Изменить стиль страницы

— А Дэниел ладил с родителями?

— По-всякому. Они слишком властные люди: всегда хотели, чтобы все шло в соответствии с их желаниями, но Дэниел умел настоять на своем. Я не дала им наследника рода Гейнсов по мужской линии, так что, с их точки зрения, была неудачной супругой. Не хочешь ли выпить стаканчик вина?

Квентин понял, что она не хочет говорить о своих неблагополучных беременностях, о смерти младенца и неприятных родственниках.

— Давай. На ранчо у тебя будет достаточно времени и спокойная обстановка, чтобы писать. Если хочешь, я закажу Скотту кабинет для тебя. Ты даже можешь написать историю моей жизни, тогда я буду уверен, что она правдива. А если ты выйдешь за меня, то включишь в книгу красивую любовную историю со счастливым концом.

— Ты прав. Может быть, мы сделаем это вместе.

Они взглянули друг другу в глаза и поняли, что сейчас им очень хочется сделать вместе что-то другое.

Пока Квентин раздевался у кровати, тело Рэчел пробудилось, жар охватил ее с головы до ног. Напряжение и нетерпение нахлынули на нее, начисто смыв все мысли, кроме мысли о нем и о том, что сейчас будет. Она застонала от предвкушения, когда он лег рядом и заключил ее в объятия — в это мгновение разразилась бурная гроза и начался ливень.

Когда много лет назад они был в тропиках, Квентину хотелось согреться в ее лучистой радости, пережить еще одно страстное приключение. С ней ему никогда не бывало скучно, а без нее он тосковал. Его дрожащие пальцы скользнули по ее плечам, он заключил в ладони ее грудь, его губы искали ее рот. Сначала он целовал ее нежно и медленно, потом торопливо и жадно.

Они с наслаждением словно пробовали друг друга на вкус. Его губы ласкали шелковистую кожу ее шеи, ее пальцы прокладывали путь вдоль его позвоночника. Он осторожно куснул ее плечо, поцеловал ямку у основания шеи, и путешествие продолжилось. Это было очень дерзкое путешествие, вдохновляющее Рэчел и несущее наслаждение. Квентин хорошо владел искусством любви. Она застонала, когда он сжал твердые холмы ее грудей и большими пальцами ласкал их вершины. Желание их росло, огонь страсти разгорался все сильнее, их руки и ноги сплетались, они наслаждались друг другом.

Вскоре его пальцы коснулись холмика, спрятанного в сердцевине ее женской сути. Она раздвинула бедра, приглашая смелого исследователя вторгнуться в эту область поглубже, и Квентин массировал горячий бутон до тех пор пока он не стал распускаться, словно цветок летом. Он довел ее до судорог нетерпения, охвативших и его.

Рэчел не слышала раскатов грома и не замечала блеска молний за окнами уютной комнаты. Сердце ее колотилось от волнения и страсти, голова кружилась, словно в лихорадке.

— Ты сводишь меня с ума, Квентин: возьми же меня!

Неодолимое желание, охватывающее ее, заставило его задрожать, и он вошел в нее, словно в сверкающий рай, на мгновение задохнувшись.

Рэчел восхищало все, что он делал с нею, для нее: каждый поцелуй, каждая ласка, каждое исполнение невысказанного обещания доставить ей наслаждение. Ее руки блуждали по его плечам она отвечала ритму его движений, словно качаясь на волнах прибоя. Ее соски трепетали под его губами и пальцами. Все в ней звенело и билось и она побуждала его не останавливаться.

В последний миг Квентин сдержал себя. Рэчел напряглась, глубоко вздохнула, выгнулась дугой, застонала, и он понял, что больше нет нужды контролировать себя. Через несколько минут он торопливо и радостно излил семя в ее горячее тело.

— Боже, как я люблю тебя, — сказал он осевшим голосом, тяжело дыша, и снова ринулся вперед.

Они уютно устроились в постели, их окружала темнота, нарушаемая лишь блеском молний и слабым отблеском ночного освещения в холле и ванной. Они целовались и ласкали друг друга, сонно вздыхая, расслабляясь и приходя в себя, полные удовлетворения.

— На улице буря, — пробормотал Квентин. — Почти такая же сильная, какая недавно бушевала здесь, у нас. По-моему, наша сексуальная жизнь никогда не будет скучной.

