Тот, кто его окликнул, подошел к ним.

— Эй, привет, — бодро проорал он, — не Коэб ли это Смит? Или что ли сам Редкий Гость? Как делишки, Смит?

Смит, не выключая двигателя, отвечал: — Просто прекрасно, епископ Лав. Прекрасно, как у лягушки шерсть. А вы что делаете в этих лесах?

Мужчина, огромный, как доктор Сарвис, навалился на дверь, положил свои большие красные руки на раму открытого окна и осклабился. Он выглядел, как хозяин ранчо: полный рот мощных, как у лошади, желтых зубов, лицо с дубленой кожей, наполовину прикрытое большой шляпой, рубашка на кнопках. Он прищурился, пытаясь разглядеть в полумраке кабины за Смитом трех его пассажиров, свет снаружи слепил его.

— Как вы там, люди?

Доктор кивнул; Бонни выдала свою холодную дежурную улыбку; Хейдьюк дремал. Смит никого ему не представил. Епископ Лав снова обратился к Смиту.

— Редкий, — говорит он, — что-то я давненько не видел тебя в наших краях. Как поживаешь?

— Не могу кричать, — негромко говорит Смит, кивая в сторону своих пассажиров. — На жизнь зарабатываю, десятину плачу, как положено.

— Платишь десятину? Ну да! А я слышал кое-что другое.

Епископ расхохотался, показывая, что это была просто шутка.

— Я плачу и налоги в Службу внутренних доходов, а вот вы, говорят, не очень-то.

Епископ оглянулся вокруг; улыбка его стала еще шире.

— Ты давай тут, никаких слухов не распускай, слышишь? И потом, — он подмигнул, — этот подоходный налог, его придумали социалисты, он противоречит Конституции, это грех человеческий против Бога, ты же знаешь это. Пауза. Смит увеличил обороты двигателя. Бегающий взгляд Лава вернулся к нему. — Слушай, мы тут ищем одного. Мужчина, ходит пешком где-то здесь, мешает всем тут. Мы думаем, может, он заблудился.

— Как он выглядит?

— Сапоги — десятый или одиннадцатый размер. С протектором.

— Не больно-то у вас подробное описание, епископ.

— Знаю. Но это все, что у нас есть. Ты его видел?

— Нет.

— Я так и думал. Ладно, мы и сами скоро его найдем, — повисла пауза. Смит снова увеличил обороты. — Ну, будь здоров, Редкий, и, слушай, следующий раз как будешь проезжать Блендинг, заскочи ко мне, понял? Надо поговорить кое о чем.

— Увидимся, епископ.

— Умница, — епископ схватил Смита за плечо, сильно потряс его и убрался из окна машины. Смит поехал дальше.

— Старый друг? — спросила Бонни.

— Не-а.

— Старый враг?

— Ага. Старина Лав, мне от него никакого проку.

— Почему ты зовешь его епископом?

— Потому что он епископ в церкви.

— Этот мужик — епископ? В церкви?

— Святых последних дней. В мормонской церкви. У нас епископов больше, чем святых, — Смит ухмыльнулся. — Какого черта, детка, я бы и сам мог быть епископом, кабы держал нос в чистоте, не перенапрягал мышцы и держался подальше от каньона Сожительства.

— Ладно, давай, — сказала Бонни, — говори по-человечески.

Хейдьюк, только притворявшийся спящим, вставил и свои два цента.

— Он говорит, если б он не совал свой конец по всей Юте и Аризоне, так теперь он у него был бы уже епископский.

— Тебя никто не спрашивал — не рот, а помойка.

— Я знаю.

— Так заткнись.

— Конечно.

— Я про это говорил, — сказал Хейдьюк. — Что Джордж сказал.

— Так что там эта поисково-спасательная команда делает на полосе отвода?

— Они сотрудничают с отделением окружного шерифа. Можно сказать — орган законной власти. Вообще-то они просто шайка бизнесменов, которые любят в свободное время поиграть в «комитет бдительности». Они не хотят никакого вреда. Каждую осень они привозят несколько охотников на оленей из Калифорнии. Каждое лето они привозят несколько пересохших бойскаутов из Большого Ущелья. Стараются делать добро. Это у них хобби такое.

