Вы давайте-ка быстро на горку – и залечь! А я обогну бугор и посмотрю со стороны.

Петя, ты у лошадей. Если что, стреляй, не спрашивай ничего. Не забывай, что везём! Лёня, ты за мной!

Николай с помощником скрылись в зарослях. Георгий уже с горки другого берега осмотрелся вокруг. Никого. Но что-то таинственное в лесу было. Только что птицы перелетали с дерева на дерево, вон на той лиственнице белка по ветвям прыгала. И все вдруг затихло.

И снова выстрел. Уже сзади, от ручья. Петин крик и глухие выстрелы из револьвера. Георгий мигом скатился вниз, там, в кустах кто-то шевелится. Георгий сходу стреляет в колышущиеся ветки. Слышен треск вереска под убегающими. Георгий снова стреляет вслед.

Кто-то вскрикнул. И снова выстрелы – два подряд и один. Это, видимо, дядя Коля.

Он и появился из лесу.

– Георгий, быстро на лошадь. Давай сюда! Мы тут подстрелили кого-то. Давай, быстро, возьми еще с собой вторую лошадь. Не пришлось бы везти на прииск. – И скрылся.

Георгий вскочил в седло, отвязал уздечку Лёниной лошади и быстро в лес, где только что был Николай. Выехал прямо на них.

Леонид сидел, неестественно, боком упираясь на дерево, Николай сидел над ним, что-то мотал бинтом. Рядом – никого.

– А где подстреленный?

– Так вот. Думали подстреленный. Он завизжал и свалился набок. Я к тебе. А тот вскочил, да вот, запорол, считай, ножом Леонида. Вот, перевязываю. В живот. Довезём ли? Моя вина, поверил я паразиту. А он, вишь как нашелся!

Погрузили Леонида на его же лошадь. Привязали, закрепили, чтобы не свалился. Выехали к ручью.

– Петя, что у тебя.?

– Так коня угнали, Александрыч. Я вот держал Таёжника. За узду держал. Не случилось бы чего. Оглянулся, когда вас увидел, а коня-то и нет! Я и не видел, куда он подевался. За Таёжником смотрел. Он ведь у нас главный теперь.

Георгий буквально взлетел на бугор. Никого. Но в лесу треск – кто-то пробирается сквозь кустарник.

– Николай! Давайте быстро вперёд, на дорогу, к прииску. Леонида везите, и ты Петя с Таёжником за ними. А я проскочу в лес. Там хрустит что-то. Посмотрю, может, лошадь!

– Не сметь! Назад! Ты что, взбеленился? Мы что везём? Ты за что, за коня отвечаешь?

Конь придёт. Его всё равно отпустят. С конём им только лишняя заморока. А у нас груз! И ты за него в ответе! Не я, ни Петя. Ты! А в лесу и тебя подстрелить могут. Ты что, видишь их? Нет! А они тебя? Вот. И не знаешь. Давайте-ка, быстро, как только сможем, вперёд. Еще неизвестно, что впереди этом.

До Тайгинска добрались к вечеру. Больше никто их не тревожил и не пугал. Никто не нападал больше. Испугались? Или затаились? Тайга. Всё может быть.

– Как Лёня, живой?

– А куда он денется. Я ж его проспиртовал. И снаружи, да и изнутри тоже. Живой. Увезли в больницу.

Георгий рассказал директору о происшествии. В кабинет Валентина Михайловича быстро прибыли начальники и милиции, и особого отдела. Еще раз всё расспросили. О чем-то переговорили между собой. Отдали какие-то распоряжения по телефону в приёмной.

– Да, товарищ начальник Бульбухты, видать, ты в рубашке родился. Ты сегодня, считай, народился заново.

– А что, что такое?

– Узнаешь. Когда узнать разрешат.

27

К пятидесятилетию Советской власти в стране объявили амнистию. Политических в тюрьмах и лагерях к тому времени оставалось мало, поэтому выпустили уголовников. Тех, кому нельзя было въезжать в областные и другие, поименованные в специальных списках, города на «большой» земле, тех направили трудоустраиваться и завершать свое исправление на северные предприятия. А что есть на Севере? В шестидесятых годах? В основном уголь да золотодобыча. К середине шестидесятых годов только они набрали хорошие темпы на Севере. Если не считать спецпредприятий и спецгородов типа Норильска, где и так работали или «зэки», или бывшие «зэки». А там, где работали «вольные», да, в середине шестидесятых на Севере это или уголь, или золото. Вот амнистированных уголовников и направили на уголь да золотодобычу. Это ж додумался кто-то – допустить уголовников к добыче золота! Даже в самые скверные «лагерные» времена там работали только «политические».

