– Спасибо тебе огромное, что передала новости о себе через журналистов.

– Ну что ты, папа…

– В Аргентине тебя ждут деньги, чтобы у тебя было все необходимое для возвращения домой. Кстати, когда тебя ждать? Почему ты задерживаешься в Монтедоре?

– Думаю, что прилечу послезавтра, – ответила Мадлен. – А задерживаюсь… Ну, просто потому, что я сейчас здесь необходима…

– Понимаю, – услышала она спокойный голос отца.

– Я обязательно вернусь к твоему дню рождения, как мы и планировали, – пообещала Мадлен.

– Что? Ах да, я совсем об этом забыл. Мы уж думали не отмечать.

– Что ты! – возразила Мадлен. – Как раз наоборот, теперь нужно будет отметить сразу два события – твой юбилей и мое возвращение домой. Только, пожалуйста, не забудь пригласить Рэнсома!

– Конечно, доченька, как ты хочешь.

Положив телефонную трубку, Мадлен почувствовала, как на глазах у нее снова выступили слезы: отец давно не называл ее так ласково – «доченька».

Настало время прощаться. Пожимая руку сестре Маргарет, Мадлен чувствовала, что еле сдерживает слезы. Она хотела попрощаться с Хиггинсом, но в последние дни его не видела, он был занят в миссии. Поэтому она попросила сестру Маргарет передать ему огромный привет.

– К сожалению, мне нечего подарить вам на память, – сказала сестра. – Разве вот это… – Она протянула Мадлен четки. – Они принадлежали моей бабушке. И я привезла их сюда с собой из Ирландии почти полвека назад. Спасибо вам за все, Мадлен.

– Маргарет…

– С Богом…

– Обняв на прощание мужественную маленькую женщину, Мадлен направилась к вертолету, думая о том, как замечательно будет увидеть родных и близких всего через несколько дней.

Пару дней спустя Рэнсом, прослушивая автоответчик в своем офисе, услышал голос отца Мадлен. Тот приглашал его на вечеринку по случаю предстоящего юбилея и сообщал о том, что Мадлен наконец-то летит в Штаты.

Рэнсом тотчас перезвонил Баррингтону и поблагодарил за приглашение. Он предупредил старика, что, если у него разболится нога, он не придет.

Положив трубку, Рэнсом закурил. Конечно, дело вовсе не в ноге. Просто… он не знал, какой будет их встреча с Мадлен – после всего, что они пережили вместе.

Нет, конечно, ему обязательно надо с ней увидеться. Поговорить, все узнать. Но… Раздался телефонный звонок.

– Звонят из Нового Орлеана, – сказала его секретарша. – Какой-то молодой человек уверяет, что из-за него вас ранили в Монтедоре.

Рэнсом нахмурился – он-то прекрасно знал, что ранили его только по собственной глупости.

– Кто же это?

– Говорит, что его зовут Мигель Арройо.

– Господи, так он жив! – воскликнул Рэнсом. – Пожалуйста, соедини меня с ним! И поскорее!

Глава 20

Мадлен внимательно разглядывала свое отражение в зеркале в Шато-Камилль. На ней было вечернее платье, один из самых любимых нарядов Мадлен, – изящное, облегающее, кремового цвета; его утром догадалась принести Кэролайн. Платье очень ей шло. Правда, синяки и ссадины, полученные в джунглях, еще немного выделялись на белоснежной коже ее рук.

– Ну и видок у тебя, – как всегда, не особенно задумываясь над своими словами, выпалила Кэролайн. – Ох, прости! – тотчас опомнилась она. – Это, конечно, моя вина – надо было принести тебе платье с рукавами. Глядишь, и синяки были бы не слишком заметны.

Мадлен, улыбнувшись сестре, снова посмотрела на себя в зеркало:

– Пустяки! Теперь уж делать нечего – придется идти в чем есть.

Она заметила, как сестры в изумлении переглянулись, услышав от нее такие слова. Родители их были уже внизу, готовясь к предстоящему приему по случаю дня рождения Теккери Баррингтона. Обычно все члены семьи Баррингтон, за исключением, пожалуй, Кэролайн, выражали эмоции довольно скупо – однако все они были счастливы встретить Мадлен в аэропорту. Тепло и нежность этой встречи, казалось, растопили ту холодность, которая образовалась между сестрами две недели назад.

– Может, наложить на царапины побольше грима? – предложила Шарлотта.

