Утром Альберт выдал известие.

– Готовсь, братва, сегодня к нам гости могут нагрянуть.

– Что за гости? Баб, что ли, некуда размещать, к нам подселят?

– Бери выше. Комиссия ООН посещает тюрьму, к нам зайдут тоже. Спрашивать будут – как жизнь ваша тюремная, на что жалуетесь – интервью брать будут. То ли французы, то ли канадцы. Смотрите там, говорить говорите, да особенно не заговаривайтесь, они ведь уедут, а нам оставаться. Здесь, в камере оставаться. Чтоб шкуры свои нам потом не подпортить. – Понятно, Альберт получил конкретное задание.

– Ничего, – Володя резко поднялся со своей шконки, – поговорим, кое-что расскажем. И спросим, как там у них во «франциях» «зэки» живут.

Начался шумный обмен вопросами-ответами. Наконец, порешили – «базар» будут вести двое-трое, остальным отвечать, если только спросят. Подготовили темы разговоров – в основном это перенаселенность, жратва, некоторые процедурные вопросы – задержания там, побои, мало свиданий, ну и другое что-то, по мелочи. Потом побои решили упустить – не поймут, мы им об «операх», а они поймут о тюрьме, а в тюрьме обхождение все же сносное. Бывает, конечно, всякое, но и мы ведь, тоже, не «масло с салом». Нет, решили, об этом не надо. Успокоились.

– Ну что, Саныч, как в шахматы, слабо? А то ведь нам с тобой и сыграть не удастся, если у моих младших не выиграешь. – Альберт так шутит, в шахматы он не игрок, он профессионал по картам, вот здесь он действительно силен и в авторитете, по зонам это известно. И его за это уважают.

Но уважают Альберта не только за это. Он лидер по сути своей, по знанию, соблюдению тюремных законов, порядка, справедливости. А в шахматы он не игрок, хотя, как ходят фигуры, может, и знает. Но никто в камере этого не видел. Не играл он никогда в камере. В шахматы.

– А что, Саныч, давай сыграем, время есть, выспались, вроде, сегодня все и неплохо, – это Володя. Он сегодня тоже в настроении.

– Сыграем, давай, – отвечаю нехотя, играть что-то не хочется, но отвлечься надо, успокоиться. Я не очень верил всем этим комиссиям, и что какая-то польза от них может быть, но в споры не вмешивался, в обсуждениях не участвовал, пусть себе, надежда умирает последней. Лучше поиграть. Это надолго. Володя играет тщательно, без лихих «наскоков», без авантюры, не спеша, да и куда нам спешить… Володя продумывает каждый ход подолгу. В игре с ним прошло время «детских» комбинаций и неожиданных матов, шахматы он постигает медленно, но повторить ловушку с ним трудно. Память у него просто шикарная, он нередко наказывает меня за «дурные» ходы, с ним давно уже нужен глаз да глаз. И внимание.

– Давай, Саныч, слазь, доска расставлена.

Я устраиваюсь на «шконку» Альберта – он все еще выхаживает свое суточное расстояние – поджимаю ноги под себя, так удобнее сидеть за узеньким – едва шахматная доска умещается – столиком, делаю первый ход. Володя плотно усаживается на своей подушке, чтобы повыше сидеть и надолго задумывается.

– Может, вам чайку сварить? – это Андрей сверху, он накричался сегодня больше всех, руководил обсуждением встречи с комиссией ООН, лежать ему надоело, неспеша сползает. Как только начинаются шахматы – Андрею не до сна, он весь в партии, весь в ходах, в комбинациях, машет руками, разводит пальцами – да не так, да не той – но Володя спокоен, он давно ко всем этим Андреевским выпадам привык и совсем не обращает на них внимания, думает и считает по-своему.

– Конечно, – отвечает, не отрываясь от доски, Володя, – чайку попьем, и с радостью.

Игра идет неспешная, с паузами – то чай, то кто-то начинает рассказывать очередную историю похождений, ох и мастера «брательники» в этих своих рассказах!

Мы не торопимся.

