Он уставился взглядом в потолок.

— И в то же время я не могу поверить, что это Люси.

Мы молча курили, глядя на поленья, потрескивающие в камине.

— В данную минуту мне больше всего хочется знать, не сказал ли кто-нибудь из них чего-нибудь примечательного, — снова заговорил Кристиан. — Меня интересуют не осторожные ответы на вопросы полиции, а необдуманные слова, которые вырываются под влиянием минуты. Очередь за тобой, Мартин, это твоя специальность. Не были ли при тебе сказаны какие-нибудь слова, которые показались тебе примечательными?

Я задумался.

— В большей части того, что кажется мне примечательным, по всей вероятности, ничего примечательного нет, — сказал я наконец. — Например, в том, что говорила мама.

— А что она сказала?

— Что полковника Лунде зовут Виктор. Виктор и Виктория. Наверняка это не имеет значения. Но…

— Продолжай.

— Первое, что мне показалось странным, были слова Люси в тот вечер, когда едва не убили фрёкен Лунде. «Не думала я, что пострадает она», — сказала Люси. А Виктория сказала недавно: «С Люси хотят разделаться», а фрёкен Лунде заявила: «В нашем доме живет убийца».

— Кстати, это правда.

— Да, но, по-моему, фрёкен Лунде известно больше, чем она говорит. А мама сказала…

Карл-Юрген и Кристиан улыбнулись.

— Смейтесь, смейтесь, — сказал я. — Вам смешно, что я цитирую мамочку. Но наша мать на редкость умная женщина, Она сказала мне, что в семье Лунде все ходят с ярлыками.

— С ярлыками?..

— Именно, — подтвердил я. — Слово в слово то, что сказал недавно сам Кристиан.

— Что за ярлыки?

У Кристиана было чрезвычайно крепкое виски. От него, как видно, у меня и развязался язык.

— На ярлыке у Люси написано: «Самоуверенность», на ярлыке фрёкен Лунде — «Благородство», у Виктории — «Взбалмошность».

— И какие же выводы делает из этого мать?

— На ярлыках написано, чем их владельцы хотят прослыть в глазах окружающих, и прежде всего в собственных глазах.

— Ну а полковник Лунде? — спросил Карл-Юрген, — Какой ярлык твоя мать приклеила ему?

Пока Карл-Юрген не задал своего вопроса, я об этом не задумывался.

— Никакого, — ответил я. — Полковник Лунде — солдат. Для него существуют только приказ и дисциплина. Он сам мне как-то сказал об этом.

Зазвонил телефон.

— Не снимай трубки, — сказал Кристиан — Меня нет дома. Я лежу в клинике… чуть ли не при смерти… приду в себя не раньше, чем недели через две… в общем, спустя месяц после того, как в меня стреляли…

Мы помолчали, прислушиваясь к телефонным звонкам. В конце концов звонки прекратились.

— Наверно, это сестра Карин, — сказал Кристиан с радостной надеждой в голосе.

— Смысл… — снова заговорил Карл-Юрген. — Если бы я мог уловить смысл — вернее, понять мотив. Но я не вижу мотива. Разве что некий предмет, спрятанный на чердаке прабабкой Лунде. Но неужели вся семья придает значение словам, сказанным старухой, почти наверняка выжившей из ума?..

Кристиан внимательно посмотрел на него.

— Не думаю, что прабабка Лунде выжила из ума, как ты выражаешься. Склероз и старческое слабоумие, как правило, болезни наследственные. Но ни фрёкен Лунде, ни полковник не выказывают ни малейших признаков склероза.

— Да, не повезло убийце, — заметил я.

Карл-Юрген налил себе стакан виски. Я не верил своим глазам.

— Почему напали на фрёкен Лунде и зачем хотели убрать тебя, Кристиан? — спросил он.

— Я догадываюсь, почему напали на фрёкен Лунде, и совершенно точно знаю, зачем понадобилось убрать меня.

Карл-Юрген отхлебнул большой глоток виски.

— Ты знаешь и молчишь?

— Да, знаю и молчу. Потому что в противном случае ты станешь делать из моих слов свои собственные выводы и сразу кого-нибудь арестуешь, а твои выводы могут оказаться ошибочными.

У Кристиана вдруг сделался скучающий вид, как у того коротышки профессора в синем галстуке. Специалисты всегда напускают на себя такой вид, когда им кажется, что простые смертные не способны их понять.

