Целую неделю Юлиан провел в маленьком таинственном доме с уютными комнатами, где царил полумрак и носились одуряющие запахи благовоний. Юлиан расточал деньги, стараясь забыться, не думать о своем моральном падении. Он все чаще стал бывать в маленьком доме и постепенно начал успокаиваться.

Однажды, он сказал Варрону, торжествуя.

— Я забыл прошлое.

— Что он сказал? — спросила женщина, которая любила Юлиана.

— Он солгал, — ответил Варрон с обычной насмешкой в голосе.

ГЛАВА 3.

Казалось, время остановилось. Не было минут, часов, дней, была бесконечность, однообразная и гнетущая. После вспышки мужества, после взрыва отчаяния и страха наступила мертвящая тоска однообразия и одиночества.

Сара пожертвовала всем, ради своей любви она не могла больше страдать. Пока она ждала суда, надежда не покидала ее. Теперь все было позади — ожидание, страх, надежда. После напряжения и сильного нервного под'ема наступила реакция и безнадежность. Это короткое лето, полное счастья, любви и радостных впечатлений, прошло, как золотой сон, а теперь наступило пробуждение.

Кругом мертвящая тишина, а в душе пустота и давящая тоска. Время стало бесконечным. Год — это целая жизнь, потому что каждый день — год, а каждый час — день. Светало, темнело, раздавался резкий неприятный голос надзирательницы, зовущий на работу.

Никто, кроме заключенных, не знает, какой пыткой может быть молчание, тишина, не прерываемая ни единым звуком, напоминающим об обыденной жизни. В тюрьме царила тишина, глубокая и жуткая.

Саре казалось, что она задыхается. Зловещее молчание удручало ее, словно давящая тяжесть, и сводило ее с ума. После тяжелых душевных переживаний, которые она перенесла, она чувствовала иногда, что была близка к безумию. Она старалась не думать о Юлиане, о своем возлюбленном, которому она принесла себя в жертву. Лица знакомых, отрывистые видения, словно сны, проносились перед ее глазами: Лукан, Колин, судья, Доминик Гиз, Клод.

Тюремный священник, мягкий и добрый человек, навестил ее. Он ушел, потрясенный. На своем веку он видел много преступников, озлобленных, притворно веселых, вызывающе дерзких, рыдающих от отчаяния или равнодушно беззаботных, но вид этой молодой женщины с застывшим взглядом прекрасных глаз испугал его.

Во время его посещения Сара молчала, только, когда священник собрался уйти, она произнесла, задыхаясь: — Не уходите, не оставляйте меня одну.

Тюремный врач, явившийся к Саре, не был сердобольным человеком, но все же вид Сары вызвал в нем серьезные опасения. Он боялся, что она покончит жизнь самоубийством и предпринял решительные меры, чтобы не допустить этого.

На следующий день после посещения врача Сару перевели в другую камеру и через час туда ввели новую заключенную. Она посмотрела на Сару и рассмеялась, показывая свои прекрасные белые зубы, видневшиеся между пухлыми, ярко накрашенными губами.

— Вот, нас двое теперь, — сказала она.

Грубоватый голос и несколько странная внешность удивили Сару. У соседки Сары были светлые крашенные волосы, более темные у корней, чудесные светло-голубые глаза, длинные подведенные ресницы, смеющийся, ярко накрашенный, алый рот и ямочки на сильно напудренных щеках. В течение всего своего заключения она каким-то образом умудрялась следить за своей наружностью.

— Прекрасно! Я знаю кто вы, а вы наверно знаете, кто я, — сказала она.

Сара покачала головой.

— О, вы напуганы тюрьмой и разучились разговаривать. Ничего, это пройдет, моя милая. Я уже была в тюрьме и ничуть не исправилась.

Она подошла к Саре. От нее пахло крепкими дешевыми духами.

— Я читала о вас. Мне очень жаль вас, моя дорогая.

