Арина Родионовна. Уж лучше бы он помер, бог бы его прибрал.

Александр. Тогда и я умру, — я люблю его…

Арина Родионовна. А чего ему жить? Без воли, как без души, — кто уж лишил его воли, тот и жизнь его взял…

На пороге появляется ямщик. На дворе позванивают дорожные колокольцы, теперь их два — слышно два разных звука, запряжены две лошади.

Ямщик. Лошади готовы… Прощайтесь, батюшка!

Ямщик уходит. Во дворе через крыльцо видно, как ходит туда и сюда Даша, укладывая вещи в возок. Туда же выходят Ольга Сергеевна, Екатерина Андреевна, Василий Львович. Арина Родионовна садится на лавку, рядом с нею садится и Пушкин; тут же сидит и Маша. Все они сидят в молчании перед разлукой. Со двора слышен голос Василия Львовича, видна и его фигура.

Василий Львович. Лицей не виноват, сударыни мои, Лицей не виноват. В Лицее злу не учат! И позвольте сказать, он там все равно ничему не учился…

Голос Ольги Сергеевны. Неправда, дядюшка, неправда…

Василий Львович. А все к лучшему: теперь ему вся Россия — Лицей.

Голос Екатерины Андреевны. Да где же он есть?

Звон колокольчиков на лошадях.

Голос ямщика. На месте! Стой на месте, зверь! Опухли с кормов-то!

Во дворе появляются Кюхельбекер, Пущин и Дельвиг.

Александр (вставая с лавки). Прощай, матушка… Не горюй по мне!

Арина Родионовна. Прощай, сыночек мой… Да сыт ли ты? А одет-то ладно? Постой, огляжу-ко я тебя… На тебе денежку в дорогу.

Достает денежку из ларца на полке и подает Александру.

Александр. (пряча денежку). Спасибо, мать, — себе бы берегла… (К Маше). Расти, Машенька, сестренка моя… (Целует ее в лоб).

Затем Александр обнимает Арину Родионовну; дрожащими руками няня крестит спину Александра. Александр быстро уходит во двор. Согбенная Арина Родионовна глядит ему вслед. Маша неподвижно стоит, как оставил ее Александр, поцеловав в лоб. Со двора слышен шум и голоса людей, позванивают колокольчики. Но вот уже колокольчики ударились в такт, забились и зазвонили на удалении. Пушкин уехал.

Колокольчики бьются все далее и далее, но звон их не умолкает вовсе, а лишь делается все более мелодичным, как бы волнообразным, и словно превращается в музыку, заполнившую все русское пространство, куда уехал Пушкин. Арина Родионовна надевает на голову платок.

Маша. Ты куда уходишь? И я с тобой!

Арина Родионовна. К царю!

Маша. У нас нет царя!

Арина Родионовна. А ты знаешь?.. К богу тогда пойду!

Маша. А где бог?

Арина Родионовна. Я сыщу их! А ты дом карауль!

Со двора входит Кюхельбекер.

Кюхельбекер. Здравствуйте, Арина Родионовна…

Арина Родионовна. Здравствуй, батюшка… А что, ты знаешь небось, где царь-то живет!

Кюхельбекер. Знаю, Арина Родионовна, всякий знает.

Арина Родионовна. Отведи меня к нему, мне по делу надобно.

Кюхельбекер. И мне к нему надо, давно надо. Пойдемте, Арина Родионовна.

Он осторожно берет под руку согбенную Арину Родионовну, и они уходят. Пушкин уехал далеко. Стало совсем тихо. Маша одна в людской избе.

Маша (улыбаясь и яснея лицом). Я не чужая ему, а сестра, и он мне брат!

Вдалеке возникает звон колокольчиков и умолкает в большом удалении.

Конец

Неоконченное

<Избушка бабушки>

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

ДУСЯ, сирота

ТАТЬЯНА ФИЛИППОВНА, родная тетка Дуси

АРЧАПОВ АРКАДИЙ, муж тетки

МИТЯ, сирота

ДЯДЯ МИТИ

ДЕВИЦА, подруга дяди

Первое действие

Горница в небольшом старо-мещанском доме. Комод, над ним фотографии родственников хозяев, на комоде ветхие сувениры и безделушки 19-го века; мебель, полученная еще в приданное хозяйкой — истертые плюшевые диваны и стулья; сундук; стол, покрытый скатертью; одно или два окна, с занавесками, фигурно вырезанными из бумаги; на подоконниках цветы в плошках; зеркало на комоде, — и прочее убранство жилища пожилых экономных людей. Из горницы дверь открыта в кухню — там виден выскобленный кухонный стол, посуда, угол русской печи.

