Банкир презрительно отмахнулся.

— Перпиньян — такой же олух, как де Шандос! Хуже того — он просто сумасшедший! Воображает, что сам открыл след, проложенный и обставленный мной от Вандомского приюта до самой квартиры Поля… Они уже добрались до бывшего артиста Вигуре, который ныне торгует вином в Париже. Он даст им адрес старого Фрица. На днях они будут здесь. К тому времени Поль женится на Флавии. Моя дочь станет маркизой де Шандос, а затем герцогиней и унаследует миллионы господина Норберта.

Он умолк, потому что послышался легкий стук в дверь.

Вошла мадемуазель Флавия. Она села к отцу на колени, обняла его и несколько раз поцеловала.

Ортебиз с улыбкой наблюдал за своим другом.

"Можно ли узнать в любящем отце мошенника Маскаро или убийцу Тантена? — думал он. — Какого великого актера потерял театр, когда Мартен-Ригал решил стать миллионером!"

— Я у тебя в плену, прекрасная победительница, — сказал банкир. — Какой выкуп ты от меня потребуешь?

Флавия покачала головой.

— Разве я имею привычку, месье, продавать вам свои ласки? — шутливо спросила она.

— Чего же ты хочешь?

— Пригласить тебя к обеду. Все готово и Поль уже за столом. А целовала я тебя просто потому, что очень люблю своего папу. Ты у меня такой добрый! Если бы я могла выбирать себе отца, то из всех мужчин в мире выбрала бы тебя!

— Признайся, по крайней мере, что в последние шесть недель ты любишь меня сильнее, чем прежде, — сказал Мартен-Ригал.

— Нет, — ответила она с жестокой наивностью избалованного ребенка. — Только две недели.

— Однако с тех пор, как Поль стал твоим женихом, прошло уже полтора месяца…

Девушка громко и чистосердечно рассмеялась.

— Я тебя за это очень люблю, — сказала она, — но еще сильнее — за другое.

— За что же?

— Это — большой секрет.

— Все равно, скажи. Я прошу тебя.

— Ты на меня не рассердишься?

— Нет.

— Ну, хорошо. Две недели тому назад я, наконец, поняла, насколько горячо ты любишь свою Флавию. Бедный папа! Я долго и горько плакала, когда узнала, как трудно тебе было привести Поля к моим ногам. Как подумаю, что у тебя хватало духу ради меня надевать такие грязные лохмотья и зеленые очки, которые тебе совсем не идут, да еще приклеивать эту гадкую бороду, так и плачу…

Флавия всхлипнула.

Мартен-Ригал побледнел, как смерть, и так стремительно вскочил, что его дочь едва не упала.

— Что это значит? — прошептал он.

— Ты меня прекрасно понимаешь, мой милый папа. Другие тебя не узнавали, но глаза дочери обмануть невозможно.

— Флавия, ты ошибаешься. Какое-то случайное сходство обмануло тебя!

Девушка насмешливо покачала головой.

— Пока Поль болел, я целые дни проводила с ним наедине… Ага! Ты не вздрогнул от моих слов! Доктор, будьте свидетелем! Выходит, ты знал об этой моей глупости! А теперь посмей сказать, что тогда приходил не ты!

— Сумасшедшая! Послушай меня…

— Нет, это ты меня послушай! Я не хочу тебя обманывать. Я открыла тебе дверь — и сразу подумала, что это — ты. А ты так подпрыгнул, увидев меня там, что сомневаться было невозможно. К тому же я подслушала ваш с доктором разговор, когда вы вышли на лестницу. А дома я сразу же спряталась напротив твоего кабинета и увидела, как ты пришел сюда в тех же самых лохмотьях. Ну, что, будешь еще отпираться?

После долгого молчания Мартен-Ригал спросил:

— Ты никому не сообщила о своем открытии?

— Никому…

Банкир и доктор облегченно вздохнули. Несчастье оказалось не настолько велико и непоправимо, как они думали.

— Никому, кроме Поля, — добавила Флавия. — Мы с ним — одно целое. Так не все ли равно? У нас друг от друга секретов нет.

— Что ты наделала! — завопил Мартен-Ригал.

— Ничего плохого. Я постаралась как следует внушить Полю, что мы должны беречь и любить дорогого отца, который не постыдился даже надеть такие жуткие лохмотья, чтобы найти его и привести ко мне.

