Смотрит на воду дом его отчий.
Крыша падает прямо на дно.
И Союз теперь у нас общий,
И державное знамя одно.
Пей, татарин! Помянем Китеж!
Пробки хлопают, как из ружья.
Люди! Тихо, спокойно спите,
Если мы с Абдуллой друзья!
Авдотья-рязаночка
(Поэма-былина)
Шел Батый Рязань-город жечь,
Полонить вольных русичей.
Как возгОворил он середи поля:
— Эй вы, ордынщики степные,
Конники удалые, помощники лихие,
Остры ли у вас кинжалы?
Полны ли у вас колчаны?
Наточены ль стрелы певучие,
Натянуты ль тетивы тягучие? —
Отвечала орда в один голос:
— Стрелы у нас не в бровь, а в глаз,
Тугие тетивы натянуты,
Вороные кони накормлены,
Прикажи, хан, во поход идти! —
От гика, от крика, от топанья
Закурилася дикая степь.
Не тучи над Рязанью затучились,
Не громы над рекой распрогромились,
Не с неба вода — из степей орда
Рязань идет резать, людей идет грабить.
Вот уж в крайней слободе пал палят,
Вот уж в средней слободе дёл делят,
Косарям, пахарям, вольным русским людям
Руки вяжут.
Застонали голуби под карнизами,
Заревели коровы под навесами,
Закудахтали куры под насестами,
Кони ржут под седлами подлыми, русичей топчут.
Не хватило силушки крестьянской
Выстоять против силы басурманской.
Горит Рязань, разгорается,
Сердце кровью обливается.
Муж Авдотьи-рязаночки в плен попал,
Брат Авдотьи-рязаночки пенькой связан,
Сынуленьку-живуленьку и того ведут,
Дитя неразумного и того куют.
Возговорил тогда Авдотьин муж:
— Нехристи-басурмане, мы — христиане,
Прежде чем смерть принять,
Дозвольте мне жену повидать.—
Рассмеялся на это ордынщик злой:
— Будет тебе жена глухая стена,
Будет тебе ласка земляная тачка! —
Возговорил тогда Авдотьин брат:
— Нехристи-басурмане, мы — христиане,
Прежде чем смерть принять,
Дозвольте мне сестру повидать.—
Рассмеялся на это ордынщик злой:
— Будет тебе сестра секира остра,
Рогожная постелька, надежная петелька! —
Восплакался тогда Авдотьин сын:
— Пустите меня до маменьки,
Пустите меня до родненькой,
Словечко сказать, назад прибежать! —
Рассмеялся на это ордынщик злой:
— Молодой, да плут, вся и сказка тут!
Будет тебе мама земляная яма,
Уложит тебя эта мать на земляную кровать! —
Не с закату солнце потусмянилось,
Не от ночи приблек лазорев цвет,
Потусмянилось солнце с горя горького
От беды поблек лазорев цвет.
Зори над Рязанью зарумянились,
Облака над зорями закудрявились,
Солнце встает, Рязани не узнает!
Ни златоверхих теремов,
Ни зазывных колоколов,
Ни крылец резных, ни ворот расписных,
Ни красных девушек, ни добрых молодцев,
Ни мужей удалых, ни коней вороных!
Пепел по ветру развевается,
Полынь слезой заливается:
— Охти, мое горюшко, охти, мое горькое,
Басурман меня конем стоптал,
До корней злодей кистенем пронял! —
А где же Авдотья? А где же рязаночка?
Авдотья-рязаночка на Оке-реке
Сено косит, у солнышка ведра просит.
В заливных лугах ветер-вольница,
Прямо под ноги трава клонится.
Во лузях трава шелковая,
Во людях совесть чистая,
У Авдотьюшки душа ясная.
Она мах махнет — трава падает,
Она шаг шагнет — коса поет:
— Я траву кошу для лошадушек,
Я стога мечу для коровушек,
Я сенцо сушу возле речушки
Для вас, мои овечушки.—
Красное солнце на подым пошло,
Росу с травы поубавило.
Разморил Авдотьюшку полуденный зной,
Искупайся иди, Авдотьюшка!
Холодна водица, хороша молодица,
Станом в березку, очами в темную ночку,
Русая коса — всему свету краса!
Разделась Авдотьюшка до самого стыда,
Ступила ногою до самого дна,
Плывет лебедушка, плещется,
Журчит вода по оплечьицам.
Студено, бодро Авдотьюшка себя чувствует,
Дал ей бог силу русскую.
Но, как ни кинь, как ни смерь,
Потехе — час, работе — день.
Плавала Авдотьюшка по воде,
Плывет Авдотьюшка по траве,
По травке-муравке, по травушке,
Ей не стать-занимать силы-славушки.
Изумруд к ногам расстилается,
На лугу стогов прибавляется.
Будет чем лошадушек потчевати,
Будет чем коровушек кармливати,
Будет овечушкам луговая гречушка.
Красное солнце на покат пошло,
Частые звездочки на часы встали,
Ясен сокол, светлый месяц по реке плывет,
Как батюшка родимый, Авдотью жалеет:
— Сосни, Авдотьюшка, крепким сном,
Отдохни, Авдотьюшка, от трудов праведных. —
Зарыла Авдотьюшка личико румяное
В луговое сено духмяное.
