Однажды хозяйка потребовала за квартиру денег. Денег у меня не было, и меня выгнали из дома.

Куда идти? У меня не было ни знакомых, ни приюта. Я целый день бродила по громадному городу. К вечеру я почувствовала голод. В голове была тяжесть. Мутные глаза невольно закрывались. Меня не держали ноги, и я готова была упасть, как кто-то схватил меня за руки и поддержал. От неожиданности и изумления у меня раскрылись глаза. Подле меня стояли две молодые девушки и с ними молодой джентльмен, немногим старше их, который вел их под руку. Я никогда не забуду, милорд, прелестных лиц этих девушек. Невозможно передать, сколько доброты было у них во взгляде! Сколько сострадательности выражали их очаровательные личики!

— Что такое с этой девушкой? — спросила одна из них ласковым голосом.

— Она умирает с голода! — сказал молодой джентльмен, внимательно посмотрев на меня.

— С голоду! — с ужасом повторили молодые девушки.

Старшая обняла меня одной рукой, на глазах младшей показались слезы.

— О, возьмите ее с собой, к нам! — воскликнули они обе вместе.

Молодой джентльмен с прежним вниманием продолжал смотреть на меня. На его лице отражалась доброта, но эта доброта соединялась с осторожностью, обдуманностью, которые не всегда бывают у людей его возраста.

— Нет, нельзя, Анна, — сказал он, — нельзя Клара! Нам нельзя взять с собой этой девушки! Но мы имеем возможность, и наша обязанность помочь ей. — Сказав это, он вынул из кармана две золотые монеты и положил их мне в руку.

— Мало этого! — вскричали молодые девушки, и в одно мгновение два их кошелька очутились в кармане моего передника.

После этого я никогда более не видала этих двух ангелов, но в моем сердце запечатлелись их прелестные лица и их имена, и я прошу Бога, чтобы он доставил мне возможность когда-нибудь отплатить им за все добро, которое они для меня сделали!

На эти деньги я купила хлеба и нашла приют. Но деньги у меня опять все вышли. Что мне оставалось делать? Я сделалась уличной певицей и пела у дверей одной таверны. На деньги, которые бросали мне прохожие, я покупала себе хлеба. Но так как около меня на улице собиралась толпа, то полиция запретила мне петь.

Тогда-то, Бриан, в первый раз мне засела в голову мысль покончить с собой. У меня не было решительно никакой светлой точки в будущем, никакой надежды; я решилась умереть и пошла к Темзе. По дороге, от усталости и истощения, я упала на крылечко какой-то таверны. Хозяйка хотела сначала прогнать меня, но, увидев мое красивое лицо, взяла меня к себе в услужение.

Далее Сюзанна рассказала о той ужасной жизни, которую принуждена была вести в таверне, где исполняла самые грубые работы и ежеминутно переносила брань и укоры от злой хозяйки. Она дошла до того воскресного вечера, когда мистрисс Борнет ударила ее в лицо.

— Я опять пошла к Темзе, — продолжала она, — но в ту самую минуту, когда я готовилась броситься в реку, удержал меня слепой Тиррель.

— О-го! — произнесла француженка, удвоив внимание.

Тиррель молчал, наставив ухо.

— Я еще прежде замечала, что глаза слепого с особенным вниманием останавливались на мне. Еще тогда его лицо поражало меня, но в ту самую минуту, когда он остановил меня, свет из ближайшего окна пал на его лицо и мне показалось…

Герцогиня наклонила вперед голову, вытянув шею, чтобы лучше расслышать слова Сюзанны, но в то же мгновение руки слепца зажали ей уши.

— Мне показалось, что предо мной стоит тень моего отца, — произнесла Сюзанна, невольно содрогнувшись.

— Все это странно! — сказал Бриан задумчиво. — Тут заключается какая-то тайна, которую я открою.

Тиррель презрительно пожал плечами и разжал уши герцогини де Жевре.

Сюзанна передала о своем прибытии в Вимполь-Стрит, о той роскоши, которой ее окружали, и об угрозах, которые ей делали. Она не забыла и о сцене, разыгранной около постели Персеваля и упомянула даже о таинственном пароле «ночной джентльмен».

По окончании рассказа Сюзанна обратилась к Ленчестеру, устремила на него свои черные глаза и тихо сказала:

— Теперь, милорд, вам известна вся моя жизнь, Я открыла вам всю свою душу, скажите теперь, смею ли я еще любить вас?

Бриан не отвечал. Из прекрасных глаз красавицы покатились слезы.

— Милорд, — произнесла она, — я жду.

