концертов. Почему ты никогда мне их не показывал?

Да хотя бы ваши детские фотографии… Мне интересно было

бы посмотреть на твоего лучшего друга.

— Да, Я обязательно тебе покажу. Это все хранится в особой

коробке. Типа «коробка прошлого», она у меня убрана,

но для тебя Я найду ее и все покажу.

Джейн вдруг как-то странно погрустнела. В самом деле,

уставилась в окно и замерла.

— Джейн. Эй… Джейн, что происходит? Знаешь, когда мы

с тобой познакомились, ты выглядела, как марсианка, Я едва

тебя понимал. А теперь ты такая приземленная. Это не плохо,

просто меня настораживают такие перемены.

А она вдруг как подорвется и со всей дури ударит по спинке

моего сиденья. Какого черта? Я протянул к ней руку, но

она отдернулась, словно это рука маньяка. Воцарилась тишина,

и тут она как закричит:

— Как ты думаешь, твою мать… почему Я с тобой такая

приземленная, почему, скажи?!

— Джейн, успокойся. Ты чего?

Но она не успокаивалась, кричала про мои рисунки, отшельничество

и чтобы Я огляделся по сторонам. Это все

было так не связано. Хотелось иметь чудо-пульт, чтобы отмотать

время назад и не говорить ей про приземленность.

Мог бы Я себе представить, что та самая особа с вороньей

маской на голове будет сидеть со мной в машине и так истошно

вопить? Господи, она ведь стала моей девушкой!

Я как смотрю фильм без звука. Джейн что-то кричит и машет

руками, а меня все так же поражает хроника наших

отношений.

— Слушай, ну прекращай это! И не смей называть меня

ненормальным! Я не меняю имидж каждый день и не режу

свои конечности, так что ты не имеешь права возникать.

Зря сказал «возникать», но в ушах моих уже звенело от

ее ора. Сложно угадать, что происходит в голове этого человека.

То пророчит мне восхождение на олимп, а то верещит,

что нужно разуть глаза. Но тут же Я представил, что

будет, если Джейн уйдет. Просто исчезнет из моей жизни,

как это сделала Девочка-Радио. И меня одолела грусть.

У нас какое-то духовное родство, и Я дорожу им во что бы

то ни стало. Быть может, она подобралась ко мне слишком

близко, и теперь мы как растения в одном горшке. Пусть

так, но…

Вернулся Ринго. Швырнул мне свой блокнот с записями,

которые хрен разберешь.

— Высади меня на ближайшей остановке автобусов. Я поеду

домой, — сказала Джейн.

— Черт. Что Я такого сделал, что ты вдруг убегаешь?

— Ничего. Ты ничего не сделал, Флойд!

Ладно. Хочет уйти — пусть идет. Пусть меня покинут все

дорогие и любимые. Это какая-то плата за что-то приобретенное?

Может, на мне порча?

Что за чушь… Все легко объяснимо: люди с голубыми глазами

более восприимчивы и чувствительны к боли, чем прочие,

другие. А Джейн просто ненормальная. Бежит от хаоса,

прекрасно зная, что он у нее внутри. Девочка-Радио, наоборот,

всегда была до исступления спокойной и ушла так же спокойно,

обвинив меня в «странноватости». Серьезно, она заявила, что

мне нужно пройти курс какого-то лечения. Будь Я чокнутым,

заметил бы это первым. Ринго послушно причалил к какойто

непростительно ржавой остановке, и Джейн оставила нас,

громко хлопнув дверью. Может, тут автобусы и не ходят, может,

это вовсе не ее маршрут. Ну пусть идет, раз ей так хочется.

И мы уносимся, оставив Джейн за бортом.

Слава богу, Ринго ведет машину молча. Наверное, заметно,

что мое настроение и так дерьмовее самого дерьма.

Конечно, нельзя было ее там оставлять. Но Я не собираюсь

бегать вокруг ее причуд. В нашу первую встречу уже все

было понятно… здесь никогда не будет накрахмаленной рутины.

Радоваться или разрыдаться? Ринго как прочитал мои

мысли, хлопнул по ушибленному им же плечу.

— Если ты хочешь бросить ее, то не говори громких слов

о гибели ваших отношений, измученном сердце и всем таком.

