На обширных равнинах нынешней Южной России в середине VI века обитали племена, которые можно назвать осколками империи Аттилы. Причем, к этому времени уже ни германцев, ни сарматов (кроме кавказских алан) среди этих народов не было. А кочевали здесь те, чьи предки составляли некогда степное ядро бывшей великой державы, то есть поздние гунны. К тому времени они, правда, раздробились на части и носили новые имена.
Сарогуры (и их союзники оногуры и уроги) тогда уже исчезли и были, скорее всего, поглощены союзом гуннских племен, носивших название савиры. Это было могущественное объединение. «Племя это многочисленное, — пишет о них Прокопий, — разделенное, как полагается, на множество самостоятельных колен, их начальники издревле водили дружбу одни с императором, другие — с царем персов»{165}.
Живя на Северном Кавказе, савиры использовали в своих целях вечную вражду Византии и Ирана и заключали по очереди соглашения то с одним, то с другим царством. При этом, непрерывно терроризируя пограничные владения этих великих держав, савиры грабили и угоняли в рабство местное население — то есть, промышляли тем, чем извечно богатеют сильные и воинственные кочевники.
К середине VI века, ко времени появления аваров на Кавказе, в среде уннов-савиров окончательно побеждают провизантийские силы, и они превращаются в надежного союзника «ромеев», постоянно атакуя северо-западные пограничные провинции Персидской империи. В поход у савиров направляется порой до 40 тысяч вооруженных всадников. Иначе говоря, это было сильное и агрессивное племя. Занимало оно территорию нынешнего Дагестана, а также, скорее всего, и земли Прикаспия (в районе нынешней Астрахани).
Севернее по Волге кочевало еще одно уннское племя — залы. Были в этих краях также некие барсельты, но вполне возможно, что это лишь другое название тех же залов. Залами византийцы интересовались мало, поскольку те, обитая на Средней Волге, почти не соприкасались с их владениями.
Гораздо больше внимания ромеи уделяли двум другим кочевым племенам — кутригурам (другие названия — кутигуры или котраги) и утигурам (утригуры). Это были два уннских, то есть кочевых и, очевидно, близкородственных племени. Все ученые сходятся в том, что эти племена — предки булгар, как дунайских, так и волжских. Но одни исследователи считают, что в державе Аттилы их не было, и протобулгары появились позже, нанеся гуннам последний, смертельный удар в спину, после чего этот союз и распался. Другие, напротив, полагают, что эти два племени восходят к окружению двух гуннских царевичей — Динтциха и Ирника, которые, как известно, поссорились меж собой в ходе обсуждения вопроса, дружить ли им с Константинополем или враждовать.
Скорей же всего, это была на самом деле угорская часть гуннского союза племен (дальние родственники готских «ведьм»). Общее движение народов IV–V веков увлекло их из родных лесов и лесостепей Верхней Волги на широкие просторы Юга Европы, но поскольку присоединились к гуннам они попозже, то уцелели, не в пример другим. После распада гуннской сверхдержавы они единственные остались в местах прежнего обитания сподвижников Аттилы — в Северном Причерноморье.
По традиции орда кутригуров всегда была враждебна византийцам, а утигуры, напротив, хранили верность империи. При этом первые кочевали в низовьях Днепра и Днестра, до правого берега Дона включительно, а их ближайшие родственники — от левобережья Дона до Кубанской равнины и аланских предгорий Северного Кавказа. Поскольку кутригуры все время досаждали ромеям, переходя Дунай и опустошая фракийские провинции империи, то императоры Византии додумались натравить на них соседей — утигуров. Стоило это грекам недешево, но срабатывал данный метод профилактики варварских набегов практически безотказно. Лишь только первые переправлялись через Дунай с очередным грабительским походом, как в их собственные земли с Востока вторгались провизантийски настроенные собратья. Причем вторжения утигуров были настолько эффективны, что всерьез подорвали боевую мощь кутригурского племени.
