В неустановленную — но далеко в прошлом — эпоху звездолет, контролировавшийся искусственным мозгом-роботом, в результате случайной поломки сбился с курса и врезался в Землю, вонзившись в склон утеса. Удар вызвал обвал скал и оползни, после чего корабль оказался наглухо замурованным в толще пород.

Но робот-мозг выжил, а поскольку он обладал способностью читать мысли людей и передавать им свои собственные, то вскоре установил контакт с небольшой группой проживавших в тех местах дикарей. Разобравшись, что их разум — в плену суеверий, электронный мозг внедрил в их сознание иррациональное стремление прорыть туннель до входа в звездолет. Но починить его, как и понять, чего он от них добивается, они были неспособны. Тогда робот-мозг приказал им соорудить храм, каждый камень которого должен был заноситься сначала в звездолет, чтобы проходить там предварительную специальную обработку. С целью произвести впечатление на дикарей весь процесс обработки камней сопровождался мерцанием огней и фейерверком искр. На деле же он состоял в бомбардировке стройматериала субатомными частицами, производимыми от сверхтяжелых и очень редких искусственных элементов. Все это было задумано ради того, чтобы продлить жизнь тех, кто позднее смог бы помочь электронному мозгу ликвидировать неисправность в звездолете.

Эта первая группа дикарей жила необычно долго, но в конце концов все они, за исключением одного, погибли насильственной смертью. Среди сменивших их новых людей Стивенс почти с ужасом увидел высокого человека со светлой кожей, похожего на Уолтера Пили, — и это, несомненно, был он.

Именно Пили, а также человек с него ростом, единственный уцелевший из начальной группы (его облик показался Стивенсу знакомым) первыми дошли до осознания того, что звездолет — никакое не божество. Электронный мозг возликовал и начал приобщать их к научным знаниям. Среди прочего они узнали также и то, какая часть робота-мозга была приемником мыслей, а какая передатчиком.

Как-то супермозг обнаружил, что некоторые из передаваемых им мыслей доходили до новых жрецов храма. Чтобы защитить себя от всякого рода подозрений и недоразумений, которые могли возникнуть в этой связи, он показал этим двум ученикам, каким образом следовало отрегулировать передатчик так, чтобы дальность его действия не выходила за пределы звездолета.

Но они заглушили его окончательно. То был импульсивный шаг с их стороны. Враждебность к роботу, отразившаяся в этом поступке, вызрела в каких-то зловещих глубинах ненависти и страха, сформировавшихся в мозгу этих двух человек. Оба вдруг мгновенно вошли в состояние неописуемого ужаса, и, используя оружие, найденное на складе, уничтожили передатчик мыслей.

В порядке автоматической самообороны мозг-робот выпустил в чрево звездолета газ. Кашляя, задыхаясь, извиваясь от боли, оба сбежали. Дверь корабля за ними закрылась.

Отныне доступ в корабль им был заказан. Со временем, анализируя происшедшее и опираясь на полученные от электронного мозга знания, эти двое до многого дошли сами. Истребив всех своих товарищей из второй группы, они засыпали открытый колодец доступа в корабль, заставили невежественных дикарей прорыть подземные ходы. Они планировали снова проникнуть в корабль и завладеть его грузом.

Между тем электронный мозг стремился только к одной цели: восстановить звездолет и улететь с Земли. Однако он смутно догадывался, что против него что-то затевается и что ему следовало кое в чем рискнуть.

Однажды, много лет спустя, те же двое появились в подземелье с аппаратурой для сверления. Но обшивка корабля не поддалась алмазным резцам. В момент этих работ робот, продолжавший улавливать мысли людей, понял, что выживший из первого состава человек намеревался расправиться с другими членами нынешней группы, но Пили вроде бы противился его замыслам.

Еще позже нависшая над миром угроза атомной войны побудила того же самого человека выработать окончательный план действий, но робот-мозг не сумел выяснить его содержание, поскольку тот, проявляя осторожность, держался подальше от приемника мыслей.