Скажи, что тебе прислали «фотографию из будущего»,

и ее на ней нет.

— Я не собираюсь обсуждать с тобой наши с ней отношения.

Это не игра, Ринго. Не твои сраные пам-пам-пам! Она

не просто муза, она живой человек, что также может смеяться

и плакать. И вообще, отвалил бы ты… Что с типографией

и как продвигается твой бизнес-план выставки?

— Все шикарно. Ну, относительно шикарно, конечно.

Я подсчитал ежемесячные взносы. Твои и мои. И сейчас

рулю с помещением. Ты знаешь, кто такой Георг Лиамо?

— Нет… Откуда мне знать, кто это?

— Этот человек владеет множеством крутых центров. В том

числе и выставочных. Я писал ему и даже показывал пару

твоих работ. Он назвал тебя метадоновым Китом Харингом.

Короче, ты ему не так уж противен. Не знаю, думаю с ним

встретиться, накуриться, и, может, стартанем на его земле.

— Как мило… Судя по той сумме, что выведена в твоем

блокноте, мне нужно каждую секунду пространства штамповать

картинки для блога моей певуньи. Думаю, это тебе придется

удваивать свой заработок. Я не подписывался на такой

сценарий; тут либо телом зарабатывать, либо органами.

— …Либо руками. Не паникуй, дружище. Выставка в итоге

все окупит.

— Интересно, как? Если каждого второго воротит от моих

картин?

— Все в шляпе. Просто придумай хорошее название для

выставки. И еще хотел спросить… ты будешь представлен

как Художник Флойд Джеллис?

— Да… а как еще? Мне не нужны псевдонимы. Кстати, не

забудь, что перед нами еще оплата сайта. Нет, его пока не

начал делать. Только кручу концепт в голове. Все, останавливай

здесь. Я прогуляюсь. Нет, недалеко. Тут нормально, говорю

— прогуляюсь.

— Ну, до встречи, — говорит мой опечаленный агент.

— Игнорируй!

— Чего?

— Я придумал название для выставки — «Игнорируй».

Честность. Правда и любовь к своему делу. Где плоды всего

этого? Страшно представить, как дамы в песцовых воротниках

разглядывают созданные мной шедевры. Они поигрывают

шампанским и ржут во все горло, пока Я, забившись

в угол, мечтаю разукрасить потолок своими мозгами. Нет,

наверное, то существо… Тот этот… Фабио… Да, этот чертов

Фабио Мариэнелли, скормивший мне невесть что; так вот,

он был прав.

Мы блохи на всем этом цельном мировом «НЕЧТО».

Не хочу говорить «искусстве» — уже тошнит от этого слова.

Вот он, Флойд, разросшийся посреди весенних луж, с сигаретой

в зубах и странными картинками в голове. В углу

каждой такой картинки, рядом с ненавистью, любовью

и скукой, стою маленький Я. И вы бы знали, насколько мне

уже насрать, куда катится этот мир и мой мир вместе с ним.

Если играешь честно, то приготовься разбить морду об эту

самую честность. Все теперь изменится. И Я поклялся себе,

что изменится.

Я ведь всегда хотел быть Художником, даже когда снимал.

А теперь приоритеты круто изменились. Мечтаю стать слабительным.

Чтоб принял и сразу чувствуешь.

Быть свободным Художником — это пробирать до костей.

Довольно, возвращаюсь домой. И вы возвращайтесь, мы

уже пришли к тому, откуда начинали.

Меня зовут Флойд Джеллис, и мне так нравится изобретать

велосипеды.

Очень хотелось верить, что Я в вашем вкусе. Но ни ваших,

ни своих надежд Я не оправдал. Вроде недавно мне исполнилось

двадцать четыре, а вот уже через пару недель стукнет

двадцать пять.

Мое тело перестанет расти, и вместе с ним — потребности.

Какое, к черту, мировое признание? Времени на это уже

не осталось. Слишком многие мне пророчили разбитые колени.

Тут уже не отшутиться. Я так и остался блуждать в том

зимнем лесу. Посудите сами: ведь вся эта затея была бессмысленна,

мы проведем какую-нибудь подвальную выставку,