— На это и намека не будет, — сказал я.

— Да уж, лучше пусть не будет. — Он положил руку мне на плечо. — А ты не пьянеешь, Хаббард. Похоже, держишься на коне. Похоже, у тебя отцовская закалка.

— Куда мне до него.

— Жаль, у меня нет сына, — сказал он.

Мы вернулись к американскому посольству и проходили мимо часового у ворот. Харви повел меня вдоль задней стены.

— Хочу тебе кое-что сказать.

— Дассэр.

— Я тот, кто раскрыл Филби.

— Это нам всем известно.

— Но после того как я его раскрыл, я подумал, не сами ли русские решили взорвать его. Если так, то, сказал я себе, существует на это только один ответ. Они стремились защитить кое-кого покрупнее. Кое-кого покрупнее. А теперь я задаю себе вопрос: кто это? Этот вопрос остается без ответа. Предлагаю тебе догадаться, кто этот большой человек.

Больше он ничего не сказал, но в моем мозгу навеки засел страх, не Проститутка ли это.

Часы нашей безудержной пьянки Харви закончил, помочившись на заднюю стену американского посольства в Риме. В процессе извержения он сказал:

— Хаббард, ты никогда не узнаешь, насколько я приближаюсь к Господу нашему Иисусу Христу, когда опорожняюсь вот так.

Затем на прощание боднулся со мной, одарив меня, помимо похмелья, головной болью.

МОСКВА. МАРТ 1984 ГОДА

Эта фраза «одарив меня, помимо похмелья, головной болью» была последней в рукописи «Альфы». Я не стал тянуть дальше ниточку воспоминаний. Сидя на кровати в моем узком номере на четвертом этаже старого «Метрополя» в Москве, глядя на нелепо высокий потолок, чьи пропорции указывали на то, что в царствование последнего царя помещение это было куда больше, я понимал одно: я не хочу заканчивать так свою рукопись. Не хочу с ней расставаться. Эти две с чем-то тысячи кадров рукописи на микропленке — все равно что деньги в моем кармане, минимальная защита от невзгод в этой чужой и враждебной стране. Теперь источник моего капитала исчерпан. Я покончил с книгой и предоставлен сам себе, взял на себя миссию, цель которой я не могу назвать, но внутренне сознаю, что я ее знаю. Ибо если ответ не таился в каком-то затаенном уголке моего мозга, тогда зачем бы мне быть здесь?

Тут я подумал о Проститутке и о его неизмеримом тщеславии. И мне вспомнилась одна старая легенда. В те дни, когда ЦРУ находилось у Зеркального пруда, Проститутка как-то вечером зашел в кабинет одного из своих помощников и остановился в темноте, глядя на здание, отделенное от него пространством двора. В освещенном окне кабинета через двор он увидел одного из своих коллег, целующего секретаршу. Проститутка быстро набрал номер телефона того кабинета и увидел, как мужчина отделился от женщины и поднял трубку.

— И вам не стыдно? — спросил Проститутка.

— Кто вы?

— Господи! — произнес Проститутка и положил трубку.

Последний раз Хью Монтегю говорил о Боге в мой завершающий приезд из Лэнгли на его ферму, стоящую у обочины четырехполосной дороги для грузовиков. В тот день он рассуждал о теории мироздания с не меньшим, чем обычно, блеском — это я могу удостоверить.

— Ты не сказал бы, Гарри, — спросил он, — что словосочетание «утонченный фундаменталист» является оксюмороном?

— Не вижу, как может быть иначе.

— Интеллектуальный снобизм, — заметил Проститутка, — не твое сильное место. Тебе бы следовало задумываться над смыслом, вытекающим из кажущихся безумств.

И как часто бывало, удар по твоему эго был платой за приобщение к тому, что выдаст его ум.

— Да, — сказал он, — сторонники теории мироздания спешат сообщить нам, что мир, по Библии, создан пять тысяч и несколько сот лет тому назад. Это же смешно, верно? Фундаменталисты — такие полнейшие идиоты. Однако я говорю себе: «Будь я Иеговой, приготовившимся создать существо — человека, который, как только я его создам, будет изо всех сил стараться — при том, что такую же возможность я предоставлю Сатане, — раскрыть мою сущность. Как может человек не быть одержим такой страстью? Я ведь создал его по моему подобию, поэтому ему захочется понять мою сущность, чтобы захватить мой трон. Да разве я подписал бы такой контракт, не приняв меры предосторожности и не создав прикрытия?»

— Прикрытия? — переспросил я, хоть и не хотел повторять его слова.

— Роскошного прикрытия. Ничего вульгарного или мелкого. Подробно разработанной, сюжетно завершенной истории. Представим себе, что к моменту заключения соглашения с Сатаной Господь уже создал мир. Пять тысяч и несколько сот лет тому назад нам дали абсолютно готовый мир. Бог создал его ex nihilo[228]. И вручил его нам готовеньким. Все начали жить одновременно, в момент создания. Однако каждому был дан индивидуальный облик. Все были, конечно, слеплены из ничего, и в каждого вдохнули частицу божественного гения. Создание для каждого воображаемого прошлого было творением Господа. Все живущие: все мужчины, женщины и дети различных племен, обитатели разных климатических поясов, восьмидесятилетние, сорокапятилетние, молодые любовники и двухлетки — все были созданы в один и тот же миг, когда он поставил недоваренную пищу на огонь в каменном очаге. Все появились одновременно — животные и люди, каждое существо со своей памятью, растения со своими инстинктами, земля обильная здесь и неродящая там, а в некоторых местах урожай, уже готовый к сбору. На скалах уже оставлены все отпечатки окаменелостей. Бог дал нам мир, где представлены все материальные доказательства, которые пять веков спустя понадобятся Дарвину для его теории эволюции. Все геологические слои налицо. Солнечная система — в небесах. Все было запущено и двигалось по орбитам, позволяя астрономам объявить пять тысяч лет спустя, что возраст Земли — приблизительно пять миллиардов лет. Мне это утверждение чрезвычайно нравится, — заметил Проститутка. — Можно счесть Вселенную блистательно задуманной системой дезинформации, рассчитанной на то, чтобы мы поверили в эволюцию и забыли о Боге. Да, именно так я поступил бы, будь я владыкой мира и не верь в собственное творение.

Что это Проститутка сказал однажды на Четверге низкого уровня? «Цель наших встреч познакомить вас с фактологией фактов. Вы должны понимать, имеете ли дело с основным или с периферическим фактом. Исторические данные не отличаются особой фактологичностью и подвержены пересмотру более поздними исследователями. Начинать поэтому следует с факта, который не может быть разбит на составные части».

Да, документальная книга, которой я был занят, выбросила меня в широкий мир, и вся Россия лежала передо мной. Но я располагал одним существенным фактом — хотя это была всего лишь гипотеза, но факт остается фактом: Проститутка находится в Москве. Человек, который мог считать Вселенную продуктом дезинформации, созданным Богом в целях самозащиты, — такой человек должен жить в монументальной двойной игре, которую сам для себя создал, игре более крупной, чем та организация, в которой он служил. Нет, объяснением моего присутствия в России могло быть лишь то, что я верил: Хью Монтегю находится здесь, и он жив, и у меня есть шанс найти его.

Ибо если он в России, то, конечно, живет в Москве, как почетный сподвижник КГБ. Учитывая, что он в инвалидной коляске, вполне возможно, что он живет буквально в двух шагах от статуи Дзержинского. Я почувствовал, что немного приблизился к тайной жизни моего мозга. Мысль, что Проститутка живет в каких-нибудь двухстах ярдах от моего номера, позволила мне наконец понять, что имел в виду Билл Харви, говоря девятнадцать лет назад о материализации. Проститутка, поселившись в тени площади Дзержинского, материализовался для меня.

Возможно, я никогда не окончу книгу о Гарри Хаббарде и о годах, проведенных им в Сайгоне, ни о работе в Белом доме, где случился «Уотергейт», ни о начале моего романа с Киттредж — все это сейчас так же далеко от меня, как детство. В противоположность Богу, я не смог представить людям мое творение в конечном виде. Я исчерпал документацию и предоставлен сам себе, а жизнь моя на редкость не защищена, ибо я делаю самый большой в моей жизни прыжок. Готов ли я найти моего крестного и задать ему среди всего прочего такой вопрос, выражаясь словами Владимира Ильича Ленина: «Кому? Кому это выгодно?»