— Когда я вижу, что кто-то хочет сделать мне добро, — заметил Хейдьюк, — я берусь за револьвер.

— Когда я слышу слово культура, — вставил доктор Сарвис, — я берусь за свою чековую книжку.

— Это ни то, ни другое, — сказала Бонни. — Попробуем держать наши мысли в ясном, логическом порядке. Она и ее мужчины стали глядеть вперед, через ветровое стекло, на красную панораму вдали, голубые скалы, светлые каньоны, угловатый силуэт Вуденшу Батт на фоне северо-западного горизонта. — Что мне хочется знать сейчас, — продолжала Бонни, — так это кто такой этот епископ Лав и почему он ненавидит вас до кишок, Капитан Смит, и следует ли мне наслать на него злые чары.

— Меня зовут Редкий Гость, — сказал он, — а старина Лав ненавидит меня, потому что прошлый раз, когда мы сцепились рогами, так отброшен был он, не я. Вам не захочется слушать по это.

— Наверное, нет, — сказала Бонни. — Так что же случилось?

Грузовик ехал по пыльно — красной проселочной дороге штата Юта, слегка подпрыгивая и виляя на выбоинах и камнях. — Наверное, перед немного покривился, — говорит Смит.

— Ну, так что же случилось?

— Просто немножко не сошлись во мнениях, что стоило старине Лаву около миллиона долларов. Он хотел арендовать на сорок пять лет участок земли штата с видом на озеро Пауэлла. Имел в виду построить там кое-что для летнего туризма — летние домики, торговый центр, аэродром и т. д. В Солт Лейк было слушание, и мы с дружками поговорили там в Комиссии землеустройства, чтобы они это дело заблокировали. Пришлось долго побеседовать, но мы их все-таки убедили, что проект Лава — мошенничество, чем он и был на самом деле, и вот он по сию пору никак мне не простит. Мы и до того с ним так спорили, он и я, несколько раз.

— Я думала, он епископ.

— Так это только по вечерам в воскресенье и среду, на церковных службах. Все остальное время он по уши в недвижимости, урановых шахтах, скотоводстве, нефти, газе, туризме, — почти всюду, где хоть немного пахнет деньгами. Этот человек услышит, как долларовая бумажка падает на пушистый ковер. А сейчас он баллотируется в законодатели штата. У нас в Юте таких полно.

— Скажи им, что Хейдьюк вернулся, — сказал Хейдьюк. — Это охладит их пыл. Он вышвырнул пустую банку через окно и открыл новую. Бонни внимательно смотрела на него.

— Я думала, мы будем загаживать только асфальтированные дороги, — сказала она. — А это — не мощеная дорога, если твои глаза не настолько налиты кровью, что ты этого не замечаешь.

— Хрен с ним, — он швырнул в окно и крышечку от новой банки.

— Это блестящий ответ, очень остроумный, Хейдьюк, — сказала она. — Отличная находка. Настоящий блеск ума на все случаи жизни.

— Хрен с ним.

— Нет слов. Док, ты так и будешь сидеть тут, как кусок жира, и слушать, как эта волосатый боров оскорбляет меня?

— Н-ну-у… да, — ответил Док после долгого раздумья.

— Тем лучше. Я вполне взрослая женщина, могу сама за себя постоять.

Хейдьюк, сидя у окна, обозревал пейзаж, этот обычный ландшафт зоны каньонов — грандиозный, безлюдный, бесстыдно эффектный. Там, вдали, среди этих плоских вершин и остроконечных пиков, розово-красных на фоне неба, лежало обещание чего-то глубоко личного, очень интимного, близкого — близкое в отдаленном. Тайна и откровение. Позже, думал он, мы во все это вникнем.

Они добрались до Мелкого каньона, представляющего собою щель в коренной породе десять футов в ширину и пятьдесят в длину с перекинутым через него старым деревянным мостиком. Еще там есть склад из шлакоблоков, выполняющий функции магазина в Мелком каньоне, заправочная станция, почта и общественный центр, а также взлетная полоса, расчищенная бульдозером, мощеная булыжником и запятнанная коровьими лепешками. На ней ожидал один четырехместный самолет. Все это вместе было — аэропорт Мелкого Каньона.