Изменить стиль страницы

«Лучшие песни мои не спеты…»

Лучшие песни мои не спеты,
Лучшие песни мои — со мной…
Может быть, тихою ночью это
Бродит и плачет во мне весной?
Месяц застыл, навостривши уши,
Слушает сонную тишь земли…
Если бы кто-нибудь мог подслушать
Боль безысходных моих молитв!
Сладким, безумным, предсмертным ядом
Яблони майскую ночь поят…
Знаю я — всем нам, цветущим, надо
Прятать в груди этот нежный яд…

ЦВЕТОК

Никакого счастья у нас не будет.
Никакого счастья нигде и нет.
Может быть, только помнят люди
Этот давно отсветивший свет.
Все, изменяясь, одно и то же…
Все, исчезая, приходит вновь…
С каждым рассветом — Счастье, быть может?
С каждою встречею — ты, Любовь?
И каждой весной, неизменно, бездумно и просто
Цветут на полях и на холмиках кладбищ цветы,
Бездонною ночью сияют бессчетные звезды
И новым возлюбленным шепчут: любимая, ты!
Но на этой земле, где стираются все следы,
Благодарность — не вежливость: мудрость.
Поймешь ли ты? Я, одна из любимых, на весенней земле,
вот тут,
В этот короткий, во тьму ускользающий миг
Чужому, тебе, так близка, что слышу, как боль щемит…
Цветы увядают, но все же они цветут.
Возьми мой цветок — храни…

СВЯТЫНЯ

Я вовсе не оруженосец.
Я рыцарь. Рыцарь, как и ты.
Как все, кто обреченно носят
Свои заклятые мечты.
Не за тобою, а с тобою
Я отправляюсь в этот путь.
Пока за собственной судьбою
Мне не придется повернуть.
Для нас равно звенят пустыни,
Шумят моря, цветут цветы,
Но перед той же ли святыней
Мы сложим копья и щиты?

«Земля порыжела…»

Земля порыжела…
Вода холодна…
Мы выпили счастье и солнце до дна.
И ветер тревожен,
И зябка заря,
О чем-то, о чем-то они говорят?
О чем-то покорном,
О чем-то простом,
О чем-то, что мы неизбежно поймем…
О том непреложном,
Что близит свой срок,
Что каждый из нас — одинок…
Одинок.
Что скоро мы станем
У темной реки,
Посмотрим, как стали огни далеки.
Как бьется о стены
Ивняк, трепеща.
И скажем друг другу: прощай…
Прощай.

ПЕРЕЛЕТ

Зазимую я, поздно иль рано,
На приморском твоем берегу.
Ты увидишь в закате багряном
Ожерелье следов на снегу.
Будут волны шуршать, как страницы,
А весной в потеплевших ночах
Пролетят одинокие птицы,
О знакомом о чем-то крича.
И, встревоженным сердцем почуяв
Зов далеких неведомых мест,
На березе кольцом начерчу я
В знак прощанья условленный крест.
И уеду. А ветер раскинет
Вереницы твоих телеграмм…
Ты вернешься к печальной полыни
И к туманным приморским утрам.
Вдоль по берегу поезд промчится,
Прогудит телеграфная сеть,
Да прибой отсчитает страницу,
Прошуршав по песчаной косе…

«Пароход сумасшедший, пароход пьян…»

Пароход сумасшедший, пароход пьян —
С маху тычется в воду носом.
На перекошенной палубе только я
Воображаю себя матросом.
Как привычно, как весело быть ничьей!
Неуемное сердце стучит и рвется.
А сколько потрачено было речей
На такого, как я, уродца!
Море лезет к нам за борт, шипя и рыча,
Парусом вздулась моя рубашка,
И взволнованный ветер, о чем-то крича,
За кормою плывет вразмашку.

МЕД

Я песни пою без заботы,
А взгляд — постоянно вдали…
Тоскуют степные широты
И шепчут вокруг ковыли.
И солнце кочует степное,
И плечи целует мои,
И пряным полуденным зноем
Меня, словно медом, поит…
Так ласково солнцем пронизан
Мой маленький домик степной.
По всем косякам и карнизам
Вскарабкался хмель золотой…
Совсем не колдунья сама я:
Сама своим зельем пьяна,
Но выпьешь со мною, я знаю,
Янтарную чашу до дна.
Длинна и пустынна дорога,
Во мгле предвечерняя дрожь…
Нет, ты не минуешь порога
И мимо меня не пройдешь.
Ночами целуются травы,
Вздыхают во сне ковыли,
А грудь от душистой отравы
Мучительно-сладко болит…
Трепещут по далям зарницы,
И словно кто бродит вокруг…
Не сердце ли чье-то томится,
Не ты ли, желанный мой друг?

РОЗА

Ты к престолу роняешь розу,
Ты склоняешь корону кос…
Свет свечи посыпает бронзой
Строгий сумрак твоих волос.
В тяжких бархатных складках платья
Так лилейна твоя рука.
Над тобой, над резным распятьем
В темных сводах молчат века…
Шепчут свечи… А там, направо,
В щель готического окна,
Чуть прищурясь, глядит лукаво
Обличительная луна.
Ты едва шевельнула тени
От опущенных вниз ресниц —
Побледнев, молодой священник
У престола простерся ниц.