Арчапов сидит за столом в горнице и питается из чашки. Его жена, Татьяна Филипповна, находится на кухне; она оперлась на печной рогач и смотрит оттуда на мужа.

Татьяна Филипповна. Наелся, что ль?

Арчапов (утерев усы). Добавь.

Татьяна Филипповна. А не хватит ли?

Арчапов. Жидко наливаешь, погущей дай.

Татьяна Филипповна. Да мне что, ешь досыта, только обопьешься потом.

Арчапов. Самовар поставь.

Татьяна Филипповна. А ты чаю напьешься — не вспотеешь? Пропотеешь, а потом остудишься…

Арчапов. Выздоровлю, не горюй.

Татьяна Филипповна. Ну что ж, ешь, пей, — с тобой все равно уж ничего не накопишь, не припасешь: ишь, прорва какая! Крышу починить не на что, а говядину каждый день едим… (Татьяна Филипповна утирает слезы концом фартука.)

Стучит щеколда в двери, ведущей из кухни в сени.

Арчапов. Открой свои ворота-то?

Татьяна Филипповна. Успеется. Может, это нищенка…

Арчапов. Какая тебе нищенка — в нынешнее время.

Татьяна Филипповна отворяет задвижку и засов кухонной двери.

Входит Дуся. Татьяна Филипповна равнодушно и нерадостно оглядывает простоволосую, босую Дусю.

Татьяна Филипповна. Ты что сюда явилась?

Дуся. Мне мать велела к тебе идти, когда умирала. А отец теперь тоже умер, тетя, а я одна живу… Тетя, у меня никого теперь нету!

Татьяна Филипповна подымает конец фартука и утирает им глаза.

Татьяна Филипповна. Наша родня вся недолговечная. Я ведь тоже, — только на вид здорова, а сама не жилица… И-их, нет, не жилица!..

Пауза. Татьяна Филипповна плачет. Дуся кротко глядит на нее.

Татьяна Филипповна. Ну иди уж, посиди тут на кухне. Вон селедка на блюде лежит — поешь возьми.

Дуся берет кусочек селедки с деревянного блюда и робко съедает его. Татьяна Филипповна выходит к мужу, в горницу.

Татьяна Филипповна. От своих детей бог избавил, зато нам их родня подсыпает. Вот тебе, Аркаша, племянница моя, она теперь круглая сирота: пои, корми ее, одевай и обувай!..

Арчапов (угрюмо). Изволь радоваться!

Дуся входит из кухни в горницу.

Дуся. Меня кормить не надо, я наелась. Я только спать хочу.

Татьяна Филипповна. А спать хочешь, так спи ложись, вон сундук-то… Отца-то когда ж похоронили?

Дуся. Седьмой день миновал.

Дуся ложится на сундук, лицом к стене; она свернулась потеснее собственным телом и одернула на себе платье, из которого она несколько выросла. Арчапов постукивает пальцами по столу и глядит на стенные часы.

Арчапов. Жрать давай, мне на работу скоро ехать пора.

Татьяна Филипповна. Обождешь! (Более тихо.) Может, она уснет сейчас, погоди маленько.

Арчапов. А мне то что! Это твоя родня, а мне чтоб дома покой и порядок был.

Татьяна Филипповна уходит на кухню, вынимает из печки горшок и кастрюлю, режет свежий хлеб, приносит хлеб к столу, отправляется обратно, ходит и мечется взад-вперед между печкой и мужем, подавая на стол по отдельности — то солонку, то вилку, то кусок хлеба — и в это время говорит.

Татьяна Филипповна. Приехала, развалилась — у дяди с тетей ведь добра много: накормят, обуют, оденут, и с приданым замуж отдадут!.. Принимайте, дескать, меня в подарок, — вот я босая, в одной юбчонке, голодная, немытая, сирота несчастная… Может, бог даст, скоро подохнете — дядя с тетей, — так я тут хозяйкой и останусь: что вы горбом да трудом добыли, я враз в оборот пущу!.. Ну уж, милая, пускай черти кромешные тебя к себе заберут, а с моего добра я и пыль тебе стирать не позволю, и куском моим ты подавишься! Мужик целый день на работе, на ветру, на холоде, а я с утра до ночи не присяду, а тут на тебе, приехала на все готовое: любите, питайте меня…