Жаль, что на базе нет врача. Наш загулял в Сингапуре и остался там.

Надо немедленно затребовать врача с берега, — поднялся Северов.

Свезем матроса на берег, — Микальсен снова потянулся к переговорной трубке, но Северов остановил его:

Возможно, трогать матроса нельзя. Пойдемте посмотрим...

Иван Алексеевич быстро вышел из каюты. Удивленный Микальсен засеменил следом. «Почему комиссар так заинтересовался этим матросом? Мало ли что с кем случится! Да и виноват матрос сам. Видно, вчера перехватил на берегу».

На палубе около грот-мачты шумело плотное кольцо людей. При виде Микальсена и Северова они расступились. Иван Алексеевич опустился на колени. Матрос лежал, прижавшись щекой к трубе, и тяжело дышал. Сквозь сжатые зубы вырывались хриплые стоны, из уголка рта бежала тоненькая струйка крови — на затоптанных, пропитанных жиром досках палубы уже образовалась лужица крови. Серое лицо, на котором особенно черными казались небрежно подбритые бакенбарды, подергивалось мелкой дрожью. «Шок», — подумал Северов. Он осторожно тронул матроса за руку, но тот не шевельнулся. Глаза его закатились.

Иван Алексеевич перевел взгляд на ноги пострадавшего, которые были неестественно согнуты в коленях. Левая штанина промокла от крови.

Свое отплавал, — услышал Северов сожалеющий голос Микальсена. — Ларсен был хорошим матросом.

Матрос в очень тяжелом состоянии. Необходимо срочное вмешательство врача, — тоном, не терпящим возражения, сказал Северов. — Сейчас его вызовем.

Люди, стоявшие вокруг, одобрительно загудели. С каждым из них может случиться то же самое, что и с этим беднягой, лежащим на палубе. На обветренных бородатых лицах отразилось что-то похожее на благодарность и любопытство к человеку, который так по-хозяйски ведет себя на корабле.

— До прибытия врача матроса не трогать, — обратился ко всем Микальсен.

Ожидая в каюте приезда врача, Микальсен и Северов больше молчали. Разговор не вязался. Капитан-директора несколько обидело вмешательство Северова.

— Разбившийся, видно, надолго уляжется на больничную койку, и я могу на его место взять вашего матроса... — Микальсен поискал в списке имя Максима Остаповича.

Северов подсказал ему:

Журба!

Да, да, Журба, — с трудом произнес норвежец. — Надеюсь, он опытный моряк?..

Вахтенный доложил, что на базу прибыл врач, и капитаны вышли на палубу. Кто-то уже хлопотал около разбившегося матроса. Северов подошел ближе и увидел незнакомую женщину лет двадцати семи—тридцати. Она была одета в рыжую оленью куртку. Сдвинутая на затылок меховая кепка открывала лоб, на который в беспорядке спадали черные вьющиеся волосы. Переносица, как и верхняя губа, темнела от черного пушка.

Женщина ни на кого не обращала внимания. Она уже сделала матросу укол. Его левый рукав был завернут, открывая сильную мускулистую руку с довольно непристойной татуировкой. Дышал он ровнее, без стонов.

Женщина, достав из чемоданчика ножницы, быстро и ловко разрезала ему левую штанину, обнажив искалеченный коленный сустав. Северов сразу отвел глаза в сторону.

- Товарищ, — обратилась женщина к Северову, узнав в нем по фуражке советского моряка. — Товарищ!

- Я слушаю вас, — взглянул ей в лицо Иван Алексеевич.

На него смотрели серьезные черные глаза. Большие, удлиненные, широко расставленные, они придавали лицу особую привлекательность, которую скорее почувствовал, чем увидел Северов.

— Я могу оказать только первую помощь и наложить транспортные шины на ноги. У пострадавшего сильное внутреннее кровотечение, его надо немедленно в больницу. Приготовьте носилки, людей для доставки больного.

Врач говорила быстро, отрывисто. Голос у нее был чуть глуховатый. Не ожидая ответа Северова, она вновь занялась матросом. Ее маленькие, крепкие руки с коротко остриженными ногтями двигались ловко, привычно разматывая бинты, что-то накладывая и перевязывая.

