В январе 1871 года, после заключения перемирия с Пруссией, изменники-генералы сдали Париж немецким войскам. 13 февраля Гюго, избранный депутатом Национального собрания, уезжает на заседания Национального собрания в Бордо. Однако на этот раз парламентская деятельность Гюго продолжалась очень недолго: уже 8 марта он подал в отставку, выразив этим свой протест против решения реакционного большинства собрания о лишении депутатского мандата итальянского революционера Гарибальди, сражавшегося в рядах французских войск против Пруссии.

Провозглашение Парижской Коммуны вызвало сочувственные отклики среди рабочего класса других стран. Маркс и Энгельс повели агитацию во имя торжества дела Коммуны, поддерживали с нею связь, давали советы ее руководителям.

После подавления Коммуны начался белый террор, поддержанный всей международной реакцией. Так, бельгийское правительство объявило, что оно не признает коммунаров политическими изгнанниками и намерено выдать их версальским палачам. Гюго, находившийся в этот момент в Бельгии, был возмущен проявлением классовой ненависти к коммунарам. В одной из бельгийских газет он поместил резкий протест против решения бельгийского правительства и объявил о том, что «всякий побежденный парижанин, всякий из участников Коммуны, которая отвергнута Парижем и которую я со своей стороны никогда не одобрял, может постучаться в мою дверь, и. будь он моим личным врагом, я ему открою. В моем доме он неприкосновенен».

В ночь после опубликования этого письма на дом Гюго в Брюсселе было совершено нападение банды «золотой молодежи», вслед за тем поэт был изгнан из Бельгии.

Отныне вся французская буржуазная пресса ополчается против Гюго.

Поток клеветы и нападок на Гюго еще более усилился после того, как он выставил свою кандидатуру на выборах в Национальное собрание, которые состоялись 2 июля 1871 года. Торжествующая буржуазия не могла простить Гюго его сочувствия к побежденным коммунарам и забаллотировала его, хотя в своей политической программе он ограничился требованием республики, амнистии коммунарам, отмены смертной казни, требованием обязательного начального обучения, отделения церкви от государства, свободы союзов, собраний, печати, пропорционального подоходного налога и т. п.

В обстановке кровавого террора Гюго не прекращал борьбы за амнистию коммунарам.

Коммуна теоретически оправдывалась им как следствие и логическое развитие «Декларации прав человека и гражданина».

Однако Гюго не смог все же постигнуть истинных причин классовой борьбы и признать закономерность пролетарского восстания. Буржуазно-демократическая республика являлась для него наиболее приемлемой формой государственного устройства. Этим и объясняется отношение Гюго к пролетарской Коммуне 1871 года.

Не понимая всей глубины классовых противоречий, приведших французский пролетариат к власти, Гюго наивно полагал, что в этой грозной войне рабочих против контрреволюционной буржуазии возможно примирение обеих сторон. Отсюда известное его утверждение, что в событиях Коммуны «никто не виноват», что вооруженной борьбы могло бы и не быть, если бы обе стороны смогли вовремя понять друг друга и договориться.

Находясь в период Коммуны за пределами Парижа, Гюго был введен в заблуждение реакционной буржуазной прессой, кричавшей об арестах и «репрессиях», о нарушении «свободы печати» со стороны Коммуны. Под воздействием этой прессы он осуждает «анархию», якобы узаконенную Коммуной, декреты о заложниках, о разрушении Вандомской колонны, обвиняет коммунаров в поджоге зданий Парижа.

Но после поражения Парижской Коммуны Гюго не раз резко и беспощадно осуждал зверскую расправу над коммунарами, учиненную версальцами.

Стихи, посвященные франко-прусской войне и Парижской Коммуне, Гюго объединил в сборнике «Грозный год», вышедшем в свет в 1872 году.

