Никаких тебе вопросов,

Каждый каждому далек.

Не страдали, не корили

(Такова прохожих жизнь.)

Улыбнулись, прикурили

И навеки разошлись.

На прощании с Уткиным, уже лежащим на смертном одре, на гражданской панихиде, выступал И. Эренбург. Я пел “Смерть” Бетховена (“Время мчится, вечность ждет...”) на слова Гете…

Если бы он сам мог вмешаться в эти печальные неизбежности, он бы воскликнул: “Только сделайте так, чтобы у меня был приличный вид!” Эстетическое чувство его никогда не покидало.

Суть в том, что сам Уткин не воскликнул, как в свое время Чехов, что после смерти его читать будут недолго. Но сегодня мы читаем и вспоминаем Иосифа Уткина. И, думается мне, будем долго, долго вспоминать его как поэта, как представителя эпохи, в которую он жил, как вдохновенного мастера.

1971

Мария Чехова

Мне, как и многим, довелось встречаться и быть в ее обществе... Она сохранила до глубокой старости ум, обаяние, жизнерадостный юмор и тонкую наблюдательность, от которой ничего не ускользало и в большом и в малом, окружавшем ее. Есть фотографии Марии Павловны, запечатлевшие до некоторой степени эти черты ее необыкновенного облика. Но за лукавым или ироническим взглядом всегда чувствуется глубокая человечность.

Ее рассказы о Левитане, Горьком, Бунине мне довелось слышать один на один. И в этих рассказах, часто несхожих с канонизированными описаниями жизни ее великих современников, так много было неповторимого и обыденного, свойственного людям, что они становились еще более человечными.

Ее воспоминания, шутки, милые капризы и замечания делали эти встречи необыкновенно радостными и духовно насыщенными. Но как можно передать словами звучание голоса Марии Павловны, скажем, когда она рассказывала об объяснении с ней Левитана или о разговорах с Горьким? Да и необходимо ли это? Важно то, кем она для нас была. Она обладала притягательной силой не для одного поколения людей, которым довелось видеть, слышать ее в незабываемом чеховском уголке в Ялте.

Для будущей киноповести об обитательнице дома Чехова в Ялте небезынтересны были бы такие кадры: раздается музыка, две девочки с цветами и бубном направляются через двор к Марии Павловне и Ольге Леонардовне, которые стоят на крыльце чеховского дома. Тут же звучит и песня. Кинокадры в Гурзуфе. Прибой моря. Поздний вечер. За забором дачи Ольги Леонардовны не видимый никем оркестр. За столом Мария Павловна и гости: писатели, художники, артисты. Поется шутливая песня: “О Мари! О Мари!” Оркестр аккомпанирует сначала — за забором, потом — за ширмой.

У нее бывали люди разных профессий, и это только делало встречи интересными и душевными. За столом можно было встретить партийных и советских руководителей Ялты, поэта Маршака, семью драматурга Тренева, певицу М. Максакову, писателя Павленко, адмирала, маршала, государственных деятелей, академиков Несмеянова и Хрякова, артистов Художественного театра Дорохина, Грибова, Пилявскую, Бендину, искусствоведа Виленкина. Все эти люди названы для того, чтобы можно было по крупицам воссоздать ее многогранный образ. Все они адресаты, к коим следует стучаться по этому поводу.

Она принадлежала к людям, которые являются примером и для нашего времени, и для грядущих поколений. И если Антон Павлович Чехов мечтал о людях новой эпохи, так вот Мария Павловна в нашу эпоху была таким человеком, в котором нравственная чистота, моральная сила и убежденность приковывали к себе внимание соотечественников, обезоруживали врагов нашего народа, когда ей пришлось остаться во время войны в занятой вражескими войсками Ялте.

Когда-то Вересаев проделал титанический труд, собирая скрупулезно все, что связано с эпохой Пушкина (“Пушкин в жизни”). Несомненно, что Антон Павлович и его семья будут долго привлекать внимание исследователей и многих людей, любящих великих тружеников, создающих культуру нации, народа.

Для истории весьма познавательно, как появляются и формируются такие люди, как Чехов,— человек, писатель, драматург, предвозвестник будущего. И что это? Явление самопроисходящее, или это труд и самовоспитание духа, воззрений на жизнь?

