«Стерся остывший закат…»
Стерся остывший закат,
Поле спокойно и просто.
Канул в дымящийся воздух
Зябнущий крик кулика.
В небе — вороний полет
Зыбкой, текучей дорогой…
Снова знакомой тревогой
Сохнущий рот опален.
Чем напоите меня,
Небо пустое и поле?..
Гаснут глухие вопросы…
Страшно — горячие слезы,
Слезы неистовой боли
В мертвые листья ронять.
«Путь к неизбежному так недолог!..»
Путь к неизбежному так недолог!
Страшною ведьмою, ступу креня,
Тьма налетает, сметая подолом
Поле и небо. Кто спрячет меня?
Бледные руки упавшего дня
Еле дрожат у подножья престола…
В этом беспомощном голом поле
Кто же укроет, кто спрячет меня?
Спуталась в темный клубок дорога,
В цепкие клочья сбилась мгла…
Вот и вся сказочка про Недотрогу:
Просто —
Царевна жила да была,
Много смеялась… И плакала много…
Потом —
умерла.
ЗАКЛЯТЬЕ
И прокляла девушка лодку его, и весла, и снасти.
Парус упруго толкает ветер,
Ладная шхуна и смел рыбак.
Только беда, — что ни кинет сети —
Тина… Трава… Да внизу, под этим,
Странно шипя, шевелится мрак.
Что за проклятье! И крест на теле.
Благословив, проводила мать…
Плещутся волны… Вдруг налетели,
Ветром забились, в снастях засвистели,
Пеной рассыпались… еле-еле
Внятные чьи-то слова:
— На воде ли,
На суше — вспомнишь еще,
Как из-за шелка девичьих щек
Девичье сердце шутя ломать!
«Я боюсь перестать смеяться…»
Я боюсь перестать смеяться,
Чтобы вновь не услышать боль.
Но сегодня играю роль
Отдыхающего паяца.
Так спокойно и просто с вами,
Шелестит по шоссе пикард,
И заплаканный сонный март
Тишину овевает снами.
Пересыпанный звездной пылью,
Надвигается мрак в глаза…
Ветер волосы рвет назад
И пытается нас осилить.
Этот вечер и тишь в подарок
Мне приятно принять от вас.
Вы — волшебник. Но этот час,
Если можно, отдайте даром.
Благодарна я нашей встрече,
Смутно слышу, что вы — мой друг,
Но на ваши пожатья рук
Мне, как прежде, ответить нечем.
О любви и восторгах разных
Я не стану судьбу молить,
Растянулось вокруг земли
Ожерелье огней алмазных…
Для меня ваша чуткость — плаха.
Ваше «детка моя» — как плеть.
Не люблю я себя жалеть
И от жалости глупой плакать.
Вот опять я должна смеяться,
Чтобы сжалась и стихла боль,
Перед вами играя роль
Веселящегося паяца.
ПРЕДЧУВСТВИЕ (В ПУТИ)
Лишь избранникам дано — не многим —
Обновляться с каждою волной…
Разве не был месяцем двурогим,
Вещим знаком, путь отмечен мой?
И глаза молитвенно смотрели
На мелькающую рябь воды,
И колеса вдохновенно пели,
Заметая старые следы.
И неслась неокрыленной птицей
Тень моя по рисовым полям,
И дрожали синие зарницы,
И чертили сумрак тополя.
Паровоз выхватывал пространство
И швырял его по сторонам,
Но наивному людскому чванству
Улыбалась мудрая страна.
Могут ли гордиться человеком,
Что по карте разузнал про все,
Эти вот оранжевые реки,
Размывающие краснозем?..
И в колесной напряженной песне
Пробивался беспощадный такт:
Мертвый не воскреснет, не воскреснет!
Никак… Никак…
ПОВОДЫРЬ
От милого старого дома
Я узкой тропою ушла.
Не скоро пристану к другому
Просить у кого-то тепла.
От солнца рукою прикроясь,
Привыкла я ждать и искать,
Пока не развяжется пояс,
Мой пояс щемящий — тоска.
Колеблется марево зноя,
Томит ожиданьем воды…
Я знаю, идет предо мною
Невидимый мне поводырь.
Алеют и тают закаты,
Течет надо мной синева…
Храню я по-прежнему свято
Зажженные в сердце слова.
Нерадостный путь мой — исканье,
Нерадостный отдых — пустырь,
Но боль о тебе — не страданье —
Мой строгий немой поводырь.
СЕВЕРНОЕ ПЛЕМЯ
Мы не ищем счастья. Мы не ищем.
Это не отчаянье, не страх.
Пусть в степи безгласный ветер рыщет,
Пусть обвалы снежные в горах.
Пусть в холодном, сумрачном рассвете
Видим мы — занесены следы —
В наших избах все ж смеются дети,
Все ж над избами струится дым.
Пусть за все терновою наградой
Нам не рай обещан голубой,
А тоской пронизанная радость
И охваченная счастьем боль.
Снег… Ветра… Коротким летом — травы…
Все мы грешны. Нет средь нас святых.
Но мы знаем, знаем, — наше право —
Протоптать глубокие следы.