Хабаров пристально посмотрел Петрову в глаза, и тот не выдержал его тяжелого взгляда.

– Значит, не бил. Так-так-так…

– Слушай, Глеб, шел бы ты со своим Погодкиным. Мне работать надо.– В отдел к пяти вечера подходи. Работничек, твою мать!

Нахально разбрызгивая застоявшиеся лужи, черный, издали похожий на упрямого жука джип, петляя по бесконечному лабиринту пустынных сельских улочек, резво пробирался к центру Отразова.

Поравнявшись с Хабаровым, машина лихо затормозила.

– Эй, дед, стой! В контору рыбхоза правильно еду? – девушка нетерпеливо ждала ответа.

Опущенное до половины темное стекло явило миру точеную, с длинными матовыми ноготочками, руку, небрежно стряхнувшую пепел с сигареты, смуглое, безупречно красивое лицо, мило вздернутый носик, длинные каштановые локоны, едва убранные под черную сетку-шапочку, карие миндалевидные глаза в обрамлении пушистых ресниц. Такие глаза бывают у индийских красавиц, бархатные, томные, влекущие.

Алину Кимовну Тасманову он узнал мгновенно.

– Ты что, глухой или придурок? Я конкретно спросила: рыбхоз – там?

Девушка нервно ткнула пальцем в сторону, откуда шел Хабаров.

Хабаров кивнул.

Взмах, трепет длинных ресниц. Сладкие, чувственные губы. Надменное:

– Ты чего, старая образина, пялишься на меня? Челюсть вставную придержи!

Подарив Хабарову свирепый взгляд, красавица нажала на газ и скрылась из виду.

Он шагнул следом.«Нет, Хабаров, – остановил он себя. – Не имеешь права…»

– Проходите, присаживайтесь.

Грузный седой подполковник был скорее похож на добряка футбольного тренера какой-нибудь самодеятельной дворовой команды, чем на начальника райотдела милиции.

– Вы прямо с работы. Я вас надолго не задержу, – приветливо начал он. – Я только что ознакомился с заявлением Погодкина – личности небезызвестной. Я сразу скажу, Александр Иванович, я верю тому, что вы участковому инспектору рассказали. Он мне доложил. Очевидно, что заявление вызвано неприязнью. Как установил участковый Глеб Петров, вас назначили на рабочее место Погодкина. Он просто мстит вам. Я и сам не раз был жертвой его гнусных нападок. Тут мы, конечно, отпишемся. Только вы должны нам помочь.

– Алексей Алексеевич, я не на многое гожусь.

Алексей Алексеевич улыбнулся.

– Нет, никто не собирается вас «загонять в корки» [8] . Вы ведь бывший спортсмен. А мои ребята разжирели. Им бы тренировки по самбо – в самый раз. Комплексная проверка скоро. Физподготовку тоже смотреть будут. Тут у нас безнадега. Учить некому. Сами видите, глухомань. Вы же – профессионал. Тем более с вашим-то послужным списком…

– Что?

– Александр Иванович, я же к встрече готовился. Позвонил на зону, где вы провели девять лет. Поинтересовался. Да вы не волнуйтесь! Чудес от вас не требуется. Жирок протрясут, лишнюю стопку не выпьют, может, глядишь, чему и научатся. Я иллюзий, как видите, не питаю. Но если вы откажетесь, – начальник райотдела с безразличной полуулыбкой смотрел на Хабарова, – мы будем вынуждены возбудить уголовное дело по заявлению Погодкина. Побои… Угроза убийством… Два состава, Хабаров, я вам уже нашел. Может быть, наркотики у вас дома хранятся? А может, оружие? Я не знаю. Надо проверять.

Хабаров встал.

– Я на зоне девять лет в добровольно-принудительном порядке преподавал офицерам боевое самбо. Может, хоть после освобождения отстанете?

– Александр Иванович, я уверен, у вас все получится. Мы поладим. Ну, в самом деле, не хотите же вы снова на зону? Назначим время тренировки…

В коридоре райотдела Хабарова ждала Боцман.

– Наконец-то! – обрадовалась она.

– Мария Николаевна, вы зачем здесь?

– Мимо шла.

«Мимо шла… Это через весь поселок-то? Беспокоилась, дуреха. Думала, замели. Выручать прилетела, – Хабаров улыбнулся. – Это дорогого стоит…»

Странное чувство. Забытое. О нем очень давно никто не заботился.

Шедший по коридору мужчина грубо толкнул Хабарова в спину.