Когда пострадавшего отнесли на катер, Микальсен подошел к женщине и по-английски поблагодарил ее. Северов перевел его слова, но врач, к удивлению Ивана Алексеевича, ответила Микальсену тоже по-английски.

Благодарить не за что. Это мой долг. А ваш долг иметь на судне своего врача. Там, где вы собираетесь охотиться, врачей нет... До свидания.

До свидания, — повторил обескураженный Микальсен. Похоже было, что врач сделала ему выговор.

Женщина, насмешливо взглянув на норвежца, коротко кивнула Северову и пошла к трапу. Капитан-директор догнал ее.

— Ваше имя, мисс? Я должен внести запись в вахтенный журнал.

— Елена Васильевна Захматова, врач портовой больницы.

Она быстро спустилась на катер, и Северов видел, как Захматова сразу подошла к носилкам и взяла матроса за руку, проверяя пульс.

— Женщина — портовый врач, — заговорил Микальсен. — В других портах я не встречал... А мисс права. На флотилии должен быть врач, особенно сейчас, когда случай с Ларсеном произвел на команду такое тяжелое впечатление.

Северов понял завуалированную просьбу.

Вы хотите, чтобы я помог вам найти врача?

Разве здесь возможно? — Капитан-директор посмотрел на Петропавловск. Сейчас город выглядел лучше, приятнее, чем накануне. Блестела синеватая вода гавани, и чайки, скользившие по ней, казались большими белыми цветами.

Думаю, что возможно. — Северов следил за катером, который подходил к причалу. И тут у него мелькнула мысль: «А что, если попытаться заполучить Захматову?» Он повернулся к Микальсену.

Прикажите спустить вельбот. Не будем терять времени... Врач как раз и будет нашим пятым человеком на вашей флотилии.

Это было бы прекрасно, — искренне обрадовался Микальсен: ему не нужно было ломать голову над тем, куда определить еще одного советского человека.

Северов съехал на берег, полный уверенности, что его замысел легко удастся. Но уже в портовой больнице, а затем в горздравотделе он натолкнулся на категорический отказ.

— Врачей нет. Один на несколько тысяч человек, а мы должны отдавать иностранцам!

Пришлось Ивану Алексеевичу обратиться за помощью к секретарю губкома. Тот, узнав, в чем дело, подумал, что-то прикидывая в уме, потом сказал:

— Дадим врача на флотилию! Там в большинстве такие же рабочие люди, как к у нас. К тому же они в какой- то степени наши гости. Кандидатура Захматовой вполне подходящая, она серьезный и весьма деловой человек.

Он вызвал Захматову и, пока ее ожидали, Северов с интересом выслушал короткий рассказ о Елене Васильевне. Студентка медицинского института э Томске, она выполняла опасные задания большевиков-подпольщиков. Оказавшись на Камчатке, сражалась в партизанском отряде Елизарова, в труднейших условиях делала перевязки и даже операции.

— Многие наши партизаны обязаны ей жизнью, — закончил свой рассказ о Захматовой секретарь губкома.— Вам надо знать, что весной двадцать третьего года ее постигло большое горе. Во время ликвидации банды Бочкарева погиб ее муж. Елена Васильевна сильно переживает потерю. Возможно, пребывание на флотилии для нее будет полезно. Другая обстановка, люди, события...

В дверь постучали, и вошла Захматова.

-Ты меня по какому делу вызывал?

Видно, Елена Васильевна шла быстро. Она раскраснелась и часто дышала. Увидев Северова, она вопросительно посмотрела на секретаря губкома. Тот сказал добродушно:

- Знакомься, Елена. Это товарищ Северов, наш уполномоченный у норвежцев.

- Мы уже с ним знакомы, — кивнула в сторону капитана Захматова. — Так зачем меня звал?

- Садись и слушай, — секретарь пододвинул Захматовой папиросы.

Она привычным жестом взяла папиросу, размяла ее в пальцах.

Пока секретарь губкома говорил, Елена Васильевна смотрела куда-то в окно сквозь голубой табачный дым и, казалось, думала о чем-то своем. Северову не понравилось, что она курила. Это он считал непристойным для женщины. Но еще больше ему не понравилось, что она так панибратски, грубо, на «ты» говорила со всеми. «Может, ошибаюсь, что приглашаю ее», — думал Северов. И тут же устыдился, вспомнив рассказ секретаря о том, как Захматова переживает гибель мужа.