XIX
Она ведь извечна, стихия
Классической плотной еды.
Ты ей предавалась, Россия,
До шалой голодной беды…
Эй, вспомни несложную сладость
Средь шумных гребней бытия,
И пусть возвратится к нам радость,
Простейшая радость твоя.
Откроемте жирные губы,
Испустим славянский наш гик!
(Хоть это бессовестно грубо —
Все выболтал пьяный язык.)
XX
Довольно! Несложною темой
Еда взята с разных сторон…
Иди, завершай же поэму,
Глухой, усладительный сон.
На дедовском старом диване,
На мягком уютном гнезде,
Увидишь во снах, о чем ране
Поведывал Синей Звезде.
О, нежною была подруга
И сердце певучим тогда.
Теперь же спит рядом — супруга,
А радость земная — еда.
КАЗНЬ
Широкий меч, как синий полукруг.
К мечу привязаны пурпуровые кисти:
Когда несут — они дрожат, как листья,
Которые ветра по осеням метут.
В дрожании — одно недвижимое тут:
Лик желтый палача. Китаец — вечный мистик.
Китай жил так давно, что не допустит мысли,
Что за чредою дней он встретит только мглу.
Нет, там стоят прекрасные селенья,
Дворцы и пагоды, озера, как паренья,
Которые струит весною Хуанхэ.
Жизнь вечная везде. Вот почему сластями
И винами почтен, который под цепями
Сидит возвышенно на сереньком осле.
ДРАКОН
Фонарь из пузыря. Он тянут белой грушей,
Лениво-матовой, как будто жемчуга.
Над ним же приподнял коричнево рога
Дракон, извившийся своею узкой тушей.
Смотри на формы те, замолкни и послушай:
«Давно, давно, когда лишь берега
В потопе поднялись и залегла в лога
Вода, что сброшена вновь проявленной сушей, —
Тогда суставами поверстаны деревья,
Туманы над землей, а на животных перья,
И жизнь на островах среди безбрежных рек.
Тогда летали те грозящие драконы,
И знал китаец их на облаках огромных —
От дивных дней последний человек».
СУМЕРКИ
Из голубого в палевый
Спустился цвет небес.
Опаловый, эмалевый
На нем горы отвес.
Изогнутое дерево
Прорисовала кисть.
Лазорево и хмелево
В полях дымки свились.
И близко над оврагами
Из глины битый дом
Уж светится бумагою
Заклеенным окном.
ХАРЧЕВКА
В фарфоровом тазу при входе стынет кровь;
Кругом лежит рубиновое мясо.
Впервые с дней войны в Китае слышу вновь
Знакомый сладкий и дурманный запах.
Кот изгибается в меланхоличной лени,
И томный китаез задумчиво вертит
Над круглой кадкой круглые пельмени.
Два желтых мужика едят из чашек рис,
День — в рваное окно — победоносно светел,
А у дверей качает вверх и вниз
Бумажные цветы декабрьский теплый ветер.
ЯПОНСКИЕ СТИХИ
1. Любовь
Серебряные нити дождя во тьме, на электрическом свете,
Вонзаются в кустики брызг, тоже блестящих.
Плоский зонтик, черная крыша, соединяет их обоих.
Стоят прижавшись.
2. Игрушка
Под зеленым светом газа в длинной лавке
Среди зеркал и гребенок стоит игрушка:
Разодетый самурай под цветущей вишней
Чертит на дереве заветное имя.
3. Ветер
Теплый ветер веет, и на высоких шестах летают красные карпы,
Ныряют в воздухе, вьются и носятся.
Розовым цветом залиты путаные вишни.
У домика раздвинуты рамы. Внутри прохладно.
4. Носильщики
Пусть бредут в грязи бедные носильщики, как ежи,
в соломенных накидках;
Дождь звонко стучит в их широкие шляпы конусом.
В паланкине, за Стеклами, прижавшись, — молодая дама.
Над горами ветер носит облака и туманы.
5. Красота
Луна холодна на синем шелке неба над черной зонтичной сосной;
Холодны цветы, изысканны изящные вырезы без запаха;
Всего холоднее белый снег на пурпуровых воротах храма.
Эти три холодные вещи весьма красивы.
ВАРВАРА ИЕВЛЕВА
ГОРОД ХАРБИН
Странный город блеска, денег и наживы,
Город над степной песчаною рекой,
Может быть, преступный, может быть, красивый,
Яркий и безличный, шумный и чужой.
Город, где цветы не знают аромата,
Город странных мыслей и дурманных снов,
Где ничто не честно, где ничто не свято,
Где звучит насмешкой звон колоколов.
Город, где сквозь маску пестрого наряда
Смотрит полудикий сумрачный Восток,
Где слова без смысла — нежность и пощада,
Где в душе последний гаснет огонек.
Весь в больном стремленьи, весь в больной тревоге,
Ты сжигаешь силы в призрачной борьбе,
Город, где скрестились пыльные дороги,
Я в свой час последний вспомню о тебе.