148. «Все гибнет в холоде зиянья…»
Все гибнет в холоде зиянья:
Корабль в морях, цветок в руке,
Все эти каменные зданья,
Построенные на песке.
Все хижины и небоскребы,
Нью-Йорк и дом, где жил поэт.
Подвалов черные утробы
Останутся как страшный след.
Но, может быть, в литературе
Хоть несколько моих листков
Случайно уцелеют в буре,
В которой слышен шум дубов.
И женщины прочтут с волненьем
Стихи о том, как мы с тобой
С ума сходили в упоенье —
В бреду, в постели голубой.
149. «Ты жила…»
Ты жила,
Ты любила,
Ты мирно дышала,
Но над этим физическим счастьем
Гроза,
Как мильоны орлов,
Возникала,
И катилась
В пространствах вселенной
Слеза.
В той стране
Возвышались прекрасные горы, —
Там, куда я тебя
Сквозь бессонницу звал.
Мне казалось,
Что это органные хоры,
А тебе снились платья
И кукольный бал.
В той стране
На ветру раздувались рубашки,
Клокотали вулканы
И билась душа.
Ты спокойно поставила
Чайные чашки
И пшеничный нарезала хлеб не спеша.
Я тебе говорил:
— О, взгляни на высоты!
О, подумай,
Какая нас буря несет!
Ты ответила,
Полная женской заботы:
— Ты простудишься там,
Средь холодных высот!
Было ясно:
В каком-то божественном плане
Разделяют нас горы, пространства, миры.
И в объятьях твоих я один,
Как в тумане —
Альпинист
У подножья прекрасной горы.
150. «Хорошо, когда о пище…»
Хорошо, когда о пище
Забывает человек,
Бредит в ледяном жилище
Африкой, а в мире — снег.
Хорошо витать в прекрасном,
Вдохновляясь, как герой,
Чем-нибудь огромным, страшным —
Бурей, музыкой, горой.
Скучно, если все — в теплице.
Если в жизни наперед
Нумерованы страницы
И рассчитан каждый год.
Только тем, что непохожи
На других, на всех людей,
Жребий дан из царской ложи
Созерцать игру страстей,
С высоты на мирозданье
Потрясенное взирать
И в театре, где страданье,
Больше всех самим страдать.
151. МЭРИ
Л.Е. Гюльцгоф
Ты в мире, как в море,
Где черные хмары.
Ты — Мэри, ты — в хоре,
Где голос Тамары.
Ты — ласточка в буре,
Где парус весь в дырах
И гибель лазури.
Ты — кровь на мундирах.
Но в мире, омытом
Твоими слезами
И бурей разбитом,
Восходит над нами —
Над домом невежды,
Над замком поэта —
Светило надежды
Под щебет рассвета.
И в море страданья, —
Мы знаем, — как реки
Два чистых дыханья
Сольются навеки.
152. КРАСАВИЦА
Твоя душа — прекрасный
Пустой огромный зал,
Где мрамор беспристрастный
И холодок зеркал.
Таких размеров рамы
Задуманы судьбой
Для музыки, для драмы,
Для бури голубой.
В таких холодных зданьях
Витает тишина.
И в окнах, как в зияньях,
Плывет всю ночь луна.
Но вспыхнет люстр хрустальных
Сияний миллион,
И в грохотах рояльных
Мир будет потрясен.
Так и твое дыханье:
Полюбишь ты потом,
И музыкой страданья
Наполнится твой дом.
153. ГОРА
Под звездами и облаками
Стоит высокая гора —
Чистейший снег в альпийской раме,
Тирольского рожка игра.
Ты там живешь. Почти в небесной
Стране из ледников и троп,
Склонив над пропастью телесной
Высокий и прекрасный лоб.
Двух данных точек расстоянье
Мы постигаем на лету,
Но хватит ли у нас дыханья
Взойти на эту высоту?
Теодолит есть глаз науки…
Но цифрам всем наперекор
Мы к счастью простираем руки,
И я иду на приступ гор.