Для автора было приятно ознакомиться с книгой А. Бушкова. Оказалось, что мы с ним независимо друг от друга сделали целый ряд одинаковых наблюдений (союз Орды с Фридрихом II, «старая династия» на юге и др.), увлеченные новаторскими историческими идеями А. Т. Фоменко. Наш путь повторит и любой другой — достаточно только перестать преклонять колени перед мудрыми Карамзиными, Соловьевыми, грековыми и так далее — несть им числа.

Важно только помнить: в истории вы можете претендовать на версию, но копаясь в деталях начнете в ней же разуверяться. Детали с равным успехом будут работать как на вас, так и на соперничающую версию. Таковы объективные законы времени!

Начнем внимательно разбираться с тем, что нам пишут о татаро-монгольском нашествии учебники и историки.

Карамзин писал «моголы».

Русские впервые сталкиваются с монголами, если заглянуть в ПВЛ, на реке Калке. Как это произошло?

Новгородский летописец пишет: «По грехом нашим придоша языци незнаеми, их же добре ни кто не весть кто суть, и отколь изыдаша, и язык их, и которого племени суть, и что вера их. А зовуться Татары, а инии глаголют: Таурмени (Туркмены, Тавромены?) а другии Печенези… Бог един весть кто суть, и отколь изыдоша» (Полевой, Т. 2, с. 502. со ссылкой на Новг. лет., л.98).

Эту весть сообщили русским половцы. Никто не знает их языка?! Но монголы ведут переговоры с русскими князьями. Через переводчика? В романе В. Яна «Батый» фигурирует толмач, а в летописях о переводчиках ни слова. Значит, язык монголов все-таки известен! Скорее всего, мы имеем дело не с совокупным знанием о монголах, появившихся в землях половцев, а со знаниями о них (лучше сказать об отсутствии таковых) конкретного новгородского летописца или его окружения. «Летописец передает здесь только слухи и толки. Точного он решительно ничего сказать не может, скромно исключая себя из среды „премудрых мужей“, разумеющих книги, и отводя себе роль простого протоколиста бедственного (? — А. Г.) события» (Греков, Якубовский, 1950. С. 201).

В Ипатьевской летописи о татарах сказано только, что они безбожники: «В лето 6732, Приде неслыхана рать, безбожнии Моавитане, рекомыи Татаръве, придоша на землю Половецкую. Половцемъ же ставшимъ Юрьгии Кончакови бе боише всих Половецъ не може стати, противоу лицю и бегающи же емоу, и мнози избьени быша, до рекы Днепра Татаром же возвратившися идоша в вежа своя, прибегшим же Половцем в Роускоую землю, глющим же им Роуским князем, аще не пожета нам, мы ныне исечени быхом, а вы наутре исечени боудете…» (Ипатьевская летопись, 1998. С. 740–741). И все. Но и на Руси в те времена язычников было предостаточно.

Киевский летописец, в отличие от новгородского, явно знает, кто такие татары, поскольку сразу напоминает читателю — «мол это те, которые татары» (читателю немудрено подзабыть, ведь вокруг разного народа и племен битком). Осведомленность этого летописца объяснима; события-то происходят буквально под боком. Через сотни лет под татарами будут понимать совсем иных людей, точнее вполне определенный народ.

Обратим внимание, что летописец о татарах говорит так: «рекомыи Татаръве». Как переводится слово «рекомыи»? Старославянское «реку» (вместо «у» пишется буква «ус») означает «сказывать»: следовательно, «сказываемые или называемые татарами». Современное польское «rzekomy» переводится как «кажущийся, мнимый», a «rzekomo» — «якобы». Может быть, вообще имеются в виду «речные татары», от слов «rzeka=река»? Предположение не столь уж и фантастическое, поскольку среди татар были бродники — живущие по берегам Дона (бродники стали союзниками монголов, когда те появились на Дону (Гумилев, 1992б. С. 339)).

Вопрос: почему мы так уверены, что слово «татары» летописец употребляет для названия народа, а не в каком-либо ином смысле? К примеру, татары — это просто конница. Чья? Безбожных моавитян. В то время знали, о ком идет речь. Также, как в белых газетах времен гражданской войны, вполне осознавали, кто такие «безбожные большевики».

