— Я волнуюсь, — произношу я самую честную фразу в моей жизни.

— Я тоже. — Правда или неправда, но сердце твое бьется сильно, очень сильно.

— Как это снимается? — Тянешь ты лямку платья.

— Смотря при каких обстоятельствах?

— При этих.

Платье падает. И я тоже. Ты какой-то огромный, чужой. Мне не совладать с волнением. Мне страшно. Пытаюсь притвориться, целую, облизываю. Ты мягко кладешь меня на спину: «Не торопись. Позволь узнать друг друга». Больше ничего не решаю, закрываю глаза. Ты во мне. Чувствую, что вновь пошла кровь. Она испачкает твои безупречные простыни. Пускай. Невыносимо грустно. За сомкнутыми веками вереницей пробегают картинки, бывшие-будущие тела, слова, надежды, вздох, зажатый в груди. Обвиваю тебя руками. Задержи, не дай улететь, предать. Твой пот льется градом на мой живот, грудь. Мы слипаемся и скользим, каждый в своем направлении. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не заплакать. И таю… Таю…

Потом душ.

— Ты — голая.

— Только заметил? — пытаюсь я вновь играть.

Ты вытираешь меня теплым махровым полотенцем, надеваешь свой бордовый халат-кимоно, варишь кофе.

— Ты — чудная.

Улыбаюсь. Мой друг, ты даже не представляешь насколько.

— Мы с тобой как два змея… Такие мокрые, скользили…

Держимся за руки. Ты показываешь фотографию сына. Потом распечатываешь свои рассказы. Я же знала, что ты пишешь.

— Смотришь на часы? Тебе пора?

— Скоро.

— Давай немножко полежим. Хочется побыть рядом вот так, не хотя тебя.

Ложимся. Вновь кровь по ногам. Но ты не видишь под бордовым халатом, не видишь не выплаканных слез.

— Ну, так что? Расскажи.

— Был женат. Двадцать лет. Такая хорошая, крепкая семья. С сексом, с прекрасными отношениями. А потом влюбился. И все рухнуло. Не хотел обманывать, притворятся. У нее тоже семья, ребенок. И она все бросила. Такая история. Но а новую семью создавать? Что — детей рожать? Поздно. Так и живем. Квартира на полтора человека. Вот такой сюжет для твоего романа.

Глажу его по волосам.

— Знаешь, у тебя руки — трепетные. Давно не было таких рук. Такая хрупкая. Искусительница-соблазнительница… Олененок. А ты не боишься в меня влюбиться?

Улыбаюсь. Я вообще всего боюсь: приблизиться, уйти, разжать пальцы, когда за окном ветер… Больше всего я боюсь измены и любви.

Опять дорога к машине. Поцелуй.

— Пока.

Копаюсь в сумке, расслабляю лицо. Наконец-то, ключи. Оборачиваюсь.

— Ты еще здесь?

— Найти ключи — это целая история.

Нежность сквозит в твоем взгляде.

Командировка. И я жду. Пытаюсь не ждать, но ничего не получается. Влюбилась в твои рассказы, хотя бумага в кровь разрезала мне пальцы. Так сильно — первый раз в жизни. Бумага впитала бордовые капли. Мне понравился ритм, образы, поэтичность и даже романтизм. Но больше всего — что они живые. Ты живой. Это ценно, когда кругом зомби следуют своей привычной рыхлой серой схеме.

Потом была неделя, понедельник, вторник… Истекли все сроки обещанного звонка. Случайная встреча оказалась действительно случайной. И мне вновь нужна воронка. Даже если я давно утонула в ней.