Этот же человек стрелял в Таннехилла с намерением убить его, с тем чтобы Пили как управляющий состоянием стал бы единолично контролировать все имущество. Теперь безграничное честолюбие этого типа было сориентировано на установление господства над всем миром… К сожалению, лица его Стивенс все еще никак не мог разглядеть. Если он по-прежнему крутился где-то поблизости, то, должно быть, носил маску…

Когда трансляция информационных блоков закончилась, Стивенс задержался в звездолете еще на некоторое время, чтобы ознакомиться с грузом. Согласно увиденному фильму — а он полагал, что ему показали все это в записи, — эти длинные ряды стеллажей перед ним были напичканы маленькими блестящими капсулами, в каждой из которых содержались микроскопические дозы искусственных элементов в их чистом виде. И все они были неизвестны на Земле, располагаясь так далеко за пределами урана в периодической системе, что если они и существовали когда-то в природе, то только в течение мгновений в общей истории Вселенной.

Стивенс понятия не имел, что он мог бы сделать с образцами этих элементов. В нынешнем положении они, судя по всему, никакой ценности не представляли. Было сомнительно, чтобы он нашел покупателя на них… разве что продать членам группы…

Было уже шесть утра, когда Стивенс, изнемогая от усталости, вернулся в подвал Палмз-билдинг и поднялся по лестнице. Адвоката все больше и больше начинала тревожить одна мысль: он не располагал никакими предположениями относительно подлинного лица кровожадного сотоварища Пили. В то же время представлялось исключительно важным выявить его и раскрыть перед группой.

Подходя к этажу, на котором размещался его кабинет, Стивенс увидел впереди себя на лестнице чьи-то ноги. Он молниеносно сунул руку в карман, чтобы выхватить пистолет. Но на полпути рука задержалась.

— Ха! — воскликнул он. — Да это же Билл Риггс…

15

Сидя в кабинете Стивенса, Билл Риггс рассказывал ему об итогах своего расследования.

— Итак, мне удалось кое-что разузнать о похоронах Ньютона Таннехилла. Занимавшееся ими бюро ритуальных услуг принадлежало в то время некоему Норману Моксли. Купил он свое хозяйство за несколько месяцев до этого события, а сразу же после продал и куда-то уехал.

Сравнивая с тем, что он только что раскопал в звездолете, Стивенс расценил эту информацию как малоинтересную. Но все же пренебрегать ею не следовало. Интересно, покидал ли Моксли город? Вполне возможно, что он просто носил маску, которую затем снял. Значит, можно было бы попытаться выяснить, кто из шишек города Альмиранте отсутствовал в тот период, когда здесь обретался Моксли… Но доказать, что подобного рода маскарад и впрямь имел место, было бы попросту невозможно.

— Плохо, — прокомментировал он. — Следователь может использовать это против Таннехилла.

— Верно, — согласился Риггс, — все это довольно скверно выглядит. А сведения, добытые мною в отношении доктора, выдавшего свидетельство о смерти, — того же розлива. Зовут его Жаймс де лас Сиенгас. Пятнадцать лет назад получил диплом в Акле, но никогда не работал по специальности, пока не осел в Альмиранте в декабре прошлого года. Пятнадцатого мая этого года он продал свое дело за сотню долларов и на следующий же день отбыл из города. Ну чем не угорь, а?

— Как вы получили эту информацию?

— Для начала я сравнил телефонные справочники, которые были в ходу на день похорон, с более свежими изданиями. Лас Сиенгас фигурирует в первом и отсутствует во втором. Что касается Моксли, то его заменили братья Бенсоны. Я повидался с ними, и они мне рассказали то, что я вам изложил. Моксли — англичанин, довольно высокого роста, скрытный по характеру, благородно-изысканной внешности, вежлив, примерно сорока лет. Похоже, имел пристрастие к играм.

— А что врач?

— О нем я навел справки через секретаря ассоциации медицинских работников. Лас Сиенгас был сердечным, весьма иронического склада ума человеком, пользовался, как казалось, уважением коллег. Его хобби — яды. Собрал потрясающую библиотеку по этому вопросу. Но поскольку в этом деле яды не фигурируют, я не счел нужным разрабатывать эту тему.