Один из мужчин завернул тельце в свой пиджак и понес. Все мы, словно на похоронной процессии, шли сзади. Происшедшее было для нас настоящей трагедией, ни у кого даже в мыслях не было сбежать или уйти домой. Наконец подошли к дому, где жил мальчуган, его мать выбежала в тревоге на улицу. Она пекла пироги, и ее черные руки были белыми от муки. Ей сообщили о несчастье, мужчина бережно опустил тело мальчика на маленькое крыльцо. Женщина закрыла лицо руками. По ним сбегали неровные ручейки слез. До сих пор у меня в ушах как обвинение всем нам стоят ее рыдания.

Когда я, промокший и дрожащий от страха, добрался до дома, меня ждал тяжелый разговор. Родители потребовали, чтобы я больше никогда не играл в таком опасном месте. Похищенные орехи так и остались нашей тайной. Каждый из нас понес наказание. До сих пор я вижу маленькое тело мальчугана, до сих пор слышу скорбные рыдания его матери, до сих пор у меня перед глазами стоит ее измазанное мукой черное лицо.

К многочисленным кошмарам, которые я переживал в то время, прибавился еще один. Мне снилось, что в момент обвала в пещере находился я, а не тот мальчуган; я пытался добежать до входа, который четко видел и который вместе с тем казался недосягаемым. Мои ноги разъезжались на скользком полу, а когда я почти добрался до спасительной щели, потолок вдруг рухнул и придавил меня. В рот, горло и еще глубже забилась пыль. Я вскакивал в постели со страшным криком. И, содрогаясь, тяжело глотал воздух.

Команда имени Седьмого сентября все же образовалась, обзавелась трусами и футболками, но бутс не было. Поэтому мы называли себя командой "босоногих". Это прозвище нам представлялось вполне удачным, до тех пор пока мы не обнаружили, что почти в каждом городском дворе имелась команда, экипированная так же, как и наша, и точно так же именовавшаяся.

На выручку от продажи открыток суперзвезд бразильских клубов нам удалось наконец купить футбольный мяч. Правда, он не соответствовал установленным размерам, но нас это не очень смущало. Помню, надували его через сосок камеры, затем сосок заправляли под покрышку, которую крепко зашнуровывали. Каждый раз, когда надо было подкачать мяч, мы выворачивали золотник из колеса какого-нибудь автомобиля, пока его владелец отсутствовал, подсовывали свой мяч, и когда дело было сделано, ставили золотник обратно. При этом нередко колесо оказывалось полностью спущенным. Как я уже сказал, мяч не соответствовал установленным стандартам, но самое главное, в отличие от тряпичного он отскакивал от земли и принадлежал только нам и больше никому. Я был хранителем мяча — держал его у себя дома — и, видимо, поэтому считался капитаном.

Вскоре о существовании нашей команды стало известно в Бауру. Среди нас было несколько хороших игроков: Сергиньо, Зе Роберто (которого мы звали Токиньо), Луизиньо, Валдемар Мендес, Дино, Вадо, Валдиньо, Отело, мой брат Зока и два японца — Нило и Шоде. Странно, что Зе Порто не очень тянуло играть в футбол. Наверное, поэтому ему не хотелось хранить мяч у себя дома. Некоторые прозвища ребят нашей команды мы сами придумали, другие были скопированы с имен игроков настоящих футбольных клубов, третьи были просто необъяснимы.

Нас было намного больше одиннадцати, поэтому при определении состава для предстоящей игры неизменно разгорались бурные споры. Зато на тренировках нам хватало игроков на две команды.

Обычно я выступал в качестве центрального нападающего, но иногда приходилось играть в защите и даже вставать в ворота, особенно если был сильный противник. Но какими бы ни были наши соперники — сильными или слабыми — я, честное слово, не могу припомнить, чтобы команда "босоногих" имени Седьмого сентября проиграла хоть одну серьезную встречу.