— Ее скоро вообще не будет: ты же в среду уезжаешь.

Квентин обнял ее и глубоко вдохнул.

— Не напоминай. Боже, как же я буду скучать без тебя!

— Может быть, Биллу Эффингаму понадобится, чтобы ты еще на некоторое время задержался здесь.

— Даже если и так, я не могу. В четверг я должен предъявить себя.

— Комиссия? — Она видела, что он боится сделать первый шаг к тому, чтобы узнать, как же определится его судьба.

— Вот именно. Если я ее не пройду, то не начну тренировок.

— Пройдешь, ты же в прекрасной форме. Твое тело и силы великолепны, мистер Ролс, я могу проголосовать «за».

Он усмехнулся.

— К сожалению, врач команды и тренер не прислушаются к твоему мнению.

— Я знаю, как тебе хочется сыграть в последнем сезоне.

— Мне просто кажется, что, если я не сыграю или сыграю плохо, это дело останется для меня незавершенным.

(Так же, как осталось незавершенным мое дело, когда я вроде бы обманула тебя? Ну, Рэчел, не сходи с ума, он уезжает не навсегда.)

— Ты сыграешь, Квентин, не волнуйся. (И вернешься ко мне.)

Глава 12

Во вторник днем Рэчел не пошла на собрание исторического общества, чтобы иметь возможность провести с Квентином все время, оставшееся до его отъезда.

Квентин пришел около десяти часов, по дороге заглянув в местный магазин спортивных товаров, чтобы купить футбольный мяч для аукциона в пользу библиотеки. В магазине он согласился подписать несколько коллекционерских карточек, два футбольных мяча и дать автографы бурно радующимся покупателям. Он не стал с ними долго разговаривать, потому что торопился к Рэчел.

Она поблагодарила его за доброту и щедрость. Квентин дал ей список имен и адресов нескольких спортивных звезд, его друзей, которые тоже могли прислать что-нибудь полезное, если она обратится к ним от его имени.

Почти весь день бушевало ненастье, и они разговаривали, строили планы, что-то жевали, и оба знали, что скоро, совсем скоро наступит расставание и им будет очень одиноко.

Убирая со стола, она сказала:

— Ты хороший человек, Квентин Ролс, я люблю тебя. Мне будет не хватать тебя.

— Только обещай, что не станешь верить газетенкам, ты же знаешь, сколько там вранья и глупостей. Я не собираюсь флиртовать с поклонницами «Ковбоев». Что бы ни говорили, как бы ни выглядели фотографии, сделанные тайком, я не собираюсь глядеть на сторону. И о тебе, Рэчел, болтать не буду, клянусь.

— Я знаю, Квентин, и я о тебе болтать не стану. Я… — Звонок телефона прервал ее. — Одну минуту. — Отложив посудное полотенце, она взяла трубку.

— Рэчел, это Джанет. Ты сегодня нездорова?

— Нет, почему ты так решила?

— Тебя не было на собрании общества, это на тебя непохоже.

— Спасибо за заботу, но у меня слишком много других дел.

— Поскольку тебя там не было, я решила позвонить и сказать, что я беспокоюсь о тебе, и некоторые наши добрые друзья тоже.

(Вы мне не «добрые друзья» и вовсе не беспокоитесь обо мне, и мы обе это знаем.)

— В самом деле? Из-за чего же? (Машина Квентина в гараже, тебя дома не было, так откуда же ты знаешь, что он здесь, а я готова спорить, что ты знаешь?)

— Я должна дать тебе один явно необходимый совет: тебе действительно не стоит вступать в такие серьезные отношения с этим… футболистом. Для истинной леди небезопасно и недостойно иметь с ним дело. Он может разбить твое сердце и испортить твою репутацию. По-моему, тебе следовало бы…

— Прости, Джанет, что перебиваю, но я занята. У меня гости, и я не могу долго разговаривать. Увидимся в четверг на собрании фонда и там поговорим. Пока. — Рэчел повесила трубку, хотя Джанет еще продолжала говорить, и раздраженно нахмурилась.

— Что случилось, дорогая? Что она сказала на сей раз?

Рэчел вкратце пересказала разговор и снова нахмурилась.

— Эта женщина — пронырливая, бесцеремонная дрянь, но не будем думать о ней сейчас, у нас осталось слишком мало времени. Если она явится сюда, мы не откроем дверь.