А действительно, куда нам спешить? Спешить нам некуда. Комиссия, в составе трех уполномоченных, переводчика и представителя СИЗО, появилась к вечеру, после шестнадцати. Всё осмотрели – постельные, стол, заглянули даже в «парашу» – чисто, задали несколько вопросов.

– Кто у вас старший?

Тяжелое, с долгой паузой молчание. Наконец Володя откликнулся:

– А мы без старшего.

– Но так не бывает!

– Бывает, мы же вот живем и ничего. – Уполномоченные поговорили между собой.

– Ну, это ваши дела. Как вас кормят?

– Как всех, не лучше и не хуже.

– Вас бьют здесь, в тюрьме?

– За что же нас бить, нет, никто нас не бьет.

– Сколько вас здесь человек постоянно находится?

– Сейчас семь, бывает и больше.

– А сколько бывает больше?

– Было и одиннадцать человек, но не долго, быстро расселили.

– Как же вы спите, вместе, по очереди?

– Да, по очереди.

– Какие у вас есть жалобы?

И все смолкли. Шумели, шумели – что бы этакое сказать, а пришло время и все притихли. Поговорили еще о чем-то незначительном и комиссия ушла. Захлопнулись тяжелые двери, в камере некоторое время было тихо, и вдруг – снова поднялся гвалт. Вот, надо было то сказать, надо было это.

– Давайте напишем! – кто-то запальчиво кричал, что ничего еще не потеряно, что все можно написать, пожаловаться, что тесно и болеем, и кормят плохо, а при арестах бьют и вообще, об «операх» надо было рассказать!

Я вытянулся на верхней шконке, смачно так вытянул руки и ноги, потянулся с хрустом.

– Бросьте, ребята. После драки кулаками не машут. Ваши тюремные законы я знаю плохо, а вот насчет работы разных комиссий – вы уж извините, тут я посильней вас разбираюсь. И говорю вам – не тратьте ни силы, ни время, никакая жалоба до комиссии уже не дойдет. Здесь надо было все выкладывать, а теперь поздно, поезд наш ушел.

Братва зароптала, но Альберт подытожил.

– Кто хочет, может писать. Я лично «пас» и с Санычем согласен – никто ничего у нас уже не примет. Надо было говорить, что намечали, а мы, как до дела дошло, так и сникли. Какого рожна махать теперь кулаками!

На том все и закончилось.

* * *

В деревню вернулся студентом Горного института. Привез официальную справку Приемной комиссии о зачислении в институт. Отец, конечно, доволен и горд. Он и сразу-то не одобрял моего решение о военном училище – хватит нам одного офицера – Саша уже служил, окончив свои училища – а вот горный инженер, это да, это звучит!

Я подробно рассказывал о своих приключениях на экзаменах, и было что рассказать.

После сочинения три экзамена прошли спокойно – литература, физика и химия. Что интересно, на всех трех предметах я отвечал по тем же билетам, что мне достались в школе. При этом я однажды, шутя, при выборе билета, сказал, эдак между прочим, преподавателю – сейчас я вытаскиваю такой-то билет. На физике, это был третий из сдаваемых предметов, молодой преподаватель смутился, и заподозрив неладное, заново перемешал на столе все билеты.

А на математике произошло непонятное. Западение памяти. Вытаскиваю билет, всё вроде знакомо, спокойно помогаю рядом сидящему парню, что-то у него не заладилось, в нашей сдающей группе был закон – знаешь, помоги товарищу. Нам встречались абитуриенты с претензиями – я тебе помогу и ты поступишь вместо меня – в нашей группе этого не было. Старостой группы был назначен демобилизовавшийся из армии Валентин Малоземов. Он собрал нас в первый же день и сказал:

– Ребята, мы все только начинаем, как сложится жизнь каждого из нас – неизвестно. Давайте сделаем так, чтобы за наш первый шаг нам не было стыдно на всю нашу оставшуюся жизнь. Давайте сплотимся и попробуем поступить все. Не кто-то из нас, а все! Для этого надо помогать друг дружке. Выбросим из головы конкурентные соображения, возьмем за правило, за обязанность, знаешь – помоги!