— И правильно сделали, — одобрил полицейский, осматривая стекла. — Мы сделаем все необходимое. О результатах проинформируем, мистер Стивенс.

Адвокат направился к выходу. Но остановился.

— Как много времени займет вся процедура?

— Если ничего не обнаружим в наших архивах, то придется запрашивать, а это, считайте, неделя.

Стивенс нерешительно топтался на месте.

— А вы не можете запросить центральную картотеку телеграфом?

— Ради каких-то хулиганов? — удивился полицейский.

— Послушайте… Я оплачу все расходы… Мне очень интересно выяснить, кто бы мог это сделать. К тому же не думаю, что это столь уж незначительный инцидент, как представляется на первый взгляд…

Покинув полицейское управление, Стивенс отправился в лабораторию, куда вчера сдал на анализ осколки мрамора. Старикан встретил его ворчанием, поскольку он не явился к назначенному сроку.

— Не беспокойтесь, я все оплачу, как обещал.

— Тогда ладно. Так вот, с тонки зрения химического содержания ваш образец не представляет ничего необычного. Карбонат кальция в виде мрамора.

Стивенс не мог сдержать возгласа разочарования.

— Подождите, не спешите, — продолжал эксперт. — Я еще не закончил. С недавнего времени, учитывая большое количество заказов, поступающих от геологоразведчиков в отношении уранинита, мы стали делать проверку и на электроскопе. По инерции я проделал то же самое и с вашим материалом. И как бы парадоксально это ни звучало, но ваш мрамор оказался радиоактивным. Правда, совсем слабо… Мне не удалось выявить конечного продукта распада. Взятые по отдельности, кальций, углерод и кислород сами по себе не радиоактивны… Очень интересный случай… Если это даст вам какое-то стоящее направление дальнейших поисков, надеюсь, что вы доверите нам эту работу.

— Согласен, но при условии, что пока- молчок.

— Неужели вы думаете, что в нашем деле может быть иначе?

Покинув лабораторию, Стивенс продолжал повторять это слово: “Радиоактивность!” Это объясняло все и не объясняло ничего. Человеку еще столько неожиданного предстоит открыть в этой области.

Он внезапно представил себе дом, в котором люди, облученные тщательно дозированными порциями, перестают умирать… Он подумал при этом, ограничен ли как-то в своих операциях робот-мозг звездолета, или же, напротив, этот метод можно применить не к кучке привилегированных лиц, а ко всему человечеству?

17

Стивенс посетил редакцию газеты “Альмиранте геральд”. Но Кэрвелла, ее издателя, сейчас в городе не было. Он позвонил судьям Портеру и Адамсу, а также дюжине других членов группы. Неизменно отвечали: “Выехал на отдых”, “Отлучился на несколько дней”, “Возможно, вернется завтра”. Каждый раз адвокат оставлял поручение: по возвращении немедленно, независимо от того, будет это день или ночь, связаться с ним.

Пообедав, он возвратился на работу и принялся размышлять. Теперь он крепко ввязался в эту драчку… Обратного пути у него уже не было. Членам группы, конечно, передадут его просьбу. Связавшись между собой, они тут же поймут, что Стивенс осведомлен, кем они были в действительности. Они воспримут его как чужака, человека, который слишком много знает. Требовалось укрепить свои позиции. Он продолжал обдумывать ситуацию, когда его вызвала мисс Чейнер:

— Мистер Стивенс, соединяю вас с мистером Холандом.

Холанд? Вот кого сейчас можно было бы использовать для решения этой задачи. В условиях кризиса очень полезно опереться на полицию.

Послышался голос следователя:

— Стивенс, вы можете прийти после обеда?

— А почему бы не сейчас?

— Отлично. Жду.

Стивенс расслабился. Потом удивился, что даже не поинтересовался, по какому поводу хотел с ним увидеться Холанд. Но теперь адвокат был настроен решительно.

К следователю его провели незамедлительно. Тот, поднявшись с кресла, протянул ему для приветствия руку и предложил сесть. Затем сам удобно устроился за своим письменным столом.

— Стивенс, — незамедлительно приступил он к делу, — наконец-то нам повезло: отыскались отпечатки пальцев Ньютона Таннехилла. Они не совпадают с теми, что взяты у его племянника Артура. Следовательно, вынужден признать, что, приказав арестовать Таннехилла, я совершил серьезную ошибку.

