— Как вы думаете, на этом вашем чердаке не может найтись старый автомобильный клаксон?

— …простите… что?.

— Это такой рожок, который укреплялся рядом с местом, где сидел шофер. Понимаете, я реставрирую старые автомобили. Вот сейчас я вожусь с «максвеллом» выпуска 1912 года…

— Если только такой рожок найдется, — заверил я его, — он будет ваш…

Я обедал у себя дома вдвоем с Люси.

Обед приготовила Люси. Я еще раз убедился в том, какая она искусная стряпуха.

— Ты очень вкусно готовишь, Люси. Но только напрасно… Напрасно ты так хлопочешь ради меня…

Она улыбнулась. Но глаза у нее были грустные.

— Только эту малость я и могу для тебя сделать, Мартин. А я так хотела бы тебя отблагодарить.

— Отблагодарить за что, Люси?

— Не стоит об этом. Хочешь еще?

— Спасибо, да.

…Кофе мы пили у камина. Было уже около семи.

— Сегодня ты должна вернуться домой, Люси. Люси! Ради бога, не вздумай опять уронить чашку!

Ей удалось донести чашку до стола. Однако чашка все-таки звякнула о блюдце.

— У меня не хватает духу, Мартин.

— Это необходимо. Мы должны сдвинуться с мертвой точки.

— За… зачем?

— Ты сама знаешь.

Она отпила глоток кофе. Рука ее дрожала.

— Я боюсь.

Я сам боялся, но не мог же я ей в этом признаться! Я сидел, уставившись в камин, — в нем мирно горели березовые поленья, и все вокруг дышало миром. Но это была только видимость.

— Как странно, Люси. С этого все и началось. Когда ты сказала, что тебе страшно.

— А как мой муж?..

— Он очень беспокоится о тебе. Мне кажется, он будет рад, когда ты вернешься.

— Тебе он нравится?

— Да. Вначале не нравился, а теперь нравится. А тебе, Люси? Тебе-то самой он нравится? Если не хочешь, можешь не отвечать на мой вопрос.

А как по-твоему, почему я вышла за него замуж?

У меня было весьма определенное мнение насчет того, почему она за него вышла. Но высказать его было нелегко. Я предпочел промолчать.

— Нам пора, Люси. Тебе надо собрать вещи.

Она улыбнулась.

— У меня с собой очень мало вещей. Смена белья, но она висит в твоей ванной комнате и, наверно, еще не просохла. Я надеялась, что смогу воспользоваться твоими пижамами. И еще у меня с собой зубная щетка. Я буду скучать по твоей пижаме, Мартин… Я… я буду скучать по этой квартире… Здесь было так спокойно. А я люблю покой и тишину…

Посуду мы мыли вместе.

— Я только на минуту загляну в чулан, Люси. А ты, будь добра, смени белье на постели.

Я поднялся по лестнице в чуланчик. Там я выбрал самый маленький мешок из моего лодочного снаряжения и сунул в него два больших сигнальных лодочных фонаря. При этом я все время думал о Люси.

Я спустился вниз и вошел в спальню. В ней был наведен образцовый порядок.

— Как хорошо здесь пахнет, — сказал я. — Как называются твои духи?

— «Je reviens», — ответила она.

— «Je reviens», — повторил я. — «Я вернусь».

Она сидела рядом со мной на переднем сиденье — мы ехали по направлению к Холменколлосену. И опять я не знал, о чем с ней говорить.

— Смотри… скоро уже весна… — сказал я.

— Да. Мартин, скажи, как… как по-твоему… они меня встретят?

— Не знаю, Люси. Скоро увидим.

Она посмотрела на меня.

— Уже девять. Мой муж раскладывает пасьянс. Марта вышивает, Виктория сидит с книгой. Они знают, что я вернусь, Мартин?

— Нет. Карл-Юрген Халл просто велел мне доставить тебя домой.

— А больше он не отдал никаких распоряжений на сегодняшний вечер?

— Не знаю.

Она зажгла сигарету и закурила.

— Карл-Юрген. Халл пользуется методом шока, — сказала Люси.

Я обернулся и уставился на нее.

— Осторожно, Мартин!..

Я выровнял машину.

— Методом шока?

— Разве я не права?

— Нет, почему же…

— Он хочет увидеть реакцию?

— Да.