На Бульбухту прибыл в сопровождении охраны и каких-то важных уполномоченных отряд амнистированных «зэков» в пятьдесят человек.

Георгий позвонил директору.

– Валентин Михайлович, ну куда же мне столько? Я думал ну пять там, десять человек. А тут пятьдесят. Куда же я их дену?

– Распредели по бригадам, часть людей в лес отправь. Ну что мне тебя учить. Соображай! Это же не добровольный приезд, мы их не заказывали. Приказано принять! Куда же деваться. Распределяй! У меня их еще почти двести человек осталось. Тоже вот ломаю голову – куда?

У Георгия на участке к тому времени работало почти пятьсот человек. Пятьдесят к пятистам – это же десять процентов! Здесь не расслабишься, контингент еще тот.

Прежде всего надо было их расселить. И расселить так, чтобы прибывшие не группировались в одном месте. Рассредоточить их надо было. По общежитиям, по комнатам. Куда бы их не направили, хоть в лес, хоть на стройку, а постоянное место для проживания выделять им все равно надо.

Закон прописки! О том, чтобы допустить приезжих к золоту Георгий и не помышлял. Не допустит он их к золоту. Спокойней жизнь будет.

Георгий собрал бригадиров, объяснил ситуацию. Как раз и Устюжанин, лесной бригадир, в поселке оказался, приехал наряды закрывать.

– Сколько можешь принять в лес, Женя?

– А что их принимать? Давайте новую лесосеку откроем. На шестом участке. У меня там и зимовье срублено. Человек двадцать туда могу принять. Пару домиков до зимы еще срубим. Всех разместим. Человек двадцать. Больше нам не надо. С такой бригадой, товарищ начальник, мы тебя лесом завалим. Успевай вывози. Участок удобный, у реки. Выезд для машин сделаем прямо на лед. Вот и будешь вывозить по льду. Прямо к пилораме дорога будет!

– Тебя не волнует, что народ особый прибудет к тебе?

– «Зэки», что ли? Так, а мы сами кто? Мы ведь тоже «зэки». Бывшие, правда, так и они не конвойные, свободные теперь люди. Ничего, направляй, справимся. Ты, начальник, девчат теперь запроси. Переженим их, вот и будет тогда полный с ними порядок. Оседлый народ будет!

– Ага, мне еще девчат сюда. Вот только девчат нам на Бульбухте и не хватает! Их-то я куда распределю? То же к тебе в лес что-ли?

– А что! Немного в лес. Сучья рубить. Поварить там, обстирывать. Да и к вам в поселок надо будет. Сам же говоришь – детский сад построим, школу. Что, мужики там работать будут?

– Ладно, об этом еще подумать успеем. А пока, в лес возьмешь двадцать пять человек. Половину прибывших забери. Остальных я постараюсь на стройке занять.

– Ну что ж, двадцать пять, так двадцать пять. Распределю. Когда забирать?

– А вот когда в лес возвращаться будешь, тогда и заберешь.

– Значит завтра.

– Тогда, ты Женя, вот что. Я сегодня, как распишу всех кого куда, я их собрать хочу в клубе. Беседу проведу, познакомлюсь сам, познакомлю с бригадирами. Документы соберу на «прописку». Ты приходи тоже. Там и познакомишься со своими.

– Ты мне, Георгий, только помоложе ребят направляй. Кто постарше, тех здесь оставь, тяжело им в лесу будет. Пусть обвыкаются, отъедаются в поселке.

Так все и устроилось – половину бульбухтинской «амнистии» Женя увез в лес, половину Георгий распределил по стройкам.

Георгий доложил директору.

– Ну, ты там все же поосторожней, Красноперов, поглядывай там, мало ли что.

– Ничего, Валентин Михайлович, управимся.

Недели через две Георгий уехал на лесосеки. Приближалась осень, нужно было проверить готовность лесосек, навестить бригады всех трех лесоучастков, выдать наряд-задания. В поселке остался Володя Подобреев за главного – Георгий рассчитывал провести работу за неделю.

Хорошо в осеннем лесу. Георгий любит лес, знает лес, наслаждается лесом.