соврал.

Они говорили час, по дороге за деревьями неслись машины, но сейчас Ольга помнила очень мало из того разговора. Сморщенный человек, назвавшийся Селларсом, говорил так спокойно и тихо, что вначале Ольга даже немного обиделась, решив, что ее жалеют и считают чуть ли не сумасшедшей. Но через некоторая время она сообразила, что он всегда так говорит — этот болезненно худой человек с изрытой бороздами кожей не может достаточно глубоко вздохнуть и заговорить громко, даже если бы захотел. И когда она услышала то, что он ей сказал, в ней зажглась искра радости и облегчения. До этого она даже не подозревала, насколько была одинока.

— Я все еще не понимаю, почему у вас есть опыт в таких делах, миссис Пирофски, — сказал он ей, — но как бы вы его не приобрели, вы знаете, что делаете. Если бы у меня был день, я бы рассказал вам обо всех странностях, которые обнаружил, изучая все эти дела. Какой бы не был источник ваших голосов, не может быть простым совпадением, что вас притащили к башне Жонглера. Мы хотим объединить наши силы — это даст вам возможность быстро получать ответы, а ответы нужны нам для того, чтобы положить конец этому ужасному преступному заговору.

Сам заговор, как она поняла его из слов Селларса, напугал ее до смерти. И хотя майор оказался военным специалистом, экспертом в вопросах безопасности, она так и не смогла понять его место в крошечном движении сопротивления — и уж совершенно невероятным казалось то, что в каком-то мотеле его ждали жена и ребенок. Кроме того она не слишком понимала, насколько во все это дело был вовлечен Рэмси, знал ли он что-нибудь о заговоре, когда расспрашивал ее в первый раз, но уже то, что она получила на свои вопросы ответы, а не снисходительные взгляды, заставил ее отбросить остатки смущения.

Соренсен грубовато, но очень тщательно, напомнив ей давно умершего отца, просмотрел ее крошечный рюкзак, который она собиралась взять на остров, и добавил ее одну маленькую вещь — серебряное колечко с одним чистым камнем. Искристый камень, объяснил он, совсем на гемма, но линза с передатчиком, спрятанным внутри. Кольцо с камерой.

— С ним мы будем видеть все, что вы сидите, миссис Пирофски, — сказал ей Селларс. Оказавшись в дружеской компании после недель самокопания, добровольной ссылки и одиночества, которое стало еще более жестоким после того, как голоса покинула ее, Ольга с удовольствием осталась бы подольше с Рэмси и другими, но Селларс сказал, что у них совсем нет времени. После того, как он очень мягко подтолкнул ее к вторжению на остров, пообещав, что использует все свои таланты и сделает ее появление как можно более легитимным, ей больше не захотелось спорить.

И он действительно сделал то, что обещал.

Оказавшись на передней палубе вместе с остальными, обдуваемая горячим влажным ветром, Ольга больше не могла сопротивляться искушению и посмотрела на черную башню. Издали она выглядела как средневековый собор, высокий шпиль поднимался над более привычным для взгляда современного человека зданием, но на фоне закатного неба башня скорее походила на черную гору ее снов, странный монолит из черного камня, изогнутые части фасада, изрытые бороздами как лицо Селларса, как будто скорчились от боли — вполне современный стиль.

Выглядит так, как будто давно ждала меня — всю мою жизнь. Но как такое возможно, если я услышала голоса всего несколько недель назад? Тем не менее ей никак не удавалось отделаться от чувства, что она на пороге открытия, к которому так долго шла.

Это то, о чем я думала раньше — внезапно понять суть какой-нибудь религии. Ты знаешь вещи, ты уверена в них — и не имеет знает значения, что или почему говорят другие.

Но большинство религий обещало спасение. От этой черной башни такого ждать не приходилось.

Они причалили в еще одном огромном складе, настолько близком к башне, что пол неба за ним казалось черным. Вблизи башня не казалась такой уж ошеломляюще высокой — хотя наверняка не меньше тысячи футов в высоту — но ее размеры и тяжесть просто подавляли. Она видела ее издали, видела через туманы над заливом, и все равно оказалась не готова к ее сбивающему с толку присутствию.