Я попытался собраться с мыслями. Люси понимает, что Карл-Юрген работает методом шока. А это значит, что сама Люси от шока застрахована. Хотя, если поразмыслить, все зависит от того, чем он намерен вызвать этот шок…

Я поставил машину во дворе, потом отпер входную дверь.

В доме не было слышно ни звука. В холле сидел сержант Эвьен. Стало быть, ночное дежурство уже началось. Увидев нас, Эвьен даже бровью не повел.

— Они в гостиной, — сообщил он.

Они сидели именно так, как предсказывала Люси. Как, в общем, я и сам предполагал. Когда мы вошли, все трое обернулись к нам. У меня в буквальном смысле слова разбежались глаза — ведь я помнил, что главное сейчас наблюдать за реакцией.

Реакция была удивительно вялой.

Виктория на мгновение оторвалась от книги.

— Привет, Люси, — сказала она.

— Ужинать будешь? — спросила фрёкен Лунде.

Единственный, кто выразил какие-то человеческие чувства, был полковник Лунде.

Он встал, впился в Люси взглядом, и его впалые щеки окрасились слабым румянцем.

— Люси… я рад… рад, что ты вернулась… надеюсь, ты хорошо провела время.

Он шагнул к ней навстречу. Я глядел на него во все глаза. Но он вдруг замер — и вернулся на свое место у стола. А я совсем упустил из виду, что мне надо наблюдать за Люси.

Примерно с полчаса мы болтали. Еще немного — и начнут передавать последние известия и сводку погоды. Но минуты казались часами. Мы ведь не могли отправиться спать, пока полковник не даст сигнал отбоя. Но разговор не клеился. Казалось, своим приходом Люси нарушила семейный покой: все чувствовали себя обязанными что-нибудь ей сказать по случаю ее возвращения, но что, никто не знал.

И вдруг дверь отворилась, и в гостиную вошли Карл-Юрген и мой брат Кристиан.

Ох уж этот мне метод шока!

На сей раз он возымел действие. Даже на меня. Они ведь не удосужились меня предупредить, что явятся сюда. Но в отличие от всех прочих я знал о выздоровлении брата. Остальные же не знали ничего. Они считали, что Кристиан при смерти и лежит в Уллеволской больнице. Но Кристиан был отнюдь не похож на умирающего. Жизнь, казалось, била в нем ключом.

Я вовремя взял себя в руки.

Я услышал, как Виктория уронила книгу на пол. Увидел, что полковник Лунде встал — вернее, попытался встать, но застыл, словно пригвожденный к месту. У фрёкен Лунде был такой вид, точно она увидела призрак. Люси побелела как полотно.

Настала мертвая тишина. Карл-Юрген и Кристиан выдержали театральную паузу — думаю, они сговорились об этом заранее. Им хотелось услышать, кто что скажет под влиянием минуты. И действительно, все четверо сказали:

— …доктор Бакке!

Это прозвучало как четырехголосый вздох.

Первой пришла в себя фрёкен Лунде.

— Доктор Бакке… а мы думали..

— Что я при смерти?

— Нет… что вы… что вы… извините… мы просто думали, что вы больны…

— Я чувствую себя отлично, — объявил Кристиан.

Тут пришел в себя полковник Лунде.

— Садитесь… прошу вас…

Карл-Юрген и Кристиан сели.

— Я полагал, что вы будете рады меня увидеть, — сказал Кристиан.

Карл-Юрген не произнес ни слова. Но я знал, что нет такой мелочи, такого мимолетного изменения лица, которое укрылось бы от его светлых глаз.

— Нам, очевидно, следовало бы отпраздновать ваше выздоровление, доктор Бакке, — сказала Виктория.

Не звучал ли в ее голосе оттенок насмешки?

А ведь ее предложение играло нам на руку и как нельзя лучше способствовало нашим планам.

— …Отпраздновать… — повторил полковник Лунде.

И тут в игру вступил Кристиан.

— Представь, я для того и пришел, Виктория. Именно для того, чтобы отпраздновать. Но только не вы будете устраивать празднество в мою честь, а я сам устрою его в честь самого себя, И в честь Люси. Она ведь только что вернулась после короткой отлучки, а я выздоровел. Это надо отметить по всем правилам. Я как раз собирался спросить, могу ли я пригласить всех вас завтра ну, скажем, в Национальный театр…