– Боюсь, хуже будет. Ладно, придется походить оцарапанной какое-то время.

Кэролайн, не выдержав, громко рассмеялась:

– Просто не верится, что ты, Мадлен, говоришь такие вещи! Я сто раз видела, как ты отказывалась надеть какие-нибудь туфли только потому, что их оттенок оказывался чуть светлее или темнее цвета твоего платья. Нет, я не узнаю тебя!

– Стоит ли обращать внимание на такие пустяки? – возмутилась Мадлен. – Уж коль скоро я хорошо выгляжу для… для него… В общем, какое мне дело до того, что подумают о моей внешности остальные?

– Для него – это для кого? – полюбопытствовала Кэролайн.

– Для Рэнсома, – честно призналась Мадлен.

Кэролайн выразительно посмотрела на Шарлотту и осторожно спросила Мадлен:

– Рэнсом тоже придет сегодня?

Мадлен, застегивая жемчужное ожерелье, посмотрела Кэролайн прямо в глаза и призналась:

– Точно не знаю. Он ничего твердо не обещал папе.

– Так позвони ему и спроси, придет он или нет. Странно, Мадлен, – ты ведь, кажется, не привыкла полагаться на волю случая.

– Я пыталась до него дозвониться – но в офисе его уже нет, а домашнего номера мне не дали.

– Для тебя важно, чтобы он пришел к нам сегодня? – спросила Шарлотта.

– Да.

– Мадлен, а что, между вами… – Шарлотта осеклась и начала сначала: – Я имею в виду, ты и он…

– Да, – все так же спокойно ответила ей Мадлен, – я влюблена в Рэнсома…

– Мадлен!!! – И Кэролайн от восторга обняла сестру. – Это же классно!

– Ну, я бы так не сказала, – вздохнула Мадлен. – Ты же его совершенно не знаешь и не представляешь, насколько он может быть невыносимым, особенно когда захочет этого сам… – Сама того не замечая, она взяла Шарлотту за руку и со вздохом призналась сестрам: – Когда я была в Монтедоре, все казалось ясным и понятным. Я точно знала, как именно буду себя вести, когда вернусь домой, и как он будет себя вести, и что мы будем делать. Но все изменилось, не успела я выйти из самолета. – Она нервно повела плечами: – Я так волнуюсь. Мне кажется, у меня подскочила температура.

Чуть ли не в первый раз за двадцать лет Мадлен открыто призналась сестрам, что чего-то боится. Они вполне оценили ее искренность и наперебой принялись расспрашивать о Рэнсоме, о ее чувствах к нему – и уверили в том, что он тоже ее любит.

– Если, конечно, он не законченный болван! – воскликнула Кэролайн.

Мадлен засмеялась. Она рассказала сестрам о своих отношениях с Рэнсомом абсолютно все – не исключая и той, самой первой их ночи в отеле «У тигра». Они были ошеломлены, услышав ее признания, – очевидно, им требовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к новому, такому неожиданному для них образу Мадлен. Шарлотта нашла эту историю «восхитительно глупой». Кэролайн не задумываясь объявила ее потрясающей.

Мадлен вдруг и сама осознала, что ничего «ужасного» и «отвратительного» она той ночью не сделала. Если только ошиблась… Но, как говорил Рэнсом, все совершают ошибки.

– Подумать только, а я-то все время считала тебя… – Шарлотта схватилась за голову и простонала: – О Господи…

– Что такое? – удивилась Мадлен.

– Престон! Ты подумала о Престоне, ну, хотя бы о том, что ты ему скажешь?

– Престон, – машинально повторила Мадлен, словно не понимая, о ком идет речь. – Боже мой, я ведь о нем совершенно забыла!

– Пока тебя не было, он звонил папе каждый день, спрашивал, нет ли от тебя каких-нибудь новостей. Даже хотел приехать в аэропорт встречать тебя, но отец возразил – сказал, что сначала с тобой должны встретиться только самые родные люди, – ведь никто не знал, в каком ты будешь состоянии после всех пережитых ужасов.

– Он придет? – слабым от волнения голосом прошептала Мадлен.

– Ну разумеется, папа ведь давно приглашал его. А что, если ты не хочешь с ним встречаться, скажи, мы…

– Нет-нет, – тотчас оборвала сестру Мадлен. – Престон заслужил хорошее к себе отношение, и я должна честно сказать ему, что не хочу выходить за него замуж. Надо сделать это как можно быстрее.