В спорах и рассуждениях по этому поводу немаловажную роль будет играть и жизнь, и труд такого человека, как Мария Павловна. И если на чеховских встречах — научных сессиях — будут говорить о Марии Павловне, как о каком-то иконописном образе нашей действительности, то пусть учтут, что она была человечный человек и что с ней было приятно, полезно и для ума и для сердца.

Тем, кто организует такие встречи с Чеховыми,— благодарность и признательность. Каждая встреча — и для нашего и для грядущих поколений — напоминание о том, как много у нас есть прекрасного. Как известно, Тургенев как-то сказал П. Виардо, что ему приятно сегодня сознавать, что, когда его не будет, она будет приходить на его холм или в каждую пятницу в назначенный час думать о нем и читать его стихи. “Вот дерево, оно засохло, но при ветре оно качается со всеми. Так и я, когда умру, то так или иначе буду принимать участие в жизни”,— это слова А. П. Чехова. Не для них, ушедших, мы собираемся, беседуем, а для себя, для своего духовного обогащения из чувства ответственности перед теми, кто явится нам вослед.

Милая, умная, гармоничная, все понимающая. Она любила вечера, которые возникали для нее стихийно, на самом же деле мы их определенным образом готовили (за что Москвин называл меня “заводилой”).

Эти чувства — юмор, общительность — она сохраняла до конца своих дней.

Когда она умерла — была зима, я был в Москве. На фирме “Мелодия” я наговорил пленку с прощальным обращением к Марии Павловне и спел “Мы отдохнем”. Это романс С. В. Рахманинова на слова А. П. Чехова. Но как передать пленку в Ялту? Поездом — не успеет. На улице страшная пурга. Ни один гражданский самолет не вылетает. Прошу военного коменданта Москвы. Согласования... Наконец, получаем разрешение — одного человека отправят. Летит художник Юрий Андреевич Корляков, крестник Марии Павловны. Прилетел он в Ялту тогда, когда заканчивалась панихида. Пленку передали на радио, и она звучала по городу, провожая Марию Павловну на протяжении ее последнего пути...

1965, 1992

Тарас Шевченко

На кого не влиял Шевченко в детские, юные, зрелые годы?! Кто не испытал на себе воздействия его поэтического гения, его высокого гражданского пафоса?!

Мария Заньковецкая! Узнали ее впервые, оценили талант и великий дар ее, когда она в офицерском клубе читала “Тополь” (“Тополя”) Кобзаря! Там же были Карпенко-Карый, Саксаганский, Садовский.

Я не могу утверждать, что именно благодаря Шевченко выкристаллизовались дарования множества людей в искусстве, но что он объединял, воспитывал, учил — это почти хрестоматийно известно.

Надо же было Михаилу Щепкину в преклонном возрасте на перекладных от Москвы до Нижнего Новгорода ехать зимой с тем, чтобы обнять и человеческим теплом дружбы согреть возвращавшегося из ссылки Шевченко!

“Ходить гарбуз по горóду — питается свого роду” (Ходит тыква по огороду — спрашивает, где её родня) — эту песню напевал Шевченко Щепкину.

Велико влияние Шевченко на духовную жизнь народа.

Чайковский, Мусоргский, Лысенко — множество композиторов и минувшей, и нашей эпохи обращались к поэзии и высокой художественной правде шевченковского эпоса.

Что я пел на слова, Шевченко?

“I широкую долину i высокую могилу”, “Менi одинаково”, “Огни горят”, кантату “Бьют пороги”, оперу “Катерина”... Все поют Шевченко, и не петь его невозможно. Он творил для многих поколений.

Научиться петь по книгам нельзя. И в труде наших звучащих певцов, есть труд их предшественников.

Мы часто и как-то легко забываем своих учителей. Тех, кто помогал нам делать первые шаги в искусстве.

Доброжелательность — великое дело. Этим летом я был в гостях на Украине, выступал в Киевском оперном театре. Встречи, совместные выступления с украинскими артистами были волнующими и радостными. А сейчас в Москву приехали Гришко, Гмыря, Козак, Тимохин, Огневой, Гнатюк, Лариса Руденко, Бэла Руденко, Шолина, Мирошниченко, дирижер Климов, художник Петрицкий.