Она положила теплую мягкую руку на плечо Сары.

— Вам не повезло, что он умер. Я только ранила Ческо ножем, но клянусь вам, он стоит того, чтобы всадить ему нож в сердце.

Стройная, как мальчишка, маленькая и изящная с необыкновенно мягкими движениями, она уселась около Сары, удобно поджав под себя ноги.

— Я все время говорю, а вы молчите, — заметила она, прищурив свои голубые глаза. — Говорят, вы графиня. Мне повезло, я еще никогда не встречала людей вашего круга.

Она нагнулась к Саре, стараясь заглянуть ей в лицо. Затем, легким неслышным движением обвила шею Сары рукой.

— Успокойтесь, моя милая. Вы огорчаете меня.

— Мне очень жаль, — медленно ответила Сара.

— Вот, вы заговорили. Меня зовут Корианой, а вас я буду звать графиней. Мне очень нравится называть вас так.

Она встала и прошлась по камере.

— Я уже свыклась с тюрьмой, — продолжала она. — Я опять попалась за тот же поступок. Мне не везет, но я не могу перенести измены. Все мужчины одинаковы. Я думаю, что ни один из них не может хранить верность своей возлюбленной, даже самый лучший, самый честный. А если измена так обычна, то почему мы не можем примириться с ней? Разве это не удивительно?

Она снова подошла к Саре и быстрым движением достала из кармана маленькую фотографию.

— Вот, это Ческо. Я вонзила ему нож в грудь. Он теперь успокоится на некоторое время. Сейчас он болен и будет помнить меня. Он певец, у него прекрасный голос. Можно заслушаться, когда он поет. Он красивый, неправда ли? Ческо на десять лет моложе меня, но возраст не имеет значения, когда любишь. Мне тридцать четыре года, но я кажусь гораздо моложе своих лет. Время в тюрьме пройдет незаметно. Я успокоюсь здесь немного, и это полезно для меня.

Она снова прошлась по камере, напевая веселую песенку и закружилась в танце, сделав изящный пируэт.

— Это чудный танец. Очень модный. Ческо прекрасно танцует, я научила его. Публика была в восторге, когда мы танцевали вместе. Он стройный, высокий, темноволосый. К несчастью, он влюбился в эту маленькую Мими из Нью-Йоркского кабачка. О, я разделалась с ней. Она поспешила вернуться к себе на родину.

Наконец, она умолкла и уселась на свою койку, подперев подбородок маленькой рукой. Сара не знала, что подумать о ней, но в общем она ей понравилась. Около нее было живое существо, веселая, неугомонная маленькая женщина, сразу нарушившая тягостное молчание, давившее Сару.

Кориана снова заговорила:

— Вы очень красивы, но ужасно плохо выглядите. Вы тоскуете по свободе, по вашей прежней жизни?

— Я стараюсь не вспоминать, — тихо ответила Сара.

— Но разве можно забыть воскликнула Кориана.

Саре все больше нравилась маленькая танцовщица из кабарэ. Она поняла, что и Кориана не могла забыть прошлого.

Невольно Сара вспомнила свой дом, большой вестибюль, выложенный мрамором, украшенный картинами и высокими зеркалами, лестницу из светлого дерева с резными перилами, первую площадку со старинными креслами, обтянутыми розовой парчей и круглыми столиками, длинный светлый коридор, который вел в покои Клода и свои собственные комнаты. Она снова видела перед собой свою комнату, отделанную слоновой костью, обставленную мягкой мебелью и наполненную драгоценными безделушками и вазами с цветами. Она вспомнила свой письменный стол из черного лака с золотыми инкрустациями. В эти темные ноябрьские вечера было так холодно. Она любила пить чай у горящего камина. Хэкки придвигала маленький столик, на котором стоял прелестный чайный сервиз из розового китайского фарфора. Клод подарил его Саре ко дню ее рождения.