Утром Мадлен заставила Рэнсома снять брюки, чтобы осмотреть рану. Конечно, она совсем не разбиралась в медицине, но ей показалось, что рана выглядит ужасно. К тому же не оставалось сомнений: Рэнсому грозило заражение крови!

Сегодня он двигался еще медленнее, чем вчера. Они шли только полчаса, а Рэнсом уже задыхался и стонал. Мадлен с ужасом наблюдала, как он слабеет с каждой минутой и все же пытается скрыть от нее свою боль. Она боялась представить, что будет, когда он не сможет идти дальше.

Мадлен решила, что обезвоживание организма может произойти гораздо раньше, чем они дойдут до какого-нибудь жилья и получат чистую воду. Поэтому, когда им попался чистый и прозрачный ручей, Мадлен попила из него воду и дала попить Рэнсому. Утолив жажду, Мадлен почувствовала себя значительно лучше.

Через несколько часов пути Рэнсом понял, что сил больше нет. Он молча опустился на землю и посмотрел на Мадлен печальными блестящими глазами.

– Когда ты найдешь дорогу, – тихо сказал он, – то, прошу, останавливай только те машины, в которых будут не одни мужчины, – ну, ты меня понимаешь. Женщины с ними, дети. Целые семьи… – Он прикрыл глаза, задыхаясь от усталости.

– Ты хочешь сказать, когда мы найдем дорогу, – поправила его Мадлен.

– Меня с тобой может уже не быть… – чуть слышно пояснил он.

– Я тебя не брошу!

Рэнсом, тяжело вздохнув, опустил глаза:

– Я не могу идти, Мэдди… Все, сил больше нет.

Рана снова начала кровоточить, и Мадлен поняла, что это, кажется, и есть тот самый конец, которого она так боялась…

– Я тоже не могу идти. Я ужасно устала.

У него не было сил даже на то, чтобы спорить с ней. Поэтому он, помолчав, предложил:

– Давай поступим так: ты пойдешь искать дорогу, а когда найдешь, то вернешься за мной.

– Нет, – тихо, но твердо возразила Мадлен.

– Мэдди…

– И не думай даже! – не дала ему договорить Мадлен. – Я никуда без тебя не пойду! И пожалуйста, не спорь… – Голос ее дрогнул.

– Но тебе придется поступить так! – Он разозлился на нее, но вовремя спохватился и тихо добавил: – Прости…

– Не надо никаких извинений. Я без тебя никуда не пойду.

– У тебя нет выбора, – мрачно пояснил Рэнсом. – Мэдди, ты должна продолжать идти. Но без меня.

– Это еще почему? – притворно возмутилась Мадлен. – Я, значит, должна идти, а ты тут прохлаждаться останешься – так, что ли? И не думай! Обопрешься на меня и пойдешь как миленький!

– Не забывай, пожалуйста, что я твой телохранитель, – осторожно напомнил он ей. – И, когда дело касается твоей безопасности, ты должна меня слушаться.

– Что-то не помню, чтобы у нас был такой уговор. Если ты и заключал договоры с моим отцом, то это ваше личное дело. А я себя веду так, как сочту нужным! И кроме того, подобные обстоятельства не были оговорены в твоем контракте.

– Мэдди, пожалуйста, я очень прошу, иди одна! – произнес он вдруг с необыкновенной нежностью.

– Почему это я должна идти, а ты – оставаться тут, тяжело раненный?

Неожиданно для Мадлен он протянул ей руку. Она, удивленная, взяла ее в свою ладонь.

– Пожалуйста, пусть мои труды и заботы не окажутся напрасными… – прошептал он.

«Что?! – не поняла Мадлен. – О чем он? Снова начинается бред?»

Лицо Рэнсома стало пепельно-серым, и Мадлен видела, что он едва жив от чудовищной боли. С трудом разжимая губы, он произнес:

– Я ведь… приехал сюда только для того, чтобы защитить тебя, Мэдди… В тот самый момент, когда я… узнал тебя на фотографии, там, в офисе твоего отца… я сразу понял, что, чего бы мне это ни стоило, я полечу вместе с тобой. Потому что я… не доверю твою жизнь и безопасность никому на свете.

Мадлен почувствовала, как на глаза у нее наворачиваются слезы.

– Рэнсом… – выдохнула она.