Это крепость, а не офис, поняла она. Ее создал тот, кто воевал, или собирался воевать. Хотя, может быть, и не против армий.

Она не могла не вспомнить лекции об архитектуре, которые много раз слышала от отца, пока их цирк кружил по всей Европе — он всегда рассказывал о зданиях, оставшихся от фашизма или коммунизма, хвастливого капитализма или бесстыдного империализма. Все они буквально кричали о своей важности, и, несмотря на все свои различия, было в них что-то общее, публичное — то, чего у башни Джи Корпорэйшн не было и в помине. Единственное, что пришло ей на ум, — крепость эпохи Ренессанса в Италии, хотя и намного меньшая, располагавшаяся на острове в центре города и предназначенная для обороны, а не для красоты.

Я никогда не видела офисного здания в миллиарды долларов, которое бы так ясно говорило "Убирайся отсюда", подумала она. И я не обращаю внимание на предупреждение — посвистывая прохожу мимо вывески "Оставь надежду всяк сюда входящий". Что ты делаешь, Ольга?

Но она уже знала ответ.

Эстер нашла ее молча стоящей в уголке и пытающейся собрать мужество, чтобы вслед за галдящими рабочими войти в огромный внешний переход, по которому можно было попасть ко входу в лифты и коридоры небоскреба. — Давай, дорогуша, — сказала она, касаясь руки Ольги и заставив ее подпрыгнуть от неожиданности, — они начали отсчет времени, когда твой значок прошел через дверь. Через десять минут эту станцию закроют и ты потеряешь зарплату за полчаса.

Ольга промямлила извинение и пошла вслед за Эстер. Огромное черное здание, его полированные стены, блестевшие в лучах заходящего солнца, вызывали у ней невероятное отвращение.

— О, но почему у тебя этот рюкзак?

Ольга попыталась сделать вид, что удивилась. — А что в этом такого?

— Предполагается, что ничего нельзя вносить внутрь, — сказала Эстер. — Я думаю, они бояться, что мы украдем или что-то еще в этом роде. — На ее лице появилось недовольное выражение. — И они очень настаивают на этом. О, дорогуша, ты должна была спросить меня. Я бы подсказала тебе оставить его в твоем шкафчике на эспланаде.

— Я не знала. Там только немного еды и лекарств.

— У них есть ящик, и, когда ты входишь на корабль, они просвечивают тебя какими-то икс-лучами или чем-то еще. — Эстер нахмурилась. Ну, нам придется найти место, где можно оставить его. Ты же не хочешь неприятностей в первый же день работы.

Ольга покачала головой. Нет, она конечно не собиралась попадать в неприятности в первый день, но она не собиралась и расставаться с рюкзаком. При быстром осмотре все вещи выглядели совершенно безобидными, но если они посмотрят более тщательно, то ей обеспечено намного более пристальное внимание, чем любому среднему уборщику.

Сунув рюкзак в одно из тех местечек, куда уборщики складывали плащи и другие предметы, не нужные во время уборки, Ольга начала свой первый (и, как она горячо надеялась, последний) день как уборщица в Джи Корпорэйшн. Эстер, Ольга и еще шесть других женщин должны были под надзором местных наблюдателей убирать офисы на Уровне Б, двумя этажами ниже улицы. Ольга слегка волновалась, думая о том, что они работают в большой трубе под поверхностью озера, но вскоре забыла об этом. Более того, у нее не было ни малейшей возможности осмотреться или заняться намного более опасными делами, которые она планировала — огромный объем работы просто подавлял. Аккуратно переступая через колпакообразных роботов-пылесосов, они шли из помещения в помещение, опорожняя мусорные корзины, подметая полы и чистя места общего пользования. Особого внимания требовали туалеты — их требовалось отмыть дочиста. Как самой новенькой в смене, она получала самые неприятные задания, ей приходилась чистить щеткой унитазы и писсуары, и еще заливать их ферментативным раствором, цветочный аромат которого не мог полностью скрыть слабый запах химии. Эстер предупредила Ольгу, что нельзя ни коем случае проливать. Казалось, что это просто экономия, но, случайно капнув на руку, Ольга почувствовала, как кожа загорелась.