— А что Поль? — спросил Ортебиз.

— Сначала казался смущенным, а потом хлопнул себя по лбу и долго хохотал.

— И ты не поняла этого смеха? — воскликнул Мартен-Ригал. — Он подумал, что я ходил к нему по твоему поручению!

— Ну и что?

— Он будет теперь считать, что ты сама бросилась к нему на шею, и перестанет любить тебя.

— Не может этого быть, — уверенно ответила девушка. — Поль такой благородный!

— Кто? Это презренное, подлое ничтожество? — в гневе вскричал отец.

Флавия покраснела от возмущения.

— Я никому не позволю оскорблять моего мужа. Даже вам!

Банкир в отчаянии опустил голову.

Доктор взял девушку под руку и вывел ее в коридор.

— Идите обедать, — шепнул он. — Ваш отец очень расстроен и сам не понимает, что говорит. Не сердитесь на него.

Флавия ушла.

Ортебиз вернулся в кабинет и сказал:

— Я не понимаю твоего гнева, Мартен-Ригал. Ты сам выбирал жениха для дочери не по характеру, а по степени сходства с герцогом. Дети в этом не виноваты.

— Я рассчитывал, что Поль станет моим рабом, как только де Шандос признает его своим сыном! — проревел бывший Батист Маскаро. — Достаточно было бы намекнуть, что мне известно его истинное происхождение! Несчастная Флавия, не ведая, что творит, подарила ему мою тайну, и теперь я тоже стал одним из бесчисленных рабов Парижа!

Когда Катен и Перпиньян привели герцога в особняк Мартен-Ригала, Виолен уже был женат на Флавии.

Де Шандос хотел, чтобы молодожены немедленно переехали в его дворец, но банкир возразил, что уже довольно поздно, а госпоже маркизе необходимо как следует подготовиться к первой встрече с матерью своего мужа.

Договорились, что герцог приедет за Полем и Флавией завтра в одиннадцать часов утра.

— Ну, что, папочка? — спросила новоиспеченная маркиза, когда счастливый де Шандос уехал. — Убедился, что мой Поль — благородный человек? Он — сын герцога и наследник миллионов. Так что я правильно сделала, выйдя за него замуж!

…Господин Норберт приехал на час раньше, чем было условлено, но в кабинете банкира его уже ждали Мартен-Ригал, Ортебиз, Катен и Виолен.

Флавия вошла следом за герцогом и, затаив дыхание, смотрела, как он пожимал Полю руку и усаживал его рядом с собой.

— Вы были правы, месье Мартен-Ригал, — проговорил де Шандос. — Не надо было вчера везти Поля к герцогине. Стоило мне сказать, что я нашел сына, как ей сразу же стало плохо.

— А как ее светлость чувствует себя сейчас? — осведомился банкир.

— Гораздо лучше. Ей не терпится обнять своего ребенка, — сказал герцог и встал.

— Маркиз Поль, — торжественно произнес Мартен-Ригал, — предложите руку мадам Флавии де Шандос.

Дочь и зять подошли к банкиру.

— Будьте счастливы, дети мои! — растроганно проговорил он и хотел добавить еще что-то, но не успел.

Стена, в которой прежде была потайная дверь, затряслась от мощных ударов лома.

Кто-то разрушал кирпичную кладку, сложенную Маскаро и Бомаршефом!

Мартен-Ригал, Ортебиз и Катен обменялись взглядами, полными отчаяния.

Средь бела дня ломает без спросу чужие стены только тот, у кого есть на это право. Так могут действовать только полицейские, имеющие ордер на арест!

Виолен дрожал всем телом.

Де Шандос не мог понять, что происходит, и растерянно смотрел на банкира.

Флавия обратилась к отцу:

— Папа, почему ты молчишь? Прикажи, чтобы перестали стучать.

— Да-да, — пробормотал он. — Сейчас я пошлю кого-нибудь…

Он нетвердыми шагами подошел к двери, открыл ее — и оцепенел от страха.

За дверью стоял Лекок.

— Мы погибли! — прошептал Ортебиз.

Лицо сыщика выражало то удовлетворение, которое испытывает драматург во время превосходного спектакля, поставленного по его пьесе.

— Я так и думал, господин Мартен-Ригал, что после стука в одну дверь вы сразу же откроете мне другую, — сказал он, входя в кабинет.