После первой «родственной» войны в орде кутригуров, по замечанию византийских историков, осталось не более 16 тысяч взрослых, боеспособных воинов. В дальнейшем — и того меньше. В ответ на предложение в очередной раз напасть на своих братьев по крови, царь утигуров Салдих, боясь вконец истребить это племя, предлагал вместо набега просто отнять у них коней и тем сделать безопасными для империи.
Что ж, в этом регионе византийская дипломатия, безусловно, одержала одну из самых блестящих своих побед, рассорив между собой братские племена до такой степени, что когда часть разоренных войной кутригуров стала проситься под крыло империи — за Дунай, на земли Фракии, то предводитель утигуров Салдих прислал специальное посольство в Константинополь — требовать справедливости.
Не смогу сдержаться и не привести в кратком изложении речь утигурского посланника, этот перл этнической зависти: «Живем мы в хижинах в стране пустынной и во всех отношениях бесплодной (это о кубанских и донских черноземах!), а этим кутригурам дается возможность наедаться хлебом, они имеют полную возможность напиваться допьяна вином и выбирать себе всякие приправы. Конечно, они могут и в банях мыться, золотом сияют эти бродяги, есть у них тонкие одеяния, разноцветные и украшенные золотом. А ведь эти кутригуры в прежние времена обращали в рабство бесчисленное количество римлян и уводили их в свои земли»{164}.
Разве я не говорил вам, что провинция той или иной цивилизации всегда стремится в центр, справедливо полагая, что жизнь там лучше, чем на окраине?
О плачевном состоянии кутригурской орды к 558 году греческий историк Агафий пишет буквально следующее: «Подорвав свои силы и разорив себя, они даже потеряли свое племенное имя… Если и сохранилась их часть, то будучи рассеянной, она подчинена другим и называется их именем»{3}.
Впрочем, с подобным утверждением автор книги «О царствовании Юстиниана» слегка погорячился. Ибо появившиеся на Северном Кавказе авары именно это едва не добитое племя берут в союзники и тем спасают.
Такому резкому изменению геополитической позиции аварской орды — от предложений дружбы и просьбы выделить землю для поселения до почти открытой вражды с империей — возможно, способствовало еще одно обстоятельство. В июле 558 года, буквально через несколько месяцев после того, как аварских послов привечали в Константинополе, там же весьма любезно приняли делегацию тюрок. Сразу за тем, как свидетельствует Менандр, авары «завели войну с утригурами»{146}. Это был вызов, брошенный беглецами самой могучей державе того времени. Ибо напасть на утигуров, являвшихся проводниками интересов Византии на Кавказе, значило объявить Юстиниану: «Иду на вы!».
Обрадованный таким поворотом событий вождь чуть было не истребленных кутригуров Заберган, едва лишь почувствовав себя в безопасности с Востока, тут же предпринял новый поход на Константинополь, первый за последние семь лет. В марте 559 года, перейдя Дунай по тонкому весеннему льду, кутригуры вторглись в пределы империи, разделились на три отряда и отправились грабить: один — Грецию, другой — Фракию. Третий же под командованием самого Забергана дошел до так называемых Длинных стен — крепостного сооружения, выстроенного еще во времена гуннов, простиравшегося от Черного моря до Мраморного и призванного защищать столицу, — Константинополь.
За те годы, что империя прожила в мире, ромеи слегка утратили бдительность и уже не так ревностно следили за сохранностью своих крепостей. После очередного землетрясения на Балканах один участок Длинных стен оказался разрушенным и по разгильдяйству властей его забыли восстановить. Через этот пролом потомок воинов Аттилы Заберган и проник на территорию, прилегающую к византийской столице.
В Константинополе началась паника — лучшие войска и полководцы стояли на границе с Персией и защищать Новый Рим было практически некому. Наконец, вспомнили про престарелого полководца Велизария, победителя вандалов и готов. Старый конь, как известно, борозды не испортит. Прославленный военачальник сумел организовать оборону, во многом благодаря хитрости и смекалке отбил разрозненные отряды вчера еще презираемых всеми кочевников{164}.