– С дороги, быдло! – сквозь зубы процедил он и без стука вошел в кабинет начальника районного отдела милиции.

Боцман тут же потянула Хабарова за рукав к выходу.

– Пойдем, Саня. Не связывайся. Бандюки они и есть бандюки. Босой это. Икорная мафия. Держись от него подальше, коли не хочешь, чтобы утопшим нашли. Да, слушай, корреспондентка к нам из Москвы приехала. Из газеты центральной. Про рыбаков Приморья пишет. Спрашивала, кто лучше всех работает. С «рабочим человеком из глубинки», говорит, побеседовать надо. Так у нас же глубже некуда! Меня директор спросил, а я тебя назвала. Так что, – она подмигнула игриво, – с тебя причитается! Завтра после смены готовься. Только условие: что сидел – молчи. Незачем ей знать это.

– Испортите вы себе репутацию, Мария Николаевна.

– Моя репутация настолько хороша, что ее уже давно пора немного подпортить, – она засмеялась. – Должок это за Вовку-то Ларина. Разобраться, ты меня здорово выручил. И откуда в тебе столько проку?! – и, колыхаясь, она унесла свое тело.

Сообразив, что Алина Тасманова и есть корреспондент, Хабаров задумался, а потом, точно что-то для себя решив, пошел разыскивать участкового.

– Слушай, Глеб, – начал он с порога, – у меня дело к тебе на тысячу баксов. Мне надо уехать на выходные. Во Владик…

В грязном, прокуренном, плохо освещенном кабинете с табличкой на двери «Участковые инспектора» Глеб Петров был один. Он сидел за своим рабочим столом зеленого сукна, времен НКВД, привалившись спиной к облезлой, с остатками древней штукатурки стене и, закрыв глаза, покачиваясь из стороны в сторону, что-то мычал, с абсолютно отсутствующим видом.

– Глеб? – Хабаров застыл в дверях.

– И чё? – чуть приоткрыв масляные глазки, простонал тот.

– Не на чем. Только ваш катер с арестованными идет. Попроси, чтоб меня взяли.

– Ну, ты чего, Глеб?! У меня рот резиновый что ли? – раздался из-под стола недовольный женский голос. – Настройся, в самом деле.

Глеб с размаху опустил кулак под стол, где что-то сдавленно ойкнуло, и тут же над столом возникла растрепанная женская голова и повернулась к Хабарову.

– Вали отсюда, козел! Сказано, уматывай! Ты нам весь кайф ломаешь!

– Саня, замётано! Возьмут. С тебя поллитра на опохмел.Петров запустил в Хабарова уголовным кодексом, и тот осторожно прикрыл за собой дверь.

Звонкий шлепок, и пухлый почтовый конверт заскользил по глянцу стола прямо в руки начальника районного отдела милиции.

– Чё, курьера нашел?

– Здравствуй, Босой. Присаживайся.

– Кому «Босой», а тебе – Валерий Игоревич.

Визитер с шумом пододвинул стул, сел напротив и бесцеремонно отпихнул бумаги со своего края стола.

– Заявление на твоих братков поступило. Вы что, Валера, берегов не видите? Вы кому угрожать убийством вздумали?! Журналисту из центральной газеты!

Босой склонился к начальнику отдела.

– И, что? Думаешь, 7.62 не возьмет [9] ?

Милицейский начальник обхватил голову руками.

– Непостижимо! У вас мозги на ветру усохли, пока осетров потрошили! Только представь, понаедут, начнут проверять, будут всех трясти. Рухнет твой браконьерский бизнес! Валерий Игоревич, ты этого хочешь?

– Я эту московскую сучку все равно шлёпну.

– Тебя китайцы заложили. Я говорил тебе: не лезь к китайцам.

– Их я вообще за кордон вышибу.

– Что мне с ее заявлением делать? Оно официально зарегистрировано.

– В задницу себе запихни!

Начальник райотдела взял со стола конверт, посмотрел внутрь. Денег было много. Больше, чем ожидал. Он выбрал несколько купюр, скрепкой подколол к заявлению журналистки.– Глебу Петрову отпишу. Пусть разбирается.

Алина Тасманова стояла у окна, сосредоточенно смотрела на расхаживавшую по грязному двору рыбхоза ворону. Ворона была потрепанная жизнью, голодная, искала, чего бы съесть.

Она ждала.

Скрип двери, сдержанное:

– Добрый вечер.

Она обернулась.

– Вы?! – журналистка не пыталась скрыть удивления. – Значит, вы и есть «пример для подражания»? Мужичок, который указал мне дорогу…