минеральная вода. Богатая кальцием, магнием, железом и черт его знает, чем

еще. От этого они будут хорошо расти.

Все снова выходят, чтобы распространить моё послание. Наконец, я могу

заняться делом.

Я притягиваю к себе маленький ящик, в котором мама принесла косточки.

Для начала мне нужно достать стаканчики из газетной бумаги. Вовсе не стоило

так их упаковывать. Мама так и машину водит. Со скоростью черепахи и

полностью останавливается перед каждой кочкой на дороге.

Чтобы поберечь оси, как она говорит. Так было раньше. Современные

машины так хорошо приспособлены к неровностям на дороге, что можно спокойно

проехать по таким холмикам, и ничего не произойдет. Так говорит мой отец.

Я ставлю восемь стаканов во внешний правый угол подоконника. В каждую

из восьми косточек я вставляю 3 зубочистки и вешаю их в стакан. Минеральную

воду я наливаю до определенной отметки, чтобы две трети косточки были под

водой.

Посмотрим, как они перенесли переезд и день с ночью без воды. Я впервые

отправляю косточки в путешествие. Мне нужно что-нибудь, чтобы закрыть их от

любопытных глаз людей, которые зайдут в палату. В ящике моего металлического

ночного столика была же книга? Я выдвигаю ящик. Библия. Ну, конечно же. Эти

христиане. Они везде пытаются навязать свою веру. Но со мной этот номер не

пройдет. Она как раз подойдет для того, чтобы закрыть ею косточки. Я раскрываю

ее и ставлю верх ногами перед косточками так, что крест оказался головой вниз.

Это же разозлит их, правда? Это означает что-то плохое для них. Но что? Все

равно.

Сверху на мой маленький домик для косточек я кладу меню на неделю, так

и сверху никто не сможет увидеть мою тайну. Все равно мне дают только хлеб из

муки грубого помола и мюсли.

Вся семья на подоконнике. Благодаря коллекции косточек я чувствую себя

немного как дома. Когда я могу заботиться о косточках, у меня всегда много дел.

Долить или поменять воду. Запечатлеть рост на фото. Иногда убрать слизь с

косточки, отрезать мертвые или больные отростки, чтобы могли вырасти

здоровые. Такие вот дела.

Звонит телефон. Кто там собственно объявился? Эти зеленые ангелы? На

какие деньги? На это вообще нужны деньги? Я должна это выяснить. Я беру

трубку.

«Алло?»

«Это я», - мама.

Сегодня мама и папа хотят придти навестить меня. Они попытаются

устроить это так, чтобы время их визита не совпало.

Я так хочу, чтобы мои родители могли быть в одной комнате. Чтобы они

вместе навестили меня здесь, в больнице. У меня есть план.

Мама спрашивает: «Когда придет твой отец?»

«Ты имеешь в виду своего бывшего мужа? Которого ты когда-то очень

любила? В четыре».

«Тогда я приду в пять. У тебя получится сделать так, чтобы к этому

времени он уже ушел?»

Говорю – да, думаю – нет. Как только я положила трубку после разговора с

мамой, я звоню папе и говорю ему, что мне было бы удобно, если бы он пришел в

пять.

Папа приходит в пять и приносит мне книгу о слизнях.

Я воспринимаю это как намек на мое анальное отверстие и спрашиваю, так

ли это. Он думал, что они интересуют меня, потому что я как-то спросила его о

них. Я точно спрашивала, так как с папой я могу говорить только на отвлеченные

темы.

А не о настоящих чувствах и проблемах. Он точно не научился этому.