Ленчестер вздрогнул и страстно прильнул своими губами к руке Сюзанны.

— Сюзанна, — сказал он с почтительной нежностью, — тот, кому вы дарите вашу любовь, должен гордиться ею перед целым светом. Вы много страдали и хотя были в самой смуте порока, но вашего чистого сердца он не запятнал своим грязным прикосновением. О, Господь дал вам столь же прекрасные душевные качества как и физические!

Бриан преклонил одно колено и продолжал:

— Хотите ли стать женою Ленчестера?

— Хочу ли я, милорд! — произнесла Сюзанна, не находя слов для выражения своей радости.

— Идемте, — вскричал Бриан, — в этом доме вам не следует оставаться ни одной минуты. Вы знакомы с графиней Дерби, она даст вам приют до тех пор, пока я не получу права быть единственным вашим покровителем и защитником. Идемте!

— Я готова, — отвечала Сюзанна с невыразимым восторгом.

В это мгновение дверь растворилась и на пороге показался слепой Тиррель. Сзади него следовали четыре человека с решительными и отчаянными лицами.

— Милорд, — обратился к Ленчестеру слепой, — в этот дом вы вошли одни, одни вы и оставите его.

Сюзанна в страхе схватила руку Бриана, он нежно отклонил ее. Глаза его бросали молнии, лицо приняло грозное выражение и он как бы вызывал своих врагов на бой. Однако он овладел своим негодованием и произнес спокойным голосом:

— Хорошо, сэр Эдмонд, я выйду один. До свидания, миледи.

Он поспешно вышел из дома и прямо отправился в полицейское бюро. Переговорив несколько минут с Брианом, полицейский комиссар дал ему констебля и несколько человек полицейских.

Спустя полчаса констебль стучался у дома под N 9-м в Вимполь-Стрит и требовал именем короля, чтобы ему отворили.

— Да спасет Господь его Величество! — отвечал насмешливый голос из окна первого этажа. Окно закрылось. Спустя минуту отворилась дверь.

Приняв необходимые предосторожности, полиция вошла в дом. Никто не выходил к ним навстречу. В комнатах все было в беспорядке, как бы после быстрого, внезапного отъезда: шкафы открыты, мебель сдвинута со своих мест. Полиция обшарила весь дом от чердаков до погребов. Нигде не оказалось ни хозяина, ни прислуги.

Дом был совершенно пуст.

ЧАСТЬ II

Львиная пасть

Глава первая

НА ВОЛОС ОТ СМЕРТИ

Утренний свет пробивался в ставни небольшого домика. В это время маркиз Рио-Санто вставал с постели. Позади его кабинета была маленькая комната, которую хозяин меблировал не так роскошно, как другие комнаты своего великолепного дома, но зато с комфортом. В простенке висел портрет какой-то женщины. Против портрета находилась кровать, с которой доносилось лихорадочное дыхание больного. Первые лучи восходящего солнца проникали через занавески, и при них тускнел свет стоявшей на столе лампы.

Около постели, в кресле, сидел Рио-Санто. Когда лампа вспыхивала, в глубине постели можно было различить бледное и исхудалое лицо больного, который не спал. Глубоко ввалившиеся глаза его то блестели, то становились безжизненными. Бледный и видимо утомленный Рио-Санто беспокойно поглядывал на больного. На часах было семь утра.

— Еще одна бессонная ночь после праздного дня, — пробормотал Рио-Санто. — Да, этот человек прав… Он убьет меня!

Больной судорожно зашевелился и Рио-Санто помочил ему лицо прохладной водой и уксусом.

— Обе… обе! — простонал больной.

— Обе! — печально проговорил и Рио-Санто, жадно впиваясь глазами в лицо больного. — Шесть дней я только и слышу эти слова, и не могу понять их смысла! Целые пятнадцать лет я не тратил напрасно ни одного часу, а теперь бездействую седьмой день, теперь, когда каждый день моей жизни стоит года! Бедный Энджус! Он страдает и я обязан заботиться о нем, потому что он брат той, которую я и по прошествии стольких лет не могу забыть! И за двадцать четыре часа свободы я отдал бы с радостью весь остаток жизни! Есть же счастливцы на свете, которые могут идти к цели, гордо подняв голову, не скрываясь! Сколько преград пришлось мне преодолеть на своем пути! Как много жизни истратил я на удовлетворение своих низких страстей. Да, мне необходимо идти вперед, и вот человек, который останавливает меня, когда я так близок к цели… Человек, который мне почти так же близок, как брат, при виде которого меня мучают угрызения совести, который знает все мои тайны!