― Я не могу отправиться с тобой, ― сказал на рассвете ее друг, перед тем как ее покинуть. ― Но возьми эту часть меня, ― с этими словами он вручил ей маленький каменный коготь, ― и держи ее заключенной в твою плоть, и тогда мой дух будет с тобой и проведет тебя к цели.

И он не обманул. Несколько раз она сталкивалась с выбором пути, и каждый раз каменный шип решительно, пусть и болезненно, тянул ее в одном или в другом направлении. Он всегда вел ее по пятам Кроуфорда, даже когда ее глаза, несмотря на защитные очки, настолько ужасно слезились от слепящего блеска снега, что она не видела куда ступает. Единственной ее заботой было держаться от них подальше, чтобы кто-нибудь из отряда, оглянувшись на каком-нибудь прямом участке пути, не увидел следующую за ними одинокую женскую фигуру.

Она встретила лишь одну группу туристов ― дюжина мужчин стояла вокруг навеса, под которым, казалось, скрывался большой фургон ― но они, похоже, разбили лагерь на весь день. Так что они никак не смогут помешать ее планам.

Пистолет был заряжен и заткнут за пояс юбки; ее друг рассказал о другом способе разобраться с Кроуфордом, но ее затошнило лишь от одного описания этой процедуры ― в жалкой испуганной попытке пошутить, она ответила ему, что у нее недостаточно для этого глаз ― так что она решила прибегнуть к услугам пистолета.

Длинные отметки в снегу говорили ей, что ее добыча все еще впереди, но воткнутый в руку камень неожиданно потянул ее вверх. Она испуганно подняла взгляд.

Склон горы прямо над ней был отчасти покатым и неровным. Но конечно не настолько, подумала она, чтобы она могла по нему взобраться ― особенно с проткнутой рукой! Рука между тем была вытянута над ее головой, и она попыталась опустить ее вниз. Камень лишь сильнее заскрежетал между костей ладони, заставив ее почти потерять сознание от боли, а затем еще настойчивей потянул вверх.

Единственным способом, с помощью которого она могла уменьшить страдание, было поместить свободную руку и носки ботинок в неровности скалы и подтянуть себя вверх. Она сделала это, и на краткий миг это принесло облегчение, но вскоре камень снова потянул ее вверх, и ей снова пришлось проделать то же самое.

Камень, казалось, хотел, чтобы она забралась наверх быстрее Кроуфорда. И хотя она переживала такую боль, что мир вокруг подернулся дымкой, и испытывала ужас при мысли, что может соскользнуть, и тогда весь ее вес придется на искалеченную руку, ей ни разу не пришло в голову вытащить из ладони ведущий и терзающий ее камень.

К полудню группа Байрона достигла долины, расположенной всего лишь несколькими тысячами футов ниже вершины Венгерн. Там они спешились и, связав между собой лошадей и мулов, пешком продолжили восхождение.

После часов проведенных в седле ноги Кроуфорда неприятно затекли, и он тряс ими и притоптывал, чтобы вернуть им чувствительность… когда вдруг заметил, что странное покалывание начинало затихать, когда он шел обратно. Просто чтобы уменьшить его, он сделал несколько длинных шагов вниз по холму, а затем ему пришло в голову, что совсем недавно то же самое проделал Байрон.

Он взглянул на Байрона и поймал на себе его пристальный взгляд. Байрон направился к нему по пологой, припорошенной снегом скалистой поверхности. Когда он остановился рядом, он простер руку в жесте, который заключал Хобхауса, проводника и слуг, ни один из которых не испытывал похоже ни малейшего побуждения идти обратно.

― Они не обливаются потом как ты или я, ― тихо сказал он Кроуфорду, и его дыхание словно дым клубами уносилось прочь.

― Это не последствия верховой езды или действие разряженного воздуха. Я полагаю, это как бешенство, последствие того, что мы были укушены. Он натянуто улыбнулся и махнул в сторону заснеженной вершины. ― До исцеления рукой подать, но яд внутри нас не хочет, чтобы мы туда добрались.

