Павел с озлобленным выражением лица смотрел, как Быстров отгибает платок, вновь открывая лицо Инны. Капитан повернулся к Павлу.

— Вы забыли закрыть ей глаза.

У Павла вытянулось лицо.

Инна лежала, глядя в небо остекленевшими глазами.

Подошел Чернухин.

— Вова, нужно ехать. Потом разберемся.

Капитан протянул руку, чтобы прикрыть Инне глаза.

Павел увидел, как спина капитана вздрогнула. Чернухин увидел, как он отдернул руку, и на лице капитана на миг отразилось изумление.

— Вова? Чего ты?

Быстров поднял глаза.

— Ничего. Она, — он указал на Инну. — моргнула. Я испугался.

— Остаточный рефлекс.

— Знаю. Я забыл.

— Господи, можно побыстрее? — Павел потер лоб. — Покончим с этим и уберемся отсюда!

— Да, да, — Быстров вздохнул. Протянул руку.

Его ладонь коснулась лица Инны.

— Что такое? — спросил Чернухин.

Его голос доносился издалека. Быстров ощутил, что на секунду оказался в другом месте, в холодной черноте на краю Вселенной.

Он услышал, как кто-то чужой говорит его устами:

— Она живая.

Инна моргнула, повернула голову и уставилась прямо на него. Схватила капитана за руку.

Быстров отшатнулся.

Чернухин заорал благим матом.

Один из молодцев, выронив сигарету, с открытым ртом уставился на ожившего мертвеца. Другой побледнел, хватаясь за сердце.

Павел вытаращился на Инну. В его глазах не было сейчас любви — только ужас. Так доктор Франкенштейн смотрел на собственное творение, оживающее в свете блистающих молний.

— Инна… — прошептал он.

Инна стояла и смотрела, как Павел медленно отходит от нее, улыбаясь и посылая воздушные поцелуи. В сумочке заиграла мелодия. Инна опустила глаза, расстегнула сумочку, достала мобильник. На дисплее прочитала имя абонента: ВАЛЕРА.

Баринов.

Нажала кнопку. Подняла глаза.

— Сейчас, — говорил Павел, отступая. Его глаза озарились внутренним светом. Он показался Инне прекрасным ангелом в сиянии лета.

— Давай-давай, — сказала Инна, грозя ему кулачком.

Приложила мобильник к уху.

Связь была плохая. Инна не слышала, что говорит Баринов. Ей было так хорошо… Инна почему-то решила, Баринов позвонил, чтобы поздравить ее. С чем? Может, с будущим материнством? Инне казалось, что ничего нет лучше и правильнее для всех, и все должны за нее радоваться.

Глядя, как Павел останавливается у дороги, напряженно вслушалась.

Она не разбирала ни слова, но в тоне Баринова чувствовалась угроза.

— Алло? Кто это?

К сердцу начал подбираться холод.

Павел, подняв руки, двумя пальцами нарисовал в воздухе сердечко. Инна сделала то же самое пальцем свободной руки. Она инстинктивно делала все, чтобы Павел ни о чем не догадался. Он отвернулся, ступил на проезжую часть.

Инна в тихом бормотании расслышала два слова: «обман» и «сука».

Девушка услышала рокот мотора. Шорох колес. За ее спиной остановился автомобиль.

Инна обернулась. Увидела в тонированном стекле «вольво» свое отражение, прижавшее к уху телефон.

Увидела страх в собственных глазах.

Водитель опустил стекло. Из окна высунулся коротко стриженый мужчина с суровым лицом. Направил на Инну дуло пистолета. В его глазах она увидела скорбную иронию.

— Привет тебе от Валерия Георгиевича, — сказал он и спустил курок.

Даже когда грудь Инны пробили пули — два раза, будто ударили камнем — она не верила в происходящее. Мобильник выпал из ослабевших пальцев. Инна смотрела, как он медленно падает, удивляясь собственной неловкости, и аккомпанементом момента был противный свистящий звук у нее в мозгу — будто закипает чайник.

Инна слабо взмахнула руками — плавным, медленным движением, словно во сне. А потом — нет, не упала. Земля вдруг ушла у нее из-под ног. И вот она уже лежит. «Я пьяна?» Боли по-прежнему не было. Все было странно и даже как-то смешно. Инна открыла рот, чтобы засмеяться. Из горла хлынула кровь, а в ее легкие с хлюпаньем ворвалось влажное и горячее. И потом пришла боль, и начала грызть ее тело. И наступил невыносимый холод.

