Если эти двое объединились, то из-за того, что Энди видел Джека в качестве своей марионетки, которую он мог контролировать в студии. Мы всё время спорили о звуке гитары Джека. Энди пытался смягчить его, а мы сделать безбашенным. «Это слабо, мягко и хрупко, а это панк-рок песня, и звук должен быть грязным и жёстким!», кричали мы.

Часть нашего расстройства связанного с Джеком вызывало то, что он был отполированным гитаристом, у который не имел панк-рок происхождения. Плюс к этому он был таким аккуратным в отличие от Фли и меня. Однажды Джек готовился играть в студии, и я пришёл туда рано. У него в руках была маленькая тряпочка, которой он мягко чистил гриф своей гитары. А потом он полез в свою древнюю докторскую сумку со всяким барахлом и достал оттуда то, что выглядело как освежитель воздуха. И он начал ловко разбрызгивать спрей по грифу своей гитары.

— Что это, чёрт возьми, такое? Что ты делаешь с гитарой? — спросил я.

— О, это «Фингериз». Он помогает пальцам легче скользить вверх-вниз по грифу, — сказал он.

Я привык к Хиллелу, который играл так жёстко, что его пальцы начинали отваливаться. Он знал, что вечер удался, если его гитара покрыта кровью. А здесь был этот парень, который по-пидорски разбрызгивал спрей на свой гриф, чтобы пальцы легче скользили. Я начал подкалывать его:

— А у тебя есть «Фингериз»? Выходя из дома, не забудь свой «Фингериз».

А он ответил:

О, да ты наверное и не знаешь, что такое уменьшенный септаккорд.

Первые пару дней на студии всё было прекрасно. Но скоро я понял, что Энди рассчитывает на звук, который нам никак не подходил. В конце сессий записи Фли и я буквально вырывались из студии в аппаратную, сворачивали все регуляторы на пульте и орали: «Иди на хрен! Мы тебя ненавидим! Это полное дерьмо!». Энди всегда был абсолютно спокоен. А Дэйв Джерден был как одна из тех кукол с кивающей головой на заднем сидении машины: «Мы должны слушать Энди. Мы должны слушать Энди».

Еще мы записали некоторый лёгкий материал. Однажды вечером в студии, в середине горячего спора с Энди, Фли сказал:

— Ладно, подождите. Мне нужно выпустить из себя моё большое блистательное дерьмо.

— О да. Обязательно принеси потом мне, — сказал Энди шутливо.

— О'кей, — ответил Фли.

— Я не забуду, что ты пообещал, — сказал Энди.

Я вышел вместе с Фли из комнаты. И всю дорогу в ванную мы говорили: «Давай на самом деле принесём ему дерьмо».

Итак, Фли облегчился, и мы положили это в пустую коробку из-под пиццы, которую нашли в студии. Мы побежали обратно по коридору и принесли эту дерьмовую пиццу Энди. Он только закатил глаза и сказал:

— Как предсказуемо.

По сей день Фли указывает на тот случай чтобы показать, почему мы были такой хорошей группой: потому что принесли дерьмо Энди Гиллу.

Я, конечно, помню взрывы счастья того периода. Новые песни, такие как Buckle Down, True men, Mommy, Where's Daddy и Grand Pappy DuPlenty, все звучали волнующе и великолепно. Но я был ужасно расстроен, когда услышал финальные миксы Get Up and Jump, Green Heaven и Police Helicopter. Все эти песни звучали так, как будто они были пропущены через стерилизующую машину Goody Two. Когда мы играли их, они звучали так жёстко, а тогда они звучали как попсовая жвачка.

Всё это давление повлияло на Дейва Джердэна, он лечился от язвы желудка и пропустил неделю работы. Потом Энди пришлось лечь в клинику, чтобы удалить раковую опухоль. Пока он был в госпитале, Фли и я пытались уговорить Дейва Джердэна переделать альбом, но он не пошёл на это.

Альбом был выпущен, но не особо хотелось это отмечать. Я чувствовал, что мы приземлились между двух вершин в яму компромисса. Мне не было стыдно за него, но его нельзя было поставить рядом с нашей демо-записью. Нашей реакцией было: «О'кей, это наш альбом, и давайте двигаться дальше». Особенно после того, как я прочитал первый обзор. Я взял «BAM», маленький музыкальный журнал из Bay Arena, и они просто убили альбом. Меня это очень ранило, но я осознал, что иногда людям нравится, иногда — нет. Я не мог придавать слишком много значения тому, что журналисты говорили о нашей музыке. Потом у нас был совершенно отвязный обзор в одном из первых выпусков журнала Spin, то есть мы получили инь и янь в музыкальных обзорах. В любом случае, о нас написали хоть где-то кроме раздела Dee Dah в Лос-Анджелес Уикли.

Прямо перед выходом альбома, мы позировали для нашего первого постера. У нас уже были фотосессии в носках до этого, и она было неизвестной, но это был наш первый официальный промо-постер. Перед фотосессией я взял маркер и стал рисовать на груди, животе и плечах Фли. Это были просто линии, загогулины и точки, но это смотрелось отлично. Тогда мы часто носили всякие безумные шляпы, но пришёл Клиф, и он обставил нас всех. У него было огромная маска, с большой шляпой и такими перчатками, что невозможно было увидеть ни дюйма его кожи. Он выглядел как покрытый тканью робот. Потом Фли обнял мою голову и мы сделали этот постер.

Мы вели себя перед камерой как придурки на всех снимках. Группа родилась в эру, когда позёрство, статичность и симпатичная мальчуковость была повсюду. Все старались выглядеть так красиво, насколько это возможно, делая при этом хреновую и пустую музыку. А мы было анти ко всему, что было популярно. Поэтому вести себя как придурки и корчиться было нашим естественным ответом всем этим людям, объявляющим себя совершенством.

Мы также сняли первое видео. Enigma\EMI дали немного денег, и мы наняли Грэхэма Уиффлера, который снял клипы для этой странной группы из Сан-Франциско, The Residents, которую мы очень любили. Он создал видео для True Men Dont Kill Coyotes. Мы пришли и провели восемнадцатичасовой день съёмок, выскакивая из-под сцены сквозь норы в песке, потому что какой-то фермер поливал своё кукурузное поле. Мы полностью пожертвовали своими телами. Если нужно было десять раз подряд переклинивать своё тело, мы делали это. Я помню, как на следующий день ходил и чувствовал себя столетним. Мне нравилось видео, хотя было странно смотреть на некоторые кадры и видеть Джека Шермана вместо Хиллела.

Наверное, неделю спустя после выхода альбома, без моего ведома, Фли позвонил Джонни Лидон из Sex Pistols и пригласил пройти прослушивание на роль басиста его новой группы Public Image. Фли спокойно пошёл и прошёл прослушивание. Не так, как это было на его прослушивании для Fear, когда он играл в What Is This. Прослушивание для Public Image прошло хорошо, и его сразу выбрали. Затем он посоветовался с Хиллелом, как это было со мной, когда его хотели получить Fear. Они послушали обе группы, и Хилел спросил Фли, хотел ли он всего лишь помогать Линдону играть или хотел быть креативным звеном чего-то нового. Фли решил остаться с нашей группой. Спасибо Богу за это, потому что тогда я был рваной тряпичной куклой человека. Я уверен, что Фли постоянно думал: «О, Господи, я не могу полагаться на этого уродца. Он умирает здесь, покрытый следами уколов. Черный и синий с головы до ног. Угоняет машины, пропадает, садится в тюрьму. Просто долбаный псих. Как я могу мириться с этим?».

Однажды у нас должна была быть репетиция, но я не пришёл. Джеку Шерману не терпелось чем-то заняться, но Фли сидел с басом на коленях и опущенной головой.

— Эй, давай сделаем что-нибудь, — сказал Джек.

— Заткнись, — прорычал Фли.

— Что с тобой? Чем ты так расстроен? Почему мы не можем заняться делом? — жаловался Джек.

— Если бы твой друг мог умереть в любую минуту, ты бы тоже был расстроен, — сказал Фли.

Я не слышал о такой его реакции. Тогда давно, насколько я помню, Фли никогда не выражал ничего подобного по отношению ко мне. Когда бы мы ни говорили об этом, никогда не было ничего вроде: «Я волнуюсь за тебя. Я думаю, у тебя проблемы, ты можешь привести себя к тому, что умрёшь молодым». Всегда было так: «Я не могу так. Ты просто оставил меня. Мне нужен тот, на кого я могу положиться». Я думал, что он был больше похож на Джека и не воспринимал себя хранителем своего брата, а целенаправленным профессионалом, которому было нужно надёжное сотрудничество.