Поэтому я много разговариваю с ним о растениях, животных и загрязнении

окружающей среды. Ни в коем случае он не спрашивает меня, как дела у моей,

очевидно, зияющей раны. Мне почти ничего не приходит в голову из того, о чем я

могу поговорить с папой. Всё время, пока он сидит на своем стуле у моих ног, я

жду, что сейчас постучат в дверь и зайдет мама. Я ненавижу неловкие паузы. Но

пытаюсь перетерпеть их – это своего рода испытание себя. В этом отношении папа

– полная противоположность. Он просто ничего не говорит. Только отвечает, если

я спрошу у него что-нибудь. У него нет в этом потребности, как мне кажется. Я

смотрю на него, а он – на меня. Ужасная тишина. Но он не смотрит недружелюбно

или еще как-то. В принципе, очень даже дружелюбно и располагающе. Мама ушла

от него. Почему, я не знаю. Я могла бы как-нибудь спросить об этом. Возможно, я

боюсь услышать ответ. Но это ни в коем случае не является причиной для того,

чтобы уходить от кого-то, просто потому, что он сидит, смотрит на тебя и ничего

не говорит. Для этого надо объяснение повесомее. Может быть, ее любовь

прошла. Если действительно хочешь пообещать что-то хорошее, то скажи: «Если

хочешь, я останусь с тобой, даже если я больше не люблю тебя». Это хорошее

обещание. Это действительно, означает, навсегда.

И в горе, и в радости. А это точно горе, когда один из партнеров больше не

любит другого. А оставаться вместе только пока любишь не срабатывает, если

есть дети.

Мама опаздывает. Ее нет и в шесть. Папа прощается. Опять не получилось.

Они отталкиваются друг от друга, как два магнита, которые я хочу соединить.

Моя цель заключается в том, чтобы они увидели друг друга и через много

лет после их развода еще раз по уши влюбились друг в друга. И снова сошлись.

Очень маловероятно. Всё это уже было. Я утверждаю это сейчас. Но точно не

знаю.

Между уходом папы и приходом мамы проходит много времени. С мамой я

разговариваю еще меньше, чем с папой. Она думает, что я просто обиделась на

нее, потому что она поздно пришла. Вечное угрызение совести работающей

матери. Она же не знает то, что знаю я. Что она только что пропустила свое

собственное новое супружество. Я сорвусь на ней, как следует. Она может

спокойно внушать себе, что моё плохое поведение связано с моими болями.

Она была у меня еще меньше, чем папа. Сама виновата, Хелен.

Завтра они снова хотят придти. Тогда я попытаюсь еще раз. Чем дольше я

останусь в больнице, тем больше у меня шансов свести их здесь. Мой

собственный дом – у моей мамы – туда папа никогда не пришел бы. Мой второй

дом – у моего отца – туда никогда не пришла бы мама.

Таким образом, было бы лучше, не вызывать стул. Но для моего

собственного лечения было бы опять же таки лучше, поскорее сходить в туалет,

если верить врачам. Я могу и по-тихому сходить в туалет по большому и никому

не сказать об этом. Тогда я смогу дольше остаться в больнице, но вместе с этим

мне не нужно будет беспокоиться ни о себе, ни о моей попе.

Именно так я и сделаю! Возможно, если я сама что-то сделаю с собой, это

приведет к еще одной операции. Тогда я смогла бы поработать над достижением

поставленной цели еще несколько дней.

Может быть, мне что-то придет в голову. Точно. Здесь в моей скучной

палате атеистки у меня достаточно времени, чтобы придумать все возможное.

Мои родители были у меня очень мало. Я недостаточно разговариваю с людьми. Я

всегда замечаю это по тому, что впадаю в раздумья, и у меня начинает плохо

пахнуть изо рта. Когда я долго не разговариваю, то есть не открываю рот, чтобы

проветрить его, остатки пищи вместе с теплой слюной начинают бродить в

закрытой ротовой полости. Поэтому так плохо и пахнет изо рта, когда

просыпаешься утром. Всю ночь рот – идеальная чашка Петри температуры тела

для всех бактерий, которые там размножаются и разлагают остатки пищи между

зубов. И сейчас у меня начинается как раз это. Мне надо с кем-то поговорить.

Экстренный вызов. Заходит Робин. Мне нужно что-то придумать, чтобы объяснить,

почему я позвонила. А, вопрос.

«Когда анестезиолог даст мне автоматический дозатор?»

«В принципе, он уже давно должен быть здесь».

«Хорошо. Значит, когда-нибудь. Иначе я бы попросила таблетки, боль снова