Лежит на стогу Авдотья, и так ей вольготно
Вмиг Авдотьюшку сон сморил,
Как силач какой наповал свалил.
Только бы Авдотье и спать-почивать,
Только бы Авдотьюшке и сил набирать,
Во сне-то Авдотьюшка всхлипнула,
Навскрик Авдотьюшка вскрикнула:
— Мало я спала, много видела,
Уж я видела черта-идола!
Борода — помело, рожу набок повело,
Он лез ко мне, словно муж к жене,
А я его, черта, навильником,
А я его, дьявола, чересседельником,
Не лезь, лиходей,
Не позорь честных людей!
Не иначе как дома беда сделалась,
Пойду-ка я поскорешенько,
Пока ночь-полуночь темнешенька.—
Шла она, шла, к рассвету пришла.
Пришла к рассвету, а Рязани-то и нету!
Подошла Авдотьюшка к своему двору,
А заместо двора стылая зола.
Прислонилась Авдотьюшка к яблоне,
Потянулись к ней ветви зяблые.
— Где твои, яблоня, яблоки?
— Яблоки мои орда сорвала.
— Где мои, яблоня, чада милые?
— Чада твои милые орда угнала.
— Где мои, яблоня, овечушки,
Где мои, яблоня, коровушки?
— Овечушки в басурманских котлах,
Коровушки на басурманских столах,
Порезаны, порушены,
Погаными иродами покушаны.
— Где мои, яблоня, лошадушки?
— Твои лошадушки в орду идут,
Своих людей в плен ведут.—
Пала Авдотьюшка белыми грудьми,
Залилась Авдотьюшка горькими слезьми:
— Была я хозяюшка своего двора,
Осталась, горемычная, кругом сирота.
Жалел меня, Авдотьюшку, муж-муженек,
Теперь пожалеет горелый пенек,
Жалел меня братец, сестрицей звал,
Теперь моего брата и след пропал,
Жалел меня, Авдотьюшку, единственный сын,
Теперь пожалеет горелый тын! —
Плачет Авдотьюшка, убивается,
Заря меж тем вечерняя занимается,
Звездочки на небе зажигаются,
Месяца светлого дожидаются.
А вот он и месяц, а вот он и светлый.
Лучами на Авдотьюшку светит.
Словами Авдотьюшку греет:
— Ты уж, Авдотьюшка, не убивайся,
Горю лютому не поддавайся!
Муж твой верный вживе,
Братец твой кровный в силе,
А милый сыночек, пшеничный снопочек,
Не взят огнем, не плачь о нем.
За горами, за долами,
За татарскими табунами
Во степи широкой,
Под стражей стоокой,
Под копьем мурзавецким,
В полону половецком
Чада твои страдают,
Каждый час тебя поминают.
— Государь ты мой месяц,
Государь ты мой светлый,
Окажи ты мне милость,
Сослужи ты мне службу,
Сотки ты мне, месяц,
Три белых рубахи,
Три белых, три тонких, три полотняных,
Мужа нарядить, в чужой земле схоронить,
Брата снарядить, рядом с мужем положить,
Сынуленьку-живуленьку в бел полотно одеть,
В ясные очи поглядеть,
Да и самой умереть.—
Возговорил месяц, возговорил светлый:
— Не буду я спать, всю ночь буду ткать,
Утром придешь, что просила — найдешь!
Нет у тебя избы, поспи у вербы!
— Спасибо тебе, месяц, спасибо тебе, светлый,
Буду за тебя молиться,
Добротою твоей всем хвалиться.—
Легла Авдотьюшка под вербой,
Устроилась под вечерней звездой.
Сердцу Авдотьину неутешно,
Телу белому неулежно,
Голове печальной неусыпно.
Говорит Авдотьюшке месяц,
Говорит Авдотьюшке светлый:
— Не можешь уснуть — трогайся в путь!
Вот тебе три рубахи,
Вот тебе три полотняных,
Но помни, молода, что ты хороша,
Молодушка при народе
Что горох при дороге,
Кто не едет, кто нейдет —
Обязательно щипнет.
Оденься, Авдотьюшка, в рубище,
Спрячься, болезная, в веретьище.
Вот тебе мой совет, другого у меня нет.—
Была Авдотьюшка молодушка,
Стала старая старушка,
Идет, на клюку упирается,
Сама себе удивляется.
Путь ее долгий, путь ее трудный.
Купала Авдотьюшку мать,
Не знала, что так ей страдать.
Встал перед Авдотыошкой не отеп родной,
Встал перед Авдотыошкой темный лес стеной.
Лапищи колючие выставил,
Волки-то по лесу рыскают.
Малый-то волчонок есть просит:
— Мне бы, папаня, человечины! —
Поднял старый волк щеть поперек:
— Человечина не волчий корм.
Обойдешься, сынок, и зайчатиной! —
Услышала Авдотья эти слова,
Идет по лесу ни жива и ни мертва,
Хворост под ней ломается,
Трава за ноги цепляется.
Так кругом дико, так кругом глухо,
Под музыку комариную
Кучи спят муравьиные.