Инна помнила нависшее над ней лицо Павла, ужас в его глазах. Он что-то кричит ей, и она, кажется, отвечает, но не слышит себя. Все заглушает грохот крови в ушах. И нестерпимая боль. И ужас. Это длилось вечность. Потом — краткая вспышка блаженства. Ее тело налилось силой. Сознание работало четко и ясно. Инна в тот миг будто видела все — Павла, себя, людей, весь мир — насквозь, и они светились изнутри. Она попыталась улыбнуться, протянула к Павлу руки. Попыталась сказать: «Павел, я все понимаю. Я умираю. Не бойся, я просто умираю».

Все покрылось мраком, Инна оказалась в другом месте. В собственной спальне. Она лежала на кровати, левой щекой прижавшись с горячей и влажной подушке. Было холодно. Инна лежала и смотрела на коричневое пятнышко на обоях — будто бы от кофе. Она помнила, что очень долго смотрела на него.

А потом она уже ничего не помнила.

Она оказалась в темном месте. Там не было ничего — только чернота, разлитая в бесконечности. Не было звуков, запахов, цвета, вкуса. Не было времени и пространства, ощущений и воспоминаний, планов, надежд, любви.

Там была только одна мысль — спокойная, ясная: «Меня нет».

Нечто, пребывавшее в пустоте, подумало: «Постойте. Как это меня нет?»

Этому существу стало холодно. Это было первое ощущение — ощущение холода, которое привело в ужас ту, которая не была женщиной, личностью, не была даже человеком. Это великое ничто раньше никогда не испытывало холода.

И вместе с холодом пришло осознание того, что она женщина, и ее имя — Инна Нестерова.

Во тьме раскрылся цветок света. Этот свет был холодным, и он разрастался, заполняя тьму. Инна хотела отвернуться, чтобы не ослепнуть, но не смогла, потому что ее еще не было.

Ее повлекло к свету. Инна в ужасе закричала: «Нет! Я не хочу туда!» Она вспомнила, что есть жизнь, и все ее существо противилось жизни. Но невидимые руки схватили ее за шкирку и втолкнули в ее тело. Инна закричала от боли — ее словно швырнули о кирпичную стену, и она пробила ее насквозь.

Инна обрела плоть, и неудержимым потоком на нее обрушились воспоминания об ощущениях, вкусах, запахах, восприятие света и тени, цветовое зрение, образы, ассоциации. Ее мозг разучился работать, и все это нахлынуло тошнотворной мешаниной. Она услышала сонм голосов, которые перебивали друг друга. Множество противоположных желаний возникали и тут же гасли. Инне одновременно хотелось сделать и то, и другое, и третье. Потому она не делала ничего. Она ведь была мертвой.

Ее мозг попытался выделить из массы невыполнимых намерений одно, самое главное. Инна вспомнила, что нужно дышать. Необходимость жить снова мучила ее, но невидимая рука по-прежнему безжалостно толкала ее к свету.

Будто сквозь вату она услышала голоса. Когда что-то коснулось ее, Инна вздрогнула — ощущение было неприятным.

Чужое, подумала она и открыла глаза, чтобы взглянуть на это чужое.

Она увидела склоненное над нею тревожное лицо мужчины. Инна вспомнила, что он — капитан милиции, и с ним связано что-то неприятное. Внезапно она почувствовала, что тонет, и схватила капитана за руку, чтобы не утонуть.

Она хотела сказать: «Не дай мне утонуть», но вместо этого сделала первый мучительный вдох. Холодный, обжигающий, удивительно грязный воздух ворвался в ее легкие.

Вокруг нее возникли какие-то люди, одинаково чужие, непонятные, странные. Инна никогда их не видела и ничего о них не знала.

Один из них, с печальными голубыми глазами, в белой, в черных пятнах футболке склонился над ней.

— Инна? Ты как?

— Я жива, — Инна удивлялась спокойствию в своем голосе. Она разглядывала пятна на его футболке. «Это моя кровь», отстраненно подумала она.

— Ты узнаешь меня? — допытывался мужчина. Инна покачала головой.

— Я Павел, твой… жених.

— Жених? — Инна наморщила лоб. — Почему мы здесь? Почему так холодно? Я не хочу быть здесь, — Инна схватила Павла за руку, так крепко, что он вскрикнул от боли. — Павел, забери меня отсюда!