В 1870 году, в тяжелое время войны против Пруссии, Гюго начал создавать стихотворения, отражавшие его раздумье о судьбах родины. К февралю 1871 года цикл стихов уже настолько разросся, что его можно было выпустить отдельным сборником, который поэт собирался издать под заглавием «Осажденный Париж». Однако бурное развитие событий заставило Гюго повременить с изданием этой значительной книги, которую он продолжал обогащать новыми образами, дополнять новыми стихотворениями, расширявшими состав и тематику сборника. Отказавшись от прежнего названия, Гюго старался найти для него новое заглавие, более соответствующее содержанию. Он последовательно собирался назвать свою книгу: «Борющийся Париж», «Париж-мученик», «Эпический Париж», «Драма Парижа», «Эпопея двух войн», пока не остановился окончательно на наиболее выразительном заглавии: «Грозный год».

Построение книги подчинено хронологическому принципу. Она состоит из двенадцати разделов: I. «Август», II. «Сентябрь»; III. «Октябрь»; IV. «Ноябрь»; V. «Декабрь»; VI. «Январь» (1871); VII. «Февраль»; VIII. «Март»; IX. «Апрель»; X. «Май»; XI. «Июнь», XII. «Июль».

В бурном водовороте событий 1870 года престарелый поэт обрел могучую силу и придал своему поэтическому творчеству эпическое звучание. В этом состоит своеобразие художественной формы «Грозного года». Его поэзия подчинена выражению интересов французского народа, который после поражения армии Наполеона III провозгласил республику и встал на защиту отечества.

Уже в «Прологе» «Грозного года» чувствуется накаленная атмосфера общественных конфликтов, происходивших в 1870 году. В этом «Прологе», озаглавленном «7 500 000 «да», выражено отношение Гюго к майскому плебисциту 1870 года.

Оказывая прямое давление на избирателей, применяя обман, подкупы, утонченную демагогию, бонапартистская клика собрала 7 500 000 голосов за принятие новой конституции. Но уже тогда в стране наметились враждебные Империи силы: около двух миллионов избирателей воздержались от голосования и более полутора миллионов проголосовали против конституции. Секции I Интернационала объявили, что «участвовать в плебисците — значит голосовать за внутренний деспотизм и за внешнюю войну»,[8]выразив тем самым резкое осуждение внешнего и внутреннего курса политики, проводимой Наполеоном III.

В этом вопросе Гюго не расходился с мнением секции I Интернационала. В «Прологе» к «Грозному году» положительный исход плебисцита он рассматривал как глубокое заблуждение избирателей, отдавших свой голос за конституцию, как ошибочный политический акт, противоречивший национальным интересам Франции.

Поражение французской армии под Седаном составило тему яркого и страстного по мысли стихотворения «Седан», где с огромной силой развит ряд мотивов, уже встречающихся в предыдущих произведениях Гюго. Так, уничтожение суверенных прав народа Наполеоном I в дни Брюмера рассматривается как прелюдия к последующему ходу событий, в которых на долю Наполеона III выпала роль продолжателя политического произвола и тирании. Брюмер, 2 декабря, Седан — вот три акта исторической трагедии Франции. Седан, по мысли Гюго, это пародия на войны Наполеона I и вместе с тем поучительный урок для узурпатора стремившегося путем войны продлить существование Империи.

Прослеживая путь своего «героя», Гюго создает яркий портрет императора-авантюриста, лелеющего мечту стать властелином мира. Об этих замыслах поэт говорит с убийственной иронией, клеймя позором «опору империи» — презренных Галифе и Базена, Девьена и Руэра и ее внешних союзников — турецкого султана Абдул-Меджида и папу Пия IX (Мастаи).

Гюго сумел отделить немецкий народ от прусской милитаристской клики. Для него немецкий народ — это «нация мыслителей», «мужественный народ», давший миру Шиллера и Бетховена (стихотворение «Выбор между двумя нациями»).

После провозглашения республики во Франции начался новый этап войны: теперь она утратила оборонительный для Германии характер и превратилась в завоевательную, грабительскую войну против французского народа. Гюго в этот момент особенно взволнован; он настраивает свою лиру на боевой лад и поддерживает дух мужества и отвагу сражающегося народа. Поэт полон энергии, он становится воинствующим гражданином и вдохновенно, с душевным подъемом и страстностью запечатлевает в своей патриотической лирике и воззваниях героику событий.