Они услышали грохот сошедшей лавины, но когда они посмотрели наверх, над горой не было заметно ни облачка снежной пыли ― должно быть, лавина сошла с южной стороны.

Больше всего Кроуфорд хотел сейчас быть как можно дальше от этой горы ― где-нибудь на уровне моря, а лучше ниже, жить где-нибудь в Голландских Нидерландах[178], нет, где-нибудь в глубокой, лишенной солнца пещере… это было бы лучше всего. Даже с синими защитными очками сияние солнца на крутых заснеженных склонах слепило глаза, и он все время сдвигал очки на лоб, чтобы утереть лезущий в глаза жгучий пот. ― Яд, ― хрипло сказал он Байрону, ― весьма настойчив.

Байрон направился обратно к Хобхаусу, на ходу снимая пальто. Добравшись до места, он созвал прислугу. ― Осталось пройти каких-то несколько сотен футов, ― сказал он. ― Мы вернемся сюда самое большее через час и до наступления темноты спустимся назад к дому священника.

Джозефина тоже слышала лавину и ее бесчувственный проводник, казалось, счел это достаточным поводом, чтобы дать ей немного передохнуть на узком наклонном уступе, по которому она хромая поднималась последнюю четверть часа. Она была в тысяче ярдов к западу от отряда Байрона и немного выше. Залитая солнцем долина осталась позади, и теперь она дрожала от пронизывающего ветра. Ветер кружился и с жалостливыми всхлипами бросался на скалы, словно морская волна, разрезаемая носом корабля. И все же угасшая ненадолго боль в терзаемой руке, заставила это скрюченное положение посреди отвесной скалы казаться почти роскошным.

Несколько минут она наслаждалась отдыхом, а затем, проскрежетав по костям, камень снова рванул ее вперед и, бесшумно всхлипнув, она поднялась с колен и посмотрела вверх, на почти отвесный склон, что все еще громоздился над ней ― а затем вдруг осознала, что камень тянул ее вниз.

«Что это, ― с дрожью подумала она, внезапно испуганная перспективой спускаться обратно, ― неужели Кроуфорд уже возвращается»?

«Нет, ― раздался голос в ее голове, но мы не сможем подняться выше. ― Дождемся его внизу ― и нападем, когда он спустится».

В нахлынувшем отчаянии, еще более холодном чем ветер, Джозефина осознала, что могла не пережить спуск, даже с воодушевлением, которое получила бы от убийства Кроуфорда… без него же она определенно не выживет.

«Я не могу, ― подумала она; ― Я не могу спуститься вниз, не пролив его кровь на скалы и снег».

Каменный шип в руке настойчиво тянул ее вниз.

«Это ты, ты не можешь двигаться выше ― подумала она. ― Но я то могу».

Усилие согнало краску с ее лица и застывшей гримасой очертило ее зубы на фоне бескровных губ, но она сумела собраться с духом, изогнуть руку, так что казалось, порвется рукав, а затем, фактически сдернула руку с каменного когтя.

Во все стороны ярко брызнула кровь, словно в руку угодила пуля. На мгновение красно блестящий камень застыл в воздухе, а затем с воплем, несущимся лишь в ее голове, растворился внизу в тени горы.

Кровь горячими струями текла на уступ, образуя дымящиеся лужицы, и вместе с кровью уходили ее силы. Джозефина прижала к себе поврежденную руку и вдавила лицо в каменную стену, и всхлипывания ее были столь резкими и мучительными, что казались в этот миг естественными звуками гор.

Она вытащила из волос ленты и туго перевязала запястье ― и уже намного медленнее, теперь, когда ей никто не помогал, продолжила ползти вверх по склону горы.

Байрон настороженно взглянул на Кроуфорда через залитый солнцем скалистый склон, и тот кивнул, давая ему понять, что он тоже слышал мысленный крик ― хотя Хобхаус и проводник на уступе внизу похоже ничего не почувствовали.