Изменить стиль страницы

РАССТАВАНЬЕ С МИЛОЙ

Чайки мечутся в испуге,
Я отъезду рад, не рад, —
Мир огромен,
И подруги
Молча вдоль него стоят.
Что нам делать? Воротиться?
День пробыть — опять проститься —
Только сердце растравить!
Течь недолго слезы будут,
Всё равно нас позабудут,
Не успеет след простыть.
Ниже волны, берег выше, —
Как знаком мне этот вид!
Капитан на мостик вышел,
В белом кителе стоит.
На одну судьбу в надежде,
Пошатнулась, чуть жива.
Ты прощай, левобережье —
Зеленые острова.
Волны кинулись в погоню,
Заблестел огонь вдали, —
Не с гитарой, не с гармонью,
А с баяном парни шли —
Звонким тысячным баяном,
Золотым, обыгранным,
По улицам, по полянам,
По зеленым выгонам.
Ты прощай, прощай, любезный,
Непутевый город Омск,
Через реку мост железный,
На горе высокий дом.
Ждет на севере другая,
Да не знаю только, та ль?
И не знаю, дорогая,
Почему тебя мне жаль.
Я в печали бесполезной
Буду помнить город Омск,
Через реку мост железный,
На горе высокий дом.
Там тебе я сердце отдал…
Впереди густой туман.
«Полным ходом-пароходом!» —
В рупор крикнул капитан.
И в машинном отделении
В печь прибавили угля.
Так печально в отдалении
Мимо нас бегут поля.
Загорелись без причины
Бакены на Иртыше…
Разводи пары, машина, —
Легше будет на душе!..
1933

ПЕСНЬ О ХЛАДНОКРОВЬИ

Я помню шумные ноздри скачек
У жеребцов из-под Куянды,
Некованых,
Горевых
И горячих,
Глаза зажигавших
Кострами беды,
Прекрасных,
Июльскими травами сытых,
С витыми ручьями нечесаных грив…
Они танцевали
На задних копытах
И рвали губу, удила закусив.
Тогда, обольщенные магарычами,
Коням тем, не знавшим досель седока,
Объездчики обнимали ногами
Крутые, клокочущие бока.
И всадник
С застывшей для выстрела бровью,
И конь — на дыбах,
На дыбах,
На дыбах!
Не ты ль, азиатское хладнокровье,
Смиряло ослепшую ярость в степях?
Не ты ли,
Презревшее злобу и силу,
Крутилось меж волчьих
Разинутых ям,
Кругами гнало жеребца по степям
И после его в поводу приводило,
Одетого в мыло, к хозяйским ногам?
Я помню и то,
Как, Британию славя,
Кэмширцы вели табуны голытьбы,
По-журавлиному ногу отставив,
Ловили на мушку их губы и лбы!
Кэмширцев на совесть, на деньги учили
Вести пулеметный сухой разговор,
Чтоб холодно в битвы кэмширцы ходили,
Как ходят штыки и ружейный затвор.
Тряслись от пожаров
И падали кровли,
Но зорок и холоден был караул, —
Тогда европейское хладнокровье
Глядело на нас
Из сощуренных дул.
Кругом по-вороньи засады расселись.
Вчера еще только
У злобы в плену,
Надвинулся враг,
Хладнокровно нацелясь
В окно сельсовета,
В победу,
В весну.
Он призван к оружью,
Он борется с нами,
Силен и прикидчив, лишившийся сил,
Он выучку получил у Краснова,
Он комиссаров! на козлах! пилил!
Он не жалел наших женщин,
Он вешал,
Рубил топорами и ждал своего, —
И вот он стоит
В припасенных одеждах
И просит, чтоб мы пощадили его:
Вот, мол, он нищ,
Он согласен, не прекословя,
С решеньем любым, ничего не тая…
Поучимся у врагов хладнокровью,
Пусть ходит любой,
Как затвор у ружья!
Сосчитаны время,
Движенье
И пули.
И многое спросится у сторожевых,
И каждый находится в карауле
У взрывчивых погребов
Пороховых.
Враг — под ружьем,
Он борется с нами,
Он хочет расправы любою ценой.
И, может быть, завтра
На шею Дмитрова
Наденут закрученный
Галстук пеньковый,
Намыленный сытой вонючей слюной.
— Ответят за казнь
Ваши шеи воловьи!
Ответных насчитано будет монет.
Да здравствует выдержка и хладнокровье,
Да здравствует солнце
И песни побед!
1933

РАНЕНАЯ ПЕСНЯ

Дала мне мамаша тонкие руки,
А отец тяжелую бровь —
Ни за что ни про что
Тяжелые муки
Принимает моя дремучая кровь.
Ни за что ни про что
Я на свете маюсь,
Нет мне ни света, ни праздничных дней.
Так убегает по полю заяц
От летящих на лыжах
Плечистых теней.
Так, задыхаясь
В крученых тенётах,
Осетры саженные
Хвостами бьют.
Тяжело мне, волку,
На волчьих охотах,
Тяжело мне, тополю, —
Холод лют.
Вспоминаю я город
С высокими колокольнями
Вплоть до пуповины своей семьи.
Расскажи, что ль, родина, —
Ночью так больно мне,
Протяни мне,
Родина, ладони свои.
Не отдышаться теперь — куда там.
Что же приключилось,
Стряслось со мной:
Аль я родился, дитё, горбатым,
Али рос я оглашенный
И чумной?
Али вы зачинщики, —
Дядья-конокрады,
Деды-лампасники,
Гулеваны отцы?
Я не отрекаюсь — мне и не надо
В иртышскую воду прятать концы.
Мы не отречемся от своих матерей,
Хотя бы нас задницей
Садили на колья —
Я бы все пальцы выцеловал ей,
Спрятал свои слёзы
В ее подоле.
Нечего отметину искать на мне,
Больно вы гадаете чисто да ровно —
Может быть, лучшего ребенка в стране
Носит в своем животе поповна?
Что вы меня учите
Лизать сапоги?
Мой язык плохого
Прибавит глянцу.
Я буян смиренный — бить не моги,
Брошу все, уйду в разброд, в оборванцы.
Устрою настоящий кулацкий разгром,
Подожгу поэмы,
Стихи разбазарю,
И там, где стоял восьмистенный дом,
Будет только ветер, замешенный гарью.
Пусть идет все к черту, летит трубой,
Если уж такая судьба слепая.
Лучшие мои девки пойдут на убой,
Золото волос на плечо осыпая.
Мужики и звери из наших мест
Будут в поэмах погибать не по найму.
Коровы и лошади — вот те крест —
Морды свои вытянут ко мне:
                                         кончай, мол.
Кому же надобен мой разор,
Неужели не жалко
Хозяйства такого?
Что я, лиходей, разбойник иль вор?
Я еще поудобней
Кого другого.
Не хера считать мой улов и вылов,
Не хера цепляться — айда назад.
Мы еще посмотрим, кому Ворошилов
Подарит отличье за песенный лад!
Кутайтесь в бобровых своих поэмах,
Мы еще посмотрим на вас в бою, —
Поддержат солдаты с звездой на шлемах
Раненую песню мою.
1933