- Шестерка – это хороший день для тебя?

- Шестерка – превосходный день для меня.

Адам кивнул и написал цифру шесть возле ее имени.

- Мэгги?

- Четверка.

- Четверка? Ты работаешь над этим?

Она передернула плечами.

- Анни?

- Точно пятерка.

- Пятерка? Хорошо.

- Зак?

- Я не уверен. Думаю, мне становится лучше.

Адам молча ждал.

- Шестерка. Да, шестерка.

Возле моего имени появилась цифра шесть.

- Вы это заметили? - спросил Адам с насмешкой в голосе. - Нет ни восьмерки, ни девятки, ни десятки.

- Приятель, мы же находимся тут. Чего ты еще ожидал? - спросил Эмит.

- Да, вы тут, - согласился Адам, что вызвало у нас у всех смех. Затем написал на доске: ЧТО МНЕ НУЖНО ДЛЯ СЧАСТЬЯ?

- Хороший вопрос, - заметила Лиззи.

- Я пришел сюда не для того, чтобы стать счастливым, - проворчал Эмит. - Я пришел сюда, чтобы избавиться от зависимости.

- Если бы ты был счастлив, у тебя была бы такая зависимость?

- Не знаю.

- А я предполагаю, что знаешь.

- Никто не счастлив.

Все посмотрели на Келли.

- Что ты хочешь этим сказать? - спросил Адам.

- То что и сказала. Никто не счастлив. Почему мы должны отличаться ото всех?

- Значит, счастье невозможно?

- Невозможно. Во всяком случае, для меня.

- Ты уверена?

- Мне плевать на счастье.

Адам задумался.

- Есть тут кто-нибудь еще, кому плевать на счастье?

Я покрутил этот вопрос у себя в голове. «Мне не плевать», - сказал я. Сказал про себя. И еще мне хотелось добавить: «Раньше у меня была по шкале счастья единица. Теперь шестерка. Мне уже лучше».

Я подумал о Рафаэле. Какую бы цифру он назвал? Я представил, как он говорит: «Девятка. У меня девятка по шкале счастья». Затем представил, как он обращается к Келли: «Это неправда – то, что ты говоришь о счастье. Счастье – самая важная вещь на свете». И почему я вижу Рафаэля, говорящего с группой? Все-таки тяжело меняться.

2.

Я решил пройтись, и ноги принесли меня к дереву Рафэля. Дереву, которому он дал имя Зак. Я внимательно рассмотрел его. Погнутое и жутко скрюченное. Но очень красивое. Мне пришла в голову мысль, и я вернулся в кабинку за альбомом. Все утро я провел перед деревом, рисуя и рисуя, пока не закончил картину.

Я пошлю ее Рафаэлю.

Я лег на землю и посмотрел в небо. Я был счастлив, сам не знаю, почему. Но в то же время мне было страшно. Может, меня страшило счастье? Или может, мне было страшно, потому что я не знал, куда идти после того, как уйду отсюда? Куда мне идти? Домой? Одному? Я не знал, как жить одному.

У меня есть тетя, - вспомнил я. Мамина сестра. У нее, как и у мамы, агорафобия. У нее очень милый дом, из которого она никогда не выходит. Я ничего не знаю о ней кроме того, что она не очень-то любит людей. Я встречался с ней только раз. Мы навещали ее, когда я был еще ребенком. Она взглянула на меня, потом на маму и сказала: «Что ж, по крайней мере у него нет блох». Так и сказала.

Я знаю, что тетя никогда не возьмет меня к себе. Рафаэля вот из жалости взяли дядя с тетей. Я не хочу, чтобы меня жалели. К тому же мне уже восемнадцать. Я мужчина. Ну да, ага, насмешил сам себя. Я даже школу не закончил. Мой план о поступлении в университет полетел к чертям. Боже, я сам себя накручивал и чувствовал, как тело охватывает подружка-тревожность. Дыши, Зак, дыши.

3.

Я нарисовал свой автопортрет. На картине я стою перед деревом по имени Зак, смотрю в небеса и пою. Рядом со мной койот. Мы с ним друзья, и он мне подпевает. В углу картины можно увидеть удаляющегося монстра.

Мне нравится моя картина.