— Эти ярлыки — очень важная вещь, — продолжал он. — За каким-то из ярлыков скрывается разгадка.

— У полковника Лунде нет ярлыка, — сказал я.

— Некоторые люди представляют собой именно то, за что они себя выдают. Весь вопрос в том, что же они такое?

Я попытался уразуметь это загадочное заявление. Но так и не преуспел в этом до конца.

Ясно было одно—мой брат Кристиан взял дело в свои руки, а мы с Карлом-Юргеном, как два студента, сидим и внимаем его ученым разглагольствованиям.

— Чего же нам надо опасаться теперь? — спросил Карл-Юрген.

— В данный момент никакой опасности нет. На какое-то время. До тех пор, пока Люси Лунде в бегах, а я борюсь со смертью в больнице. Но потом…

— Потом?

— Потом все начнется сначала. Как только Люси отыщется, а я выздоровею, над всеми снова нависнет неотвратимая угроза. В третий раз убийца не промахнется.

Я налил себе четвертый стакан неразбавленного виски.

— Но не можешь же ты бесконечно прятаться, Кристиан.

— Конечно, нет.

Я залпом осушил стакан и сделал над собой усилие, возгоняя винные пары прямо в клетки серого мозгового вещества.

— Придумал!.. — воскликнул я. — Придумал… И как только я не додумался до этого раньше! Я сам найду то, что старуха Лунде спрятала на треклятом чердаке. Даже если я сломаю себе на этом шею. Я перерою треклятый чердак… не оставлю в нем камня на камне. Даже если я сломаю себе на этом шею, я перерою чердак сверху донизу…

— Повторяешься, — сказал Кристиан, — Ты, Мартин, перебрал.

— Правильно, — сказал я. — Я перебрал. Но зато мне пришла в голову мысль перерыть чердак…

— Каким образом? — спросил Карл-Юрген.

Тем временем мне уже пришла в голову новая мысль.

— Я должен остаться наедине с чердаком. Я хочу сказать, один на чердаке. Один во всем доме. Когда Люси вернется домой, а ты, Кристиан, официально поправишься, ты должен отпраздновать свое выздоровление и заодно возвращение Люси. Карл-Юрген не имеет права обшаривать загадочные чердаки, а я имею. Ты, Кристиан, пригласи все семейство Лунде в театр, а потом вы пойдете в ресторан. А к тому времени, когда вы вернетесь домой, я уже найду то, что прабабка Лунде спрятала на чердаке.

Теперь я высказался до конца. И мог спуститься вниз с вершин вдохновения и гениальных озарений.

Кристиан пристально посмотрел на меня.

— А когда я вернусь домой с семейством Лунде, ты встретишь нас в холле и скажешь: «Прошу вас! Вот клад… я его нашел. Вы все разбогатели, эни-бени-рец — вот и сказочке конец»?

Я вдруг сразу протрезвел. Во всяком случае, мне показалось, что я протрезвел.

— Нет, — сказал я. — Этого я не сделаю. Иначе нам никогда не найти убийцу. Я сделаю совсем другое. Но теперь моя очередь держать мои секреты при себе. Главное — это увидеть их реакцию и понять связь между кладом прабабки Лунде и двумя покушениями…

— Так когда ты выздоровеешь, Кристиан? Когда Люси сможет вернуться домой?

Кристиан покосился на Карла-Юргена.

— Пожалуй, я не вижу другого выхода, как предоставить Мартину свободу действий… стало быть… через два дня ты сможешь отпраздновать свое выздоровление, Кристиан.

— Если твой эксперимент удастся, тем лучше… Но меня это не радует, — сказал Кристиан.

— Почему, Кристиан?

— Потому что всегда страшно видеть, как человек сбрасывает маску и перестает быть человеком.

На другой день с утра мне пришлось опохмелиться пивом, иначе я не мог бы заниматься с Викторией.

Урок я вел довольно бездарно, но все-таки с грехом пополам довел его до конца.

Потом я вернулся к себе в комнату, встал у окна и, глядя на городской пейзаж., освещенный тусклым мартовским светом, задумался. Вчерашняя оптимистическая уверенность, навеянная виски, уже покинула меня. Не то чтобы я передумал, но я понятия не имел, как подступиться к злосчастному чердаку.

Два поколения семьи Лунде рылись на чердаке каждую свободную минуту — стало быть, сомнений нет: клад запрятан на совесть.