Изменить стиль страницы

3

                      Вот утро настало. Царица к жене
                         Углеши пришла и сказала:
                      "Невестушка, сильно неможется мне!"
                         И — пальчик больной показала.
                      "Сходи за меня на Баяну-реку,
                      Обед отнеси моему муженьку".
                         — "Охотно пошла бы, родная,
                         Да ноги не ходят: больна я".
                      И младшей невестке такие слова
                         Сказала лукаво царица:
                      "Сегодня болит у меня голова,
                         Сходи за меня, Гойковица,
                      Сходи поскорей на Баяну-реку,
                      Обед отнеси моему муженьку".
                         — "Царица, дитя не обмыто,
                         И платье мое не дошито".
                      — "Пустой отговоркой меня не серди,
                         Племянника-князя умою
                      И платье дошью я… Поди же, поди
                         К Баяне дорогой прямою!"
                      Смеясь Гойковица на жертву идет,
                      Дорогой веселые песни поет.
                         И Гойко воскликнул рыдая:
                         "Пропала жена молодая!"
                      "О чем же ты плачешь, скажи, не таясь?! —
                         Спросила княгиня. Рукою
                      Махнувши, ответил задумчиво князь:
                         "Сегодня я шел над рекою
                      И перстень алмазный в нее уронил,
                      А как этот перстень был дорог и мил!"
                         Смеется княгиня: "Так что же?
                         Мы купим другой, подороже".
                      Ни слова в ответ. Опустивши глаза,
                         Стоял он пред ней как убитый.
                      А к ним приближалась в то время гроза:
                         Царь ехал с вельможною свитой.
                      С коня соскочивши, бежит он вперед.
                      Княгиню за белые руки берет,
                         Приветствует грозно, сурово:
                         "Сноха молодая, здорово!
                      Работники, плотники! Живо, сюда!
                         Где зодчий придворный мой Рада?
                      Тащите княгиню… Не много труда,
                         А знатная будет награда:
                      По-царски я вас серебром награжу,
                      Когда молодицу в стене заложу…"
                         И царь молотком потрясает,
                         И гневные взоры бросает.
                      Княгине смешно показалось. Она
                         Бежит легконогою серной…
                      И думает: много хмельного вина
                         Хватил Вукашин благоверный!
                      Забавно княгиня играет, шалит,
                      Себя на закладку поставить велит, —
                         И вскрикнула весело, бойко:
                         "Простись же со мною, князь Гойко!"

4

                      И князь обнимает жену горячо,
                         Целует у бедной голубки,
                      Целует стократно, еще и еще,
                         И щечки, и глазки, и губки.
                      "Прощай навсегда, дорогая жена!"
                      — "Прощай, мой хороший!" — смеется она,
                         Не зная предсмертной печали…
                         Но вдруг молотки застучали.
                      И вот до колен заложили ее,
                         А все Гойковица смеется,
                      И верить не хочет в несчастье свое,
                         Стоит, как овечка, не бьется.
                      До пояса плотники бревна кладут,
                      Тяжелые камни княгиню гнетут.
                         Тогда поняла Гойковица,
                         Что сделала с нею царица.
                      Не стонет кукушка средь горных вершин,
                         Не крик раздается орлиный,
                      То плачет княгиня: "Спаси, Вукашин,
                         Мой царь, повелитель единый!
                      Здесь душно, здесь страшно в холодной стене…
                      Князь Гойко! Скорее на помощь к жене!"
                         Стена подымается выше,
                         А вопли все тише и тише.
                      И зодчему Раде она говорит:
                         "Оставь небольшое оконце,
                      Чтоб видеть могла я, как в небе горит
                         Прекрасное сербское солнце.
                      Я буду смотреть на поля и луга
                      И землю родную стеречь от врага,
                         Увижу, хотя на минутку,
                         И милого сына-малютку".
                      И слезно она умоляет людей:
                         — "Прошу вас, жестокие люди,
                      Оставить оконце для белых грудей
                         И вынуть две белые груди:
                      Пусть будет питаться от дяди тайком,
                      Сынок мой Иова родным молоком!"
                         И Рада, придя в умиленье,
                         Исполнил ее повеленье.
                      Неделю в стене Гойковица жила
                         И грудью младенца питала;
                      В восьмые же сутки она умерла
                         И грустно пред смертью шептала:
                      "Сынок мой Иова! Навеки прости,
                      За мать Вукашину-убийце не мсти!
                         Как сладко мне быть, умирая,
                         Защитницей сербского края!"