Я взял дневник и написал:

Это то, что является правдой. Или, как говорит Адам, это то, что подпадает под категорию ТО, ЧТО Я ЗНАЮ:

Мой брат убил моих родителей

Я скучаю по ним – по маме, папе и Сантьяго

Я совершенно точно алкоголик

Мне страшно покидать это место

Мне бы хотелось, чтобы Рафаэль был моим отцом

Мне бы хотелось, чтобы Адам навсегда остался моим психотерапевтом

Мне очень нравится трезвость

Я хочу позволять касаться себя

Я хочу, чтобы Шарки вернулся сюда и доделал то, что начал

Я хочу, чтобы Эмит стал счастливым

Во мне живут прекрасные слова

Зима – не единственное время года

Я не умер

Я жив

А это мучающие меня вопросы. Может быть, они подпадают под категорию ТО, ЧЕГО Я НЕ ЗНАЮ. Может быть – под категорию ТО, ЧЕГО Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО ЗНАЮ. Или под категорию ТО, ЧЕГО Я НИКОГДА НЕ УЗНАЮ. Последней категории не было у Адама, она моя. Вот что мне приходит сейчас на ум: мне нужны мои собственные категории. В общем, вот эти вопросы:

Почему родители позволили брату взять в руки власть в нашем доме?

Почему Сантьяго убил отца с мамой?

Почему Сантьяго оставил меня в живых? Потому что он меня любил?

Это Бог написал на моем сердце «изменения»?

Это Рафаэль написал на моем сердце «изменения»?

Это я сам написал на моем сердце «изменения»?

Что мне делать с тем, что называют «прикосновениями»?

Шарки еще жив?

Эмит останется здесь или найдет повод сбежать отсюда, как Шарки?

Рафаэль сейчас счастлив? Трезв?

Почему так много нас таких – неприкаянных?

4.

- Ты так ни разу и не спросил меня о том, как сюда попал, Зак.

- Я думаю над этим, - сказал я.

- И что же ты надумал?

- У меня есть одна мысль. Может быть, с этим как-то связана моя тетя? - Я пытался хоть что-нибудь прочитать в глазах Адама.

- Расскажи мне о своей тете.

- Ну… я мало что о ней знаю. Она сестра моей мамы. Ее зовут Эмма Джонсон. Она живет в большом доме. В хорошем доме. Думаю, она богата. В чем-то она прямая противоположность моей мамы. Она занимается бизнесом, и ее офис находится прямо у нее в доме. У нее даже есть секретарь. Но она никогда не выходит из дома. У нее, как и у мамы, агорафобия. Думаю, это плохие гены со стороны их матери. Кажется, она покончила с собой. - Я опустил взгляд на пол и снова его поднял. - Что же еще я знаю о тете… Она не очень любит людей, но она по-настоящему любила мою маму.

- Почему ты думаешь, что она любила твою маму?

- Она звонила ей каждую неделю. Прямо по часам. Каждую среду ровно в семь вечера. Странно же, да? И я знал, что она не из тех, кто звонит другим. Я чувствовал это. Если она кому и звонила, то только по делам бизнеса.

- Она любила тебя?

- Нет. Я был сыном ее сестры. Таким она меня видела. Не думаю, что она ненавидела меня. Она была… безразлична. А вот брата моего она ненавидела – это точно.

- Откуда ты знаешь?

- Когда мама не могла с ней говорить, тетя расспрашивала о ней меня. Говорила со мной. Она сказала, что отец должен вышвырнуть Сантьяго из дома. Я ответил на это, что брат тогда может заявиться жить к ней. Помню, она засмеялась и спросила: «Откуда это у тебя чувство юмора, молодой человек?» Это всё, что я знаю о своей тете. - Я взглянул на Адама. - Это она меня сюда отправила?

- Да.

- И заплатила за лечение?

- В каком-то роде. На самом деле она разобралась в финансовых делах твоей матери. И она была исполнительницей завещания твоих родителей. У них были сбережения.

- Большие?

- Нет, не большие. Но были.

- Их хватило на то, чтобы оплатить здесь лечение?

- Вероятно. Твоя тетя обо всем договорилась.

- Она сама привезла меня сюда?

- Да, Зак. Она сама привезла тебя сюда.

- Откуда она знала об этом месте?

- Она здесь была.

- В качестве клиента?

- Да.

- Когда?

- Не знаю. Годы назад.

- Ты здесь был тогда?

- Нет. Я не знаком с твоей тетей.

- Мне нужно ее поблагодарить. Она спасла мне жизнь.

- Она помогла тебе, да.

- И что теперь, Адам?

- Вопрос на миллион долларов.

- Я знаю, что тетя Эмма не возьмет меня к себе.

- Она ясно дала это понять.