Я подрастал, и отец стал уделять мне все больше внимания. Когда я был маленьким, Дондиньо охотно возлагал заботы по моему воспитанию на дону Селесте. Но когда я подрос, он стал посвящать мне значительно больше времени, чем прежде. Кроме работы в больнице, Дондиньо продолжал играть во всех матчах за "БАК". И тем не менее, как только у него выдавалась свободная минута, он старался помочь мне в постижении тайн футбола. Отец уводил меня на заброшенное футбольное поле в конце нашей улицы и внимательно наблюдал за тем, как я веду мяч, наношу удар по воображаемым воротам, которые когда-то здесь стояли. Мне редко удавалось выполнить это упражнение без ошибок. Дондиньо укоризненно качал головой:

"Ты можешь бить только с правой ноги. Но пока ты изготавливался для удара, время ушло, нарушился темп игры. Это позволило сопернику отобрать у тебя мяч. Ты выпал из игры. Ты и вратарю дал время для отражения удара. Смотри, Дико, как надо".

И он демонстрировал мне удары обеими ногами.

Если хочешь быть приличным футболистом, надо учиться бить одинаково с обеих ног. Доводить удар до автоматизма.

Иногда он говорил:

"И не пытайся запомнить все сразу. Забудь про свои ноги. Постарайся играть головой. Запомни, бить надо центральной частью лба, глаза открыты, рот закрыт. Сначала отвести корпус назад. Чем дальше ты отведешь, чем резче рванешься вперед, тем мощней получится удар. И не моргай! Вот так!"

Дондиньо накидывал мне мяч, и я отбивал его головой. Потом он постепенно отходил назад, и я должен быть наносить по мячу все более сильные удары. Он подбрасывал мяч все выше и выше, заставляя меня бить по нему головой в прыжке.

"Хорошо. Теперь снова удары с обеих ног. Попеременно левой и правой. Так лучше. Еще, еще".

Дондиньо терпеливо исправлял мои ошибки.

"Если хочешь ударить по низко летящему мячу, надо колено согнуть, чтобы оно находилось прямо над мячом, удар выполнять подъемом. Опорная нога должна составлять одну линию с направлением удара. Ну-ка, попробуй!"

И снова следовали удары по мячу.

"При передаче старайся касаться мяча внутренней стороной ступни. Тут важно обмануть соперника. Делай вид, что собираешься выполнить обычный пас, а сам слегка подтолкни его внешней стороной ступни товарищу справа. Вот так. А ну, попробуй. Еще раз".

Дондиньо снова и снова наставлял меня, терпеливо исправляя ошибки. Домой мы возвращались вспотевшие, усталые, но счастливые. Мать обычно говорила с укором:

"Дондиньо! Ведь это твой старший сын!

Потом не жалуйся, если он захочет стать футболистом, чтобы умереть с голоду. Как хорошо быть врачом или адвокатом и чего-нибудь добиться в жизни!"

В ответ Дондиньо смеялся, ласково обнимая жену:

"Не волнуйся, Селесте. Если он не научится бить левой, тебе не придется за него переживать!"

В детстве я обожал драки — в школе и на улице, на футбольном поле и дома, с мальчишками старше меня, моего возраста и моложе. Я мог задраться в любую минуту по любому поводу. Вспоминая минувшие годы, должен признать, что у меня, наверное, не было уверенности в себе. Ведь вместо того, чтобы спокойно разобраться, я предпочитал грубую силу, словно рукоприкладство могло решить возникавшие проблемы.

Я затевал драки с Зокой, наверное, потому что был сильнее его. Мы не давали ему играть за команду имени Седьмого сентября. И тогда Зока и другие мальчишки, которых тоже редко ставили на игру, создали собственную команду, назвав ее "Рубенс Арруда". Так называлась улица, на которой мы жили. Если нам не удавалось найти более достойных соперников, мы устраивали товарищеские, почти тренировочные игры. Иногда (правда, довольно редко) мы проигрывали команде Зоки, вероятно, потому что не очень старались. Когда я говорил, что мы поддались им, он называл меня вруном и плохим футболистом. Через мгновение, вцепившись друг в друга, мы уже катались по полу. Драка продолжалась до тех пор, пока не появлялась дона Селесте. Получив затрещину, я отправлялся в одну из комнат, а Зоку мать забирала на кухню и давала ему пирожок.