БРАТЬЯ
Набежал солдат. Прикладом
Пехотинца сбил.
Сам винтовочным зарядом
Опрокинут был.
И в последнюю усталость
(Смерти тоже рад)
«Дейчланд, Дейчланд юбер аллес»,
Прохрипел солдат.
А другой сказал: «Россия,
Только ты одна…»
И закрыл глаза сухие
Для большого сна.
И, услышав хрип тревожный,
Нежностью томим,
Кто-то Ясный, Невозможный
Наклонился к ним.
Было видно — просветлели
Лица павших вдруг.
И уже не пули пели —
Сирины вокруг…
И тогда, от душной злобы
Страшно далеки,
Поднялись солдаты, оба,
Над землей легки.
И туда, где, погасая,
Пламенел закат,
Шли, земли едва касаясь,
Брат и рядом брат.
КОНЕЦ ВОЙНЫ
День придет — я это твердо знаю,
Будет день, как в декабре весна.
Мы тогда в газете прочитаем,
Что сегодня кончилась война.
Выйдем мы на улицу большую,
В смех и говор, в топот многих ног.
И тебя в подъезде поцелует
Незнакомый вовсе старичок.
Мы пойдем с тобой по тротуарам,
А куда? Не все ли нам равно!
Будут, верно, в ресторанах даром
Раздавать дешевое вино.
Станет невозможное возможным.
Отчего же, сдерживая дрожь,
Ты печально и почти тревожно,
Руку мне холодную сожмешь?
СТИХИ О СТИХАХ
О, стихи, привычное витийство.
I
О, стихи, привычное витийство,
Трудное и злое ремесло…
Вот и рифмочку «самоубийство»
Как-то в эти строки занесло.
Трудно жить, писать еще труднее.
Подвиг это. Кто сейчас поймет,
Что над нами злые ветры веют,
Солнце, точно нехотя, встает…
В бурях обезумевшего века
Погибают духа корабли…
Жалкий, слабый голос человека
Вот уже не слышен из дали.
II
Холод рассвета — как острый нож,
Входит в суставы странная дрожь,
Солнце подняло свой огненный зрак…
Кто это там, не пойму никак,
Плечи сутулит над шатким столом,
С утренним серым, усталым лицом,
Пишет не пишет, бумагу скребет.
Хмурится жалко измученный рот.
Странно знакомый! Да это ведь я!
Это моя роковая стезя!
Вены открыты, и пенной рекой —
Рифма за рифмой, строка за строкой!
III
Вот стихи, там горечь всех разлук,
Боль сплетенных на прощанье рук,
Радость встреч и полдня чистый зной,
Блеск звезды прекрасно-голубой…
Тусклый взгляд убийцы-подлеца,
Нежный свет любимого лица,
Свежесть утра и дыханье роз,
Ангел смеха, рядом — ангел слез…
Все, что в мире было, будет, есть,
Что не высказать, не перечесть,
Что в душе твоей погребено,
Богом ласковым освящено…
Синий свет нездешней вышины…
Вот стихи — кому они нужны?!.
СТИХИ О КИТАЕ
(«Над широкою желтой рекою…»)
Над широкою желтой рекою
Безмятежен закат и глубок.
Вот рыбак на весло кормовое
Бронзовеющей грудью налег.
Солнце тонет, как будто драконий
Потухающий огненный зрак.
Он поет, а как будто бы стонет,
И мне в сумерках слышится так:
Нас мильоны, похожих, единых,
С желтым телом и сердцем, как медь,
Мы когда-нибудь хлынем лавиной,
Приносящей мгновенную смерть.
Подожди, мы еще не проснулись,
Подожди, наше время придет.
Мы, как пчелы, закрытые в улей,
Копим мщения сладостный мед!
СТИХИ О КИТАЕ
(«Помню дымки от походных жаровень…»)
Помню дымки от походных жаровень,
Сырость и запах хлопушек и гнили,
А с черепичными крышами вровень
Пряди тумана повисли в бессильи.
Я уходил в переулки кривые,
Жадно вдыхал эти запахи ночи,
В хаосе звуков я слышал стихии,
Думал словами забытых пророчеств.
Вот он, Китай, этот буйвол тяжелый,
В теплой трясине уснувший до срока.
Оводы кружат — блестящие пчелы…
Он неподвижен до некого срока.
Встанет, рога распластавши на вые,
И заревет, напружинивши ребра,
И покривятся кресты Византии,
И пошатнутся тогда небоскребы.
РОССИЯ
Зашумели ветры, загудели,
Душу мне наполнили тоской…
Отчего, особенно в апреле,
Мне вернуться хочется домой?
О, Россия, мне твоих созвучий
Не дано вовеки разгадать.
Их не мог постичь суровый Тютчев,
Ясный Блок не мог расколдовать.
Были бури, были непогоды,
Но уж трубит ангел в вышине.
И бродить принялась темным медом
Кровь твоя тяжелая во мне!