Ну, наконец, поинтересуемся — кто такие «моавитяне»? Это жители страны, находившейся на востоке от Мертвого озера. Название идет о Моава, «сына Лотова от его старшей дочери. Моав был родоначальником моавитян… Моавитяне были строго наказаны за дурное обращение с Израильтянами…. Они были преданы идолопоклонничеству, почему к ним обращались со своими обличениями и пророчествами некоторые из пророков…» (Библейская энциклопедия, 1991. с. 479).

Итак, летописец (а это скорее всего монах, т. е. человек, сведущий в христианском учении) не мог просто так обозвать татар моавитянами. Для него это имело глубокий смысл. Какой же?

Прокляты моавитяне были сурово — вплоть до десятого поколения не войдут они в общество «Господне во веки» (Библия. Втор. ХXIII, 3–6); более того, «предал Господь врагов Моавитян в руки ваши (израильтянские. — А. Г.)… И побили в то время Моавитян около десяти тысяч человек… и никто не убежал» (Библия. Суд. III, 12–30). «И поразил Моавитян, и смерил их веревкою, положив их на землю… И сделались Моавитяне у Давида рабами, платящими дань» (Библия. II Цар. XIII, 2). Мог ли неизвестных, припёршихся с Дальнего Востока (как уверяют историки) воинов монах-летописец просто-запросто обозвать моавитянами, народом со столь «славным» прошлым? И били их тысячами, и рабами они были, платившими дань…

Но еще интереснее узнать, о чем же говорили пророки, обращаясь к моавитянам. Самая суть пророчества Исаии: «чрез три года, считая годами наемничьими, величие Моава будет уничтожено со всем великим многолюдством, и остаток будет очень малый и незначительный» (Библия. Исаии. XV, XVI). «Дайте крылья Моаву, чтобы он мог улететь; города его будут пустынею, потому что некому будет жить в них» (Библия. Иерем, XLVTII, 9).

Значит, татары только напали, побили русских (т. е. киевских, волынских и т. д. князей), но летописец уже знает, что не за горами их погибель. Написать так можно было только лет через триста, после «конца татаро-монгольского ига». Ипатьевская летопись заканчивается 1292 годом, следовательно, перед нами отредактированный не ранее чем в XVI веке текст. Отметим, что в Новгородской летописи татары названы безбожными агарянами. Но, опять-таки, агаряне — союзники моавитян в войнах с израильтянами, которые были безуспешными, т. е. летописец знает результат войн с татарами.

Правда, остается вариант, что татары — хорошо известные «грешники», и описана очередная драчка между южными князьями, не только Рюриковичами, но и другими, оказавшимися неинтересными для авторов многочисленных традиционных учебников по русской истории. В таком случае применение ярлыка «моавитяне» к старым и знакомым противникам вполне объяснимо. Побили они богоизбранный народ, т. е. «нас», бог их и накажет…

Исторические события, связанные с эпохой «татаро-монгольского нашествия» и привлекшие наше внимание, разворачиваются на просторах Восточной Европы. Мы представляем эти просторы так, как узнали о них на уроках географии. Но очевидец, живший и описывавший их в XIII в., представлял нечто совсем иное. Обратимся, к примеру, к описанию «место событий» к древнему русскому историку А. И. Лызлову, жившему совсем недавно, триста лет назад. Какой ни есть свидетель, но все-таки он ближе к временам батыевым, чем мы.

В XVII веке в «Скифской истории» А. И. Лызлов представляет татар как часть скифского народа, куда входят и славяне.

«Скифия названа есть от Скифа, сына Геркулесова, и есть двояка: едина (первая. — А. Г.) европейская, в ней же мы жительствуем, тоесть москва, россияне (украинцы и белоруссы. — А. Г.), литва, волохи и татарове европския. Вторая ассийская, в ней же вси скифския народы обитают, от полунощи на восток седящия. Сии ассийския скифи премного разплодишася и различными именованиями прозвашася. Едини тауросы, иже у горы Таурус (гора Арарат! Как видно из слов Лызлова на следующей странице. — А. Г.) жительствуют, инии агатырси, еще эсседони…и маасгети, арисмани, сакеви или саги.