– Только для этого я здесь, только для этого, Мэдди, – он облизал пересохшие губы. – Прошу тебя, пусть все мои заботы не окажутся напрасными. – Он закрыл глаза и еле слышно произнес: – Пообещай, что с тобой ничего не случится. Что ты вернешься домой целой и невредимой…

– Мы вместе вернемся домой. Я уверена, что дорога уже близко.

– Мэдди, но я больше не в силах помогать тебе, – признался он. Голос его был слабым, еле различимым. – Не в силах защищать тебя…

– Значит, настало время мне тебя защищать! – жестко оборвала она его.

– Неужели ты думаешь, я буду от этого в восторге?

– Думаю, нет, однако иногда человеку нужно уметь забывать о своей гордости.

Рэнсом гневно посмотрел на нее, но на этот раз Мадлен даже обрадовалась его злости – он снова стал похожим на себя прежнего, каким она привыкла его видеть.

– Ну так что же? – обратилась она к нему, стараясь говорить жестко и холодно. – Так и будем тут сидеть и ждать смерти или ты соизволишь сделать небольшое усилие, опереться на меня и прошагать еще чуть-чуть? Я знаю, Рэнсом, чувствую – мы уже совсем рядом с дорогой.

– Господи, твоего упрямства на сто человек хватит! – услышала она в ответ.

Слава Богу, он, кажется, отдохнул.

Мадлен помогла ему встать:

– Главное – никогда не сдаваться…

– Одно я теперь знаю совершенно точно: самое упрямое существо на земле не осел, нет… – проворчал Рэнсом.

Мадлен почувствовала себя почти счастливой: его ворчанию она радовалась сейчас гораздо больше, чем самым нежным и ласковым словам.

И все же силы Рэнсома были на исходе – он потерял слишком много крови и, похоже, начиналось воспаление. Один он едва смог пройти и несколько шагов – Мадлен пришлось подставить ему плечо и буквально тащить его на себе. Конечно, долгие годы самодисциплины приучили ее не пасовать перед трудностями и никогда не сдаваться, но она прекрасно понимала, что долго не продержится. Все-таки весил он больше ее, а она ослабла от недоедания и постоянной жажды.

Когда они тяжело опустились на землю, первые несколько мгновений Мадлен не находила в себе сил даже для того, чтобы посмотреть на Рэнсома. А когда наконец повернула голову в его сторону, то увидела, что он без сознания. Дальше он идти не сможет, как бы она его ни уговаривала.

– Рэнсом! – закричала она, напуганная, растерянная, жалкая.

Он не отозвался. Теперь он уже не выглядел как изысканный обольститель, каким она увидела его впервые в отеле «У тигра». Не осталось и следа от ее телохранителя, смело отражавшего одну атаку за другой, спасшего жизнь многим людям. У Мадлен сжалось сердце: его все-таки поставили на колени! Она осторожно откинула волосы со лба Рэнсома и, всматриваясь в его лицо, пыталась разобраться в том, что происходило в ее собственной душе.

И Мадлен наконец поняла то, в чем ее собственная гордость не разрешала ей признаться себе так долго: она любила этого человека. Любила всей душой.

Как она могла не осознавать столь элементарную вещь так долго? Как же иначе можно объяснить ее отношение к Рэнсому? Искренность, полное понимание между ними? Пусть она знала его сравнительно недолго, но они пережили вдвоем столько, сколько иные не испытывают и за целую жизнь.

Теперь она твердо верила, что ничего и никого ей не нужно в жизни, кроме Рэнсома. Он – единственный на свете. Господи, почему же она поняла это только сейчас, когда он лежит перед ней без сознания, больной, беспомощный, за тысячу миль от дома?

На сей раз Мадлен не сдерживалась – она громко заплакала, зная, что он все равно не увидит этого. Она молила Бога, чтобы он взял ее собственную жизнь, но спас Рэнсома, ее Рэнсома. Что же делать? Неужели так и сидеть с ним рядом, уповая на Божью милость?

– О, Рэнсом… – Мадлен чувствовала, как разрывается ее сердце. Она погладила его руку, обняла его, мечтая о его защите, нежности и любви. – Пожалуйста, пожалуйста, Рэнсом… – шептала она дрожащими губами.

Но Рэнсом не шевелился, не подавал никаких признаков жизни.

И вