Выиграли 100 метров – устроили фальстарт, парень – шахтер убежал, я и бежать не стал. Всех это устроило. Был там один умный человек – начальник шахты. Вызвал он меня после всех майских праздников и фестивалей и посоветовал серьезно подумать о спорте. На профессиональном уровне.

– Георгий, ты спортивный, годы идут быстро, не успеешь осмотреться как следует, а вот уж и старик. По спортивным меркам. Не теряй время, займись любимым делом, ты же живешь спортом, все оцениваешь с позиций его, ты рвешься к победам в самом незначительном соревновании. Чего ж ты играешь с самим собой? Займись серьезно, профессионально и будешь доволен и счастлив. И многого добьешься. Я лично в этом уверен.

Но снова вмешался, постоянно преследующий меня по жизни, его величество случай – «вдруг». Снова вмешался рок того разбитого челябинского зеркала.

Дело было на практике, в Коркино. Работал я в лаве, навалоотбойщиком – это когда большой лопатой, «карагандинкой», гребешь из забоя на металлические «рештаки» взорванную угольную массу, освобождая забой для очередной «отпалки».

Работали по шесть часов, я работал в смену с шести вечера до двенадцати ночи. Как всегда после забоя, в душ, затем в шахтерскую столовую и на автобус, до города. Жили мы в общежитии, от автобусной остановки до общежития всего и идти-то меньше двухсот метров. Недалеко от остановки слышу в палисаднике девичий писк – уйди, уйди – и вижу, парень, так себе, не очень крепок на вид, «лапает» девку. Ну и на здоровье, не мое это дело, разберутся сами. Иду, не обращаю внимания, в шахтерском городке это дело довольно привычное, но она вдруг кричит – «Юра, помоги!».

В общем-то меня в городке знали практически все – и по спорту, и по самодеятельности – но все же девичий просящий голос, да еще из палисадника, да еще из мужских объятий это было неожиданно. Спросил негромко:

– Кто здесь?

– Проходи, парень, мы тут сами разберемся.

– Да что-то плохо ты разбираешься, раз девка пищит. Ну-ка, подойдите.

Девчонка рванулась и подбежала к штакетнику. Нет, не знаю, незнакомая.

– Перелезть можешь?

– Ага, – прыг этак ловко через невысокую изгородь и уже рядом.

– Пошли.

– Ну, «стиляга», пожалеешь – донеслось вслед.

– Чего ты психуешь, думаешь, мне это надо. Девка же сама не хочет, пищит у тебя. Не злись, я только вон до остановки проведу, а там уж сами как хотите.

– Ничего, посмотрим, – он исчез.

Я довел девчонку до остановки, настроение испорчено – ну чего полез? – довольно грубо попрощался.

– Извини, но ты не из моего «романа», ты лучше завтра помирись с парнем, нехорошо получилось с ним, еще подумает чего о нас с тобой. А пока – прощай. И не сердись. – Ушел в общежитие.

На второй день у меня была последняя вечерняя смена. Закончили также в полночь и, после всех положенных после смены процедур, на автобусе доехал до общежития. Неподалеку, у входа – два парня.

– О, Юрок! А мы тебя дожидаемся. Задержись, отойдем, ну вон туда, к киоску. – Отошли к газетному киоску. Там освещение, светло, узнаю вчерашнего невзрачного паренька из палисадника.

– Ну, какие проблемы решать будем? – спрашиваю.

Из подошедшего автобуса вышли ребята, из Орджоникидзе, студенты, тоже горняки, мы с ними вместе живем, в общежитии. Здоровые ребята, борцы.

– Что, Юра, проблемы, может, помочь?

– Да нет, по-моему никаких проблем, разберемся, отдыхайте.

Тот, что повыше и поздоровей, небрежно, но вежливо, осторожно, спрашивает:

– Говорят, мешаешь деловым людям. В сердечные дела вмешиваешься. Верно?

– Это про вчерашнее? В садочке, что ли? Ребята, имейте совесть, она же сама меня окликнула, позвала по имени, что же я должен был делать?

– Зачем вмешивался, это дела семейные.

– Да помирись ты с ней, что произошло-то! Подумаешь, трагедия, я, правда, думал знакомая. Ну, извини, если что не так.

– За свои дела отвечать надо.

– Ребята, это уже не по правилам. Если я не прав, я же извинился. Вам что, мордобой нужен – да, значит ребятам нужен «реванш», по-простому не хотят, мира им не надо. И вижу, чувствую, старший берет «наизготовку», так, чуть-чуть развернул плечи, откинулся. Ясно, ждать нельзя. Бью коротким снизу в скулу. Парень упал. Второго достаю ногой с разворотом в живот. Тоже падает.

– До завтра, ребята. А если вы по серьезному, то не советую, всех «достанем».

И спокойно так, не торопясь пошел к дверям своего общежития. У самого входа скорее почувствовал, чем услышал, кто-то бежит, рядом. Разворачиваюсь – и тут же выпад рукой этого – невзрачного. Чувствую, достал, ножом. По инерции, замком, двумя руками бью по голове, подхватываю падающее тело и мордой об стену. Дальше все в глазах поплыло, но сумел зайти в прихожую общежития.

– Тетя Поля, кажется меня ножом, – отрываю от живота руку, да, кровь – вызовите врача… – и опускаюсь в стоящее в прихожей кресло. Сверху – топот. Это осетины, они вышли на балкон и все видели.

– Что ж ты, Юрок, мы ж тебе говорили… – и в дверь, скорей, поймать обоих.

Появилась скорая, увезли в больницу, сразу на операционный стол. В шахтерских больницах врачи дежурят круглосуточно, полными врачебными бригадами, мало ли что, в шахте случается всякое и частенько.

Проникающее, с выпадением сальника, операцию делают почти три часа, с местной анестезией, но кишки-то не заморожены, все слышу и ощущаю вживую.

Живуч человек и терпелив, нужда заставит – многое вытерпит. В больнице пролежал больше двух месяцев. Все бы ничего, да швы поперечные, после больницы хожу не разгибаясь, брюшной пресс не работает. О тренировках пришлось забыть надолго.

О большом спорте – навсегда.

35

Первая и практически единственная сделка прошла как-то странно, в стороне от бухгалтерии и руководства Компании, нам привезли в конце сделки небольшие деньги, суммарно не покрывающие даже расходы Компании на содержание этих же людей, не говоря уж об арендной плате и затратам по телефонным разговорам. А говорили они по многу. Ким, например и его люди однажды наговорили с Польшей более сорока минут подряд, за один набор. Ясно стало, что эту группу надо контролировать по затратам. Был издан приказ по Компании, запрещающий проведение каких-либо сделок от имени Компании без ведома бухгалтерии, подписание договоров, контрактов – без визирования бухгалтеров, экономистов и юриста, печать должна ставиться только на подпись руководства Компании. Все междугородные и международные телефонные разговоры – только через секретаря, с записью в специальном журнале.

Тем не менее, появлялись документы, которые подписывали от имени Компании Тан, Джаваба, Ким.

Пришлось с ними расстаться. Они поклялись и дали письменную расписку, что вернут задолженность по аренде и телефонным разговорам в течение года – дай нам возможность раскрутиться! – но мы разошлись. Джаваба поклялся, что все свои дела будет проводить через компанию, мы решили подождать с ним, пока не расставаться.

Но началась интенсивная работа за нашей спиной, Джаваба открыл собственные счета в разных банках, наконец открыл и собственную фирму с созвучным с нашим названием, без нашего ведома и согласия, в офисе появляться практически перестал, о его делах мы иногда узнавали от его многочисленных партнеров по телефонным звонкам, когда те его разыскивали.

Тогда был издан Приказ о запрещении Джавабе вести какие бы ни было дела от имени фирмы, об его увольнении из Компании, вернее о прекращении действия подписанного с ним контракта о совместной деятельности.

О его практических сделках от имени Компании, без ведома руководства, я подробно узнал уже на следствии – к тому времени я и сам, по его делам, оказался подследственным.

Через два года после того, как мы с Джавабой расстались.

* * *

Среднюю школу закончил довольно прилично, почти на пятерки – в Аттестате было всего две четверки. Одна лишняя, она отобрала право на получение Серебренной медали. Ничего, у нас в том году на три десятых класса и так получилось семь медалистов, если бы еще и я, это был бы уж явный перебор. К отметкам я относился довольно равнодушно, в первые ряды не рвался, состязаний не устраивал. Выпуск был сильным, оценки у всех хорошие, многие рвались в институт, лето прошло тоскливо и быстро, общаться было не с кем, все готовились к вступительным экзаменам. Я чувствовал себя свободнее – решил поступать в авиационное военное училище.