Он настороженно вглядывался в Стивенса, изучая его реакцию. Тот старался казаться невозмутимым. Холодно бросил:

— Я же вас предупреждал, что вы слишком торопитесь…

У Холанда заходили желваки.

— Но какого черта не могли отыскать эти отпечатки раньше! Стивенс, — добавил он после короткой паузы, — мне нужно ваше содействие.

Но адвокат слушал его рассеянно. Он напряженно думал: “Итак, группа располагает возможностями менять отпечатки пальцев… Не знаю как, но, видимо, используют феномен “дедифференциации”. Изменения, должно быть, происходят в период омоложения клеток”. Другого объяснения он не мог себе представить, разве что поставить под сомнение все, что узнал в последнее время.

Прежде чем ответить Холанду, адвокат быстро просчитал, не может ли только что услышанное как-то повлиять на его планы, и пришел к заключению, что существенно это обстановку не меняет. Следователь подался к нему:

— Стивенс, я готов забыть прошлое. С этим покончено. Теперь мне все ясно. Но у меня возникла острая проблема: если я вот так, запросто, отзову свое обвинение, то можно смело считать, что с карьерой покончено. Если бы вы подсказали, как выпутаться из этой передряги, мы могли бы работать рука об руку.

Адвокат прилагал громадные усилия, чтобы внешне оставаться невозмутимым.

— Хорошо. Я скажу вам, каким образом мы можем урегулировать случай с Таннехиллом.

— Слушаю.

Стивенс спокойно, уверенным тоном рассказал, как истязали кнутом Мистру, не сообщив, однако, ничего, что могло бы позволить идентифицировать ее мучителей. Он не назвал ни одной фамилии, ничего не говорил о космолете, подземелье, бессмертии, роботе со звездолета под холмом. Зато он настаивал на том, что определенная группа лиц, входивших в одну из религиозных сект, судя по всему, вытягивала деньги у Таннехилла и что только этим можно объяснить убийство охранника и все последующие события.

Выходил он от следователя с впечатлением, что сумел сделать еще один крупный шаг вперед, но втемную.

Стивенс направился к Большому Дому. В течение нескольких минут он безуспешно нажимал кнопку звонка. Понятное дело, он мог бы войти, воспользовавшись одним из ключей Мистры, но предпочел пересечь террасу и выйти на лужайку позади Дома. На фоне голубого неба и искрившегося солнечными бликами океана тот проступал безликим пятном. Все вокруг было тихо и безмятежно, но он на минуту представил себе, сколько же сцен насилия, интриг и убийств, должно быть, развернулось в этом месте в течение прошедших веков. У этого сооружения было не меньше секретов, чем лет существования. Эти стены буквально сочились кровью.

Подсобные помещения Большого Дома располагались на достаточно большом удалении от главного здания за группой цветущих деревьев и двумя рядами живой изгороди. Перед довольно безобразными постройками специально посадили деревья и кустарники, чтобы они не просматривались из Дома.

Стивенс вышел на восточный склон холма. Перед ним вытянулась узкая аллея, а вдали среди деревьев виднелись зеленые крыши чьей-то фермы. Другие холмы волнами разбегались до самого горизонта. Стивенс прошел гребнем до того места, где дорога спускалась к краю скалы, то есть вышел на ту самую дорогу, куда прошлый раз так лихо выскочила на машине Мистра.

Вернувшись к ближайшему из подсобных помещений, он оказался в точке, откуда открывался великолепный вид на весь ансамбль Большого Дома. Солнце на западе опустилось уже довольно низко, бескрайний океан умиротворенно поблескивал в его лучах. Адвокат совсем не собирался ломать висячие замки на дверях девяти построек, составлявших комплекс подсобных сооружений. Он был уверен, что не найдет там ничего, достойного внимания. Но в Большой Дом он все же вошел, причем через главный вход, и исследовал все двенадцать его комнат. Восемь спален, большая библиотека, столовая, гостиная и очень просторная кухня. В каждой комнате имелась застекленная дверь, выводившая в патио — внутренний дворик. Он задержался в вестибюле, пригляделся к его архитектуре. Заметил, что изначально были возведены три главные сводчатые арки, которые затем умело перестроили так, что теперь каждая секция приходилась на две комнаты.