…

«…свобода остается величайшей духовной ценностью, большей, чем ценности витальные», хотя недостаток хлеба есть также недостаток свободы. «Сосредоточенность на материальной стороне жизни, которая наиболее далека от свободы, ведет к тому, что в ней начинают видеть не средства, а цель жизни, творческую духовную жизнь… отрицают или подчиняют материальной жизни» [20, 329].

Перевес материальных ценностей над духовными ставит в тяжелое положение огромные массы человечества:

…

«…поэтому экономическая свобода должна быть ограничена… во имя свободы… По мере того, как мы возвышаемся от материальной стороны жизни к ее духовной стороне, свобода должна увеличиваться. Если иногда возможна диктатура экономическая и политическая, то совершенно недопустима и не может быть оправдана диктатура интеллектуальная и духовная» [20, 328—329].

Люди должны понять, что свобода есть не право, а обязанность.

…

«Либералы обыкновенно понимают свободу как право, а не обязанность, и свобода для них означает легкость и отсутствие стеснений. Поэтому свобода превращается в привилегию господствующих классов… Свобода предполагает сопротивление, она есть обнаружение силы. Декларация прав человека и гражданина… должна быть также декларацией <его> обязанностей… И ударение должно быть сделано на человеке как существе духовном» [20, 325].

Сложность проблемы свободы Н. А. Бердяев видит в ее социальных последствиях – в том, что средний человек масс не очень дорожит свободой: «Человек есть раб потому, что свобода трудна, рабство же легче…; для того, чтобы человек боролся за свободу, нужно, чтобы свобода в нем уже была, чтобы внутренне он не был рабом» [20, 327]. Очевидно, есть категория людей, которые с детства не выработали у себя особый вид духовных потребностей (в труде, активности, быть личностью и другие): плывут по течению, как щепка, до тех пор, пока их не выбросит на берег очередной волной вместе с пеной. Они не ставят перед собой трудные, но достижимые цели, не испытывают чувства собственного достоинства, радости открытия. Иное дело – духовно богатый человек.

Духовность выступает существенным качеством личности в философии Н. А. Бердяева и, к сожалению, оно пока отсутствует при определении личности в психологической науке. Именно стремление к духовному самосовершенствованию порождает у человека задачу «духовного освобождения» – основного пути достижения свободы. Духовное освобождение предполагает освобождение от иллюзий сознания, приводящих к рабству, от всевозможных видов рабства: у бытия, природы, общества, цивилизации и культурных ценностей, народа и нации, аристократизма, буржуазности, революций, коллективизма, рабства эротического и эстетического, а также рабства у самого себя – когда человек выброшен во вне (растворен в массе) или, наоборот, сосредоточен на своих состояниях – эгоистической зависти, злости, агрессии, переживании страха, фанатизма и т. п.

Любое рабство опасно, так как мешает самореализации, тем более, что человек, по мнению Бердяева, любит быть рабом и часто выступает тираном себя:

…

«Он тиранит себя как существо раздвоенное, утратившее цельность… тиранит себя ложными верованиями, суевериями, мифами… всевозможными страхами, болезненными комплексами… завистью, самолюбием… сознанием своей слабости и своего ничтожества и жаждой могущества и величия. Своей порабощающей волей человек порабощает не только другого, но и себя… становится господином другого потому, что он стал рабом воли к господству. Та же сила, которой он порабощает другого, порабощает и его самого. Свободный ни над кем не хочет господствовать» [17, 53].

Несвободен эгоист-эгоцентрик:

…

«Эгоцентризм разрушает личность. Эгоцентрическая самозамкнутость и сосредоточенность на себе, невозможность выйти из себя и есть первородный грех, мешающий реализовать полноту жизни личности… Личность предполагает выход из себя к другому и другим, она не имеет воздуха и задыхается, оставаясь замкнутой в себе… Эгоцентризм означает двойное рабство человека – рабство у самого себя, у своей затверделой самости и рабство у мира, превращенного исключительно в объект извне принуждающий. Эгоцентрик есть раб, его отношение ко всему, что “не Я”, есть рабье отношение. Он знает лишь “не Я”, но не знает другого “Я”, не знает ты, не знает свободы в выходе из “Я”» [17, 37].

Такой человек не любит себя, не любит других – обладая властью, не дает возможности реализовать творческий потенциал другому человеку, лишает его права на самоактуализацию, умаляет его как личность.

Свобода не совместима с чувством страха, ибо страх унижает достоинство человека, достоинство свободного духа. Очень силен страх в любви – эросе, он есть в глубине жизни пола.

Духовное освобождение предполагает уход от иллюзий объективации, таящих величайшую опасность механизации, автоматизма и в итоге – потери личности, и осуществляется через такое изменение структуры сознания, при котором исчезает объективация, «нет противоположения субъекта и объекта, нет господина и раба, есть бесконечность и исполненная универсальным содержанием субъективность, есть царство чистой экзистенциальности» [17, 60].

Свобода не может быть достигнута без непосредственного участия процессов сознания и деятельности: «…именно сознание личности в человеке говорит о его высшей природе и высшем призвании» – человек осознает границы своего «Я» как своего плена и стремится освободиться от него в творческой деятельности. В ходе самосознания человек строит границу своего «Я» и затем, если она мешает его развитию, выходу «Я» к «Ты» (как внутреннего общения), преодолевает ее – в результате работы сознания происходит замыкание и размыкание границы «Я».

Н. А. Бердяев различает три состояния человека – «господин», «раб» и «свободный». Сознание свободного есть сознание существования каждого для себя при свободном выходе из себя к другому и ко всем. Рабство в предельной форме есть отсутствие его сознания. Главная работа по освобождению человека заключается в изменении его сознания, ориентации на себя как на свободного, творческого, ищущего истину, находящегося в контакте с другими.

В определении свободы Н. О. Лосский (1870—1965) исходил из таких характеристик человека, как активность, самостоятельность, сверхкачественная природа «Я», обладающего способностью действовать творчески, выступать причиной самого себя. Он полагает, что человек свободен от внешнего мира, своего тела, характера, от времени и его законов – в целом, от детерминации себя внешними и внутренними причинами, так как эти воздействия выступают лишь:

…

«…материалом и поводом для самостоятельного творческого акта, который, вследствие сверхкачественной творческой силы “Я”, мог бы быть произведен иначе, чем он фактически произведен» [105, 148].

«Я» – наделенное «мощной силой деятеля» не сводимо к конкретным своим проявлениям. Потенциальные возможности человека велики, «в каждом данном случае он, как сверх-качественное начало, мог и имел силу: хотеть и поступить иначе, чем он хотел и поступил в действительности». По мнению Н. О. Лосского:

…

«…формальная свобода со своей положительной стороны, есть мощь деятеля, достаточная для хотения любой из бесчисленного множества возможностей, открывающихся перед ним в данном определенном положении, и для осуществления их, поскольку это осуществление зависит от собственной силы деятеля» [105, 148].

Свобода – относительна, так как свободный в одних отношениях человек может быть несвободным в других отношениях. Человек, осуществляющий творческие акты, в своей жизни всегда имеет множество возможностей – открыт для них; выбор его поливариантен.

Конкретное совершение действия не перечеркивает его готовности выбирать среди ряда альтернатив и всегда оставаться причиной своих внутренних действий – своего «Я».

Представление о causa sui человека в философии Н. О. Лосского отличается от всех видов детерминистических трактовок личности (материалистического, психологического, «супранатуралистического» видов детерминизма), рассматриваемых им как далекие от реального положения дел. Он подвергает сомнению психологический детерминизм Т. Липпса, используя при этом кантовскую аргументацию: «Прав был Кант, который, критикуя понятие психологической свободы, как внутренней причинности предмета, обладающего психическою природою, сказал, что такая психическая система есть не более чем “духовный автомат”, подобно тому, как физическая система есть “материальный автомат”. Эту детерминистическую свободу души Кант приравнивает к “свободе вертела”, который, будучи раз заведен, сам собою исполняет все свои движения» [105, 34]. В качестве приемлемого вида детерминизма Н. О. Лосский предлагает рассматривать причинную связь как «индивидуальную причинность», обладающую свойством динамичности, без признака шаблонной повторимости порождения, ибо творческий акт по самому смыслу есть нечто индивидуальное, неповторимое.