— А другого врача не можешь послать? — спросила

Шахматова. — Чертовски не хочется на капиталистов работать!

Ты будешь помогать простым людям, а не капиталистам, — улыбнулся секретарь. — К тому же ты у нас единственный врач коммунист. Вот мы и посылаем тебя. Согласна?

— Если надо, то согласна, — ткнула Захматова папиросу в пепельницу. — Когда уходит флотилия?

На рассвете, — вступил в разговор Северов. — Успеете собраться?

— Успею, — тряхнула головой Захматова и спросила: — Как звать тебя?

Он назвал, и Захматбра вновь нахмурилась, но не сердито, не зло, а печально. Нагнула голову, словно пряча от собеседников глаза. Северов не понимал, что произошло. Секретарь губкома с досадой покачал головой. Он забыл предупредить, что и мужа Захматовой звали Иваном Алексеевичем.

В кабинете несколько секунд стояла тягостная тишина. Елена Васильевна овладела собой, встала, тряхнула головой.

Пойду собираться. Надо еще забежать в больницу.

Как состояние матроса? — спросил Северов.

Сейчас трудно сказать, — у Захматовой влажно поблескивали глаза. — Ну, я иду. Через два часа жди меня на пристани.

Распрощался и Северов. Когда он вышел из губкома, то увидел Захматову. Грустно опустив голову, она медленно шла по дороге, заложив руки в карманы куртки. И как-то странно было видеть это в яркий солнечный день.

Северов снял фуражку. Бриз легко перебирал волосы. Иван Алексеевич направился на «Кишинев» за моряками.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1

Рандольф Дайльтон, как раньше его отец, был единственным владельцем фирмы «Дайльтон и К°». Кроме этого, он унаследовал и отцовскую манеру вести дела, не отставая от требований времени и вводя необходимые новшества.

Последним новшеством был перевод конторы из Сан-Франциско в Нью-Йорк, поближе к самым крупным деловым кругам. Контора помещалась на семнадцатом этаже недавно выстроенного небоскреба. Большой кабинет с окном в целую степу был обставлен с той скромностью, которая обходится слишком дорого.

Огромный, похожий на бильярд, стол из черного дерева, во весь кабинет голубой ковер с таким ворсом, что в нем утопала нога, лакированный столик, да котором стоял большой глобус. В кабинете было всего две картины. На одной среди штормовых волн неслась шхуна «Блэк Стар», а против нее, за спиной сидевшего Рандольфа, висел большой портрет его отца, основателя компании. Художник с фотографической точностью передал его внешность длинное лицо с крепко сжатыми тонкими губами, выпуклые сероватые глаза, смотрящие прямо, требовательно. Редкие волосы, тщательно зачесанные назад, не могли скрыть угловатого черепа. Художник, очевидно, хотел смягчить жесткие черты и в углах губ заложил скрытую улыбку, но в сочетании с холодными глазами она придавала лицу угрожающее выражение. И каждый, кто впервые видел портрет, встречаясь взглядом с глазами бывшего президента, невольно испытывал какое-то неприятное чувство и старался больше не смотреть на изображение Герберта Дайльтона.

Только советник Гжеймс оставался совершенно равнодушным к суровому взгляду основателя компании, приводившего когда-то в трепет даже таких пиратов, как Уэсли и Стардсон. Гжеймс, человек с трудно запоминающимся лицом, мягкими, округлыми жестами, любил сравнивать отца с сыном.

Рандольф сидел за столом, в председательском кресле, сцепив длинные белые пальцы с полированными, поблескивающими перламутром ногтями. Эта поза Рандольфа Дайльтона показывала, что он доволен жизнью, что ему удалась новая операция — погиб очередной конкурент, словно на его горле сомкнулись эти белые пальцы.

«Улыбка та же, что и у отца, — сравнивал Гжеймс, удобно откинувшись на спинку кресла. —- И глаза выпученные, как у рака. Вылитый отец».

Рандольф действительно был точной копией отца. То же худое, обтянутое желтой кожей лицо, те же редкие, уже тронутые сединой, волосы. Только сын был шире в плечах, его фигура говорила о хорошей закалке и крепком здоровье. Не напрасно отец возил его на морские курорты и заставлял много заниматься спортом, особенно боксом. Была еще одна черта, которая несколько отличала отца от сына. Во взгляде последнего нельзя было прочитать открытой угрозы, иногда он даже казался ласковым.

Дайльтон разомкнул тонкие губы и, кривя их в довольной улыбке, сказал:

— Признаться, революция в России меня встревожила. А когда наши парик в двадцатом году бежали из Владивостока, я опасался, то никогда уже воды Камчатки и Приморья не дадут мне ни цента. Но доллары всегда остаются долларами. Они потребовались и русским революционерам. — Дайльтон залился смехом. Он был доволен, очень доволен. Сегодня он получил известие, что флотилия «Вега» вышла из Петропавловска на промысел. «Как прав был отец, когда говорил: «Слава нужна молодому человеку до тридцати лет, а после тридцати — деньги».

Если бы Дайльтон сам попросил концессию у большевиков, ему наверняка бы отказали. У русских слишком хорошая память, и они не забыли, как американские китобои хозяйничали у их берегов. Да и молодцы Гревса[11]

Генерал Г рев с — командующий американскими экспедиционными войсками на Дальнем Востоке и в Сибири в 1918—1920 гг., отличавшийся кровавыми злодеяниями. оставили на их Дальнем Востоке крепкую о себе память.

После того как большевики появились на Чукотке и Камчатке, Дайльтон опасался посылать свои суда к их берегам. Большевики действовали решительно и при первой же возможности забирали суда браконьеров. Но отказаться от промысла в русских водах Дайльтон не мог: он давал слишком хороший доход. Недаром так настойчиво посылал суда к русским берегам его отец. Тут Рандольф вспомнил, как он сам однажды был в бухте Счастливой Надежды, а затем на Шантарских островах, как принимал участие в расправе над шхунами «Норд» и «Ветер». Славные были времена!.. А теперь надо хитрить... Вот почему Дайльтон послал к берегам Камчатки флотилию «Вега». Хотя на ее мачтах и развеваются норвежские флаги, флотилия, как и вся компания «Командорен», фактически давно принадлежит Дайльтону. Семьдесят процентов ее акций лежит в сейфах Дайльтона.

— Как вы думаете, — обратился Рандольф к советнику, — начал Микальсен промысел?

— Смотря какой! — рассмеялся Гжеймс. Дайльтон присоединился к нему, но тут же оборвал

смех и, расцепив пальцы, положил ладони на полированную прохладную поверхность стола.

Меня все тревожит присутствие на флотилии большевиков.

Судя по радиограмме Грауля, там какой-то сброд и Отто с ними справится. Это такой парень, что и ваш отец был бы рад иметь его у себя на службе!

Возможно, — на лбу Дайльтопа собрались морщинки. _ Но все же мы напрасно Согласились вывезти тех людей. Я не люблю вмешиваться в политику.

Теперь поздно сожалеть, — Гжеймс потянулся к раскрытой коробке сигар. — К тому же эта операция даст приличное количество долларов. А я уверен, что Грауль проведет ее отлично.

- Раз начали дело — то вести его как следует. Надо вовремя послать Граулю судно для приема людей, — напомнил Дайльтон.

— Капитан Барроу стоит у острова Атту[12]

Атту — остров в Алеутском архипелаге. и готов по первому сигналу выйти навстречу Граулю.

Дайльтон кивнул и с сожалением заметил:

— Как нам раньше не пришла в голову мысль о котиках?!

Гжеймс пожал плечами. Он был занят сигарой. Выпустив струю дыма, советник проговорил:

— Двумя — тремя годами раньше это можно было проделать проще, спокойнее и без какого-либо риска.

- Да поможет нам бог, — поднял глаза Дайльтон, сразу вернулся к деловому тону: — Прикажите капитану Барроу крейсировать у русских территориальных вод...

2

Бромсет разразился бранью на Микальсена. Обычно выдержанный, спокойный, он никогда не позволял прорываться своим чувствам и гордился этим, но сейчас перестал владеть собой.