Все будто испарились. Родители Пьеты куда-то исчезли на все утро, и она понятия не имела куда. А когда она позвонила в "Маленькую Италию", чтобы узнать, не сможет ли Адолората составить ей компанию за обедом, ей ответили, что она взяла несколько дней отпуска.

— Вы уверены? — с недоумением переспросила она у Федерико. — Она все твердит, что очень занята. Как же у нее получилось выкроить время для отпуска?

— Понятия не имею. — Федерико никогда не позволял втягивать себя в хозяйские дрязги. — Она только сказала, что у нее важное дело и что ей нужно время, чтобы его уладить. Очевидно, это имеет какое-то отношение к свадьбе.

Пьета с раздражением опустила трубку на рычаг. Она не могла представить себе, зачем вдруг Адолорате понадобилось несколько дней, чтобы уладить какие-то свадебные дела, когда она, Пьета, сама уже давно позаботилась обо всем, вплоть до мелочей. Она решила украсить стены и потолок "Маленькой Италии" романтическими белыми драпировками из полупрозрачного газа и постелить белые скатерти вместо привычных клетчатых. По центру каждого из длинных рядов столов она выложит ручеек из сверкающих кристалликов морской соли с вкраплениями из крошечных светодиодных светильничков, а для драматического контраста установит горшки с ярко-розовыми орхидеями.

Она заказала чудовищного размера свадебный торт — четырехъярусный, покрытый белой сахарной глазурью и украшенный такими же розовыми орхидеями. Она даже наняла оркестр: он будет играть на банкете, чтобы гости, следуя старинному итальянскому обычаю, могли танцевать между бесконечными переменами блюд. А когда выяснилось, что на церемонии будут и еще девочки, разбрасывающие цветы, она купила для них миленькие розовые платьица с рюшами и оборками. О чем еще волноваться Адолорате? Абсолютно не о чем.

И вдруг Пьета догадалась, какое такое дело собралась уладить Адолората. Не чуя под собой ног от волнения, она помчалась в комнату сестры. Там царил обычный беспорядок: на полу груды чистой одежды вперемешку с грязной, смятая постель, на туалетном столике — сплющенные тюбики крем-пудры и истерзанные карандаши губной помады без колпачков. Пьета заглянула на шкаф. Так и есть: сестрин чемодан исчез.

Отодвинув в сторону тарелку с хлебными крошками и засохшими пятнами повидла, она тяжело опустилась на кровать.

— Черт тебя дери, Адолората, — громко выругалась Пьета. Она уже знала, что в ящике прикроватной тумбочки нет ни паспорта, ни кредиток. Ей стало понятно, что сестра отправилась в Рим на поиски тети Изабеллы. Она сказала, что сделает это, и сдержала слово. Вот черт!

Пьета утешала себя тем, что Адолората только несколько дней как узнала о существовании их тетки. Вероятность того, что она найдет ее в таком большом городе, как Рим, невелика. Однако вся беда в том, что Адолората бывает удивительно изобретательной и настырной, и это веем хорошо известно. Она никогда не остановится и не задумается о последствиях, прежде чем что-то предпринять. Вместо этого она бросается очертя голову в омут, создавая новые проблемы.

Но даже если Адолорате удастся ее найти, неужели тетя Изабелла потащится в Лондон на свадьбу к племяннице? Она ведь не сумасшедшая. Однако, как Пьета ни пыталась успокоить себя этими мыслями, ничего у нее не вышло.

Она испытывала настоятельную потребность поделиться с кем-нибудь, способным посочувствовать, вникнуть в их семейные сложности и дать дельный совет. В Риме мама поверяла все свои тайны греку по имени Анастасио. Он был добрый и мудрый человек. Мне тоже нужен такой друг, решила Пьета.

Пьета прошла к себе в комнату — воплощение идеального порядка по сравнению с сестриной, ни единого намека на немытые тарелки или груды грязной одежды на полу. Здесь она сможет хорошенько все обдумать.

Пьета прилегла на кровать и уставилась в потолок. Приняв решение, она уселась за туалетный столик и до блеска расчесала свои черные волосы, а потом начала аккуратно накладывать макияж. Сначала — основа, чтобы крем-пудра легла как надо, потом нейтральные тени для век — бежевые и цвета слоновой кости, штришок черной туши для выразительности взгляда и, наконец, на губы два-три легких мазка розового блеска.

Вполне довольная результатом, Пьета перешла к гардеробу. Она остановила выбор на джинсах в обтяжку и коротеньком топике, обрисовывавшем ее изящную фигуру немного больше, чем она обычно себе позволяла, надела изящные босоножки на платформе, в которых она казалась выше, повязала на шею зеленый шарфик и брызнула на себя туалетной водой.

Чтобы не терять времени даром, она поймала такси на Клеркенвелл-Грин и дала указания водителю. Когда они остановились у бакалейной лавки Де Маттео, она, к немалому облегчению, увидела, что Микеле за прилавком один.

Заметив Пьету, он приветливо улыбнулся:

— Эй, как дела? Я слышал, твой папа уже выписался.

— У меня все в порядке... Почти. Я хотела спросить, не найдется ли у тебя полчасика, чтобы составить мне компанию в баре?

— Да, разумеется, если хочешь. — Он был удивлен и в то же время польщен. — Сейчас, я только позову маму, чтобы она присмотрела за магазином.

При виде Пьеты мамаша Микеле недоуменно подняла брови.

— Ты сегодня очень хорошо выглядишь, — сказала она. — Собралась куда-то?

— Нет, всего лишь в паб, чтобы пропустить стаканчик.

Гаэтана с интересом взглянула на нее:

— Твоя мама говорила твоему отцу о том, что я приходила?

— Если честно, понятия не имею.

— Что ж, ладно, — холодно процедила Гаэтана и встала за прилавок. — Я сделала все, что от меня зависело.

Пьета надеялась, что Микеле не подумал, будто она неожиданно заявилась к нему, решив сходить в паб за его счет; она просто не представляла себе, с кем еще могла бы обо всем поговорить. Друзья ее не поймут; скажут, чего доброго, что она слишком остро на все реагирует. Но Микеле знает их семейную ситуацию, он с детства был свидетелем вражды их отцов и прекрасно понимал, что может произойти, если пылкий итальянский темперамент смешать с ледяной британской невозмутимостью.

Он отвел ее в тот же паб, но на этот раз она заказала холодного пива.

— Тот коктейль очень вкусный, но от него у меня потом жутко болела голова, — призналась она.

— Да, один — это еще куда ни шло, но три — это, пожалуй, перебор, — улыбнулся он. — Надо сказать, ты меня поразила.

Они сели за уличный столик, чтобы Пьета смогла закурить, и, возобновив прерванный разговор, непринужденно болтали и много смеялись. Однако когда она начала рассказывать ему об Адолорате и о том, что та наверняка махнула в Рим, он страшно смутился, и она сразу это заметила.

— Знаешь, Пьета, вообще-то я вроде как знал об этом, — признался он. — Ко мне приходила Адолората. Она решила, что мне известен их адрес.

— Но с чего вдруг она решила, что ты знаешь их адрес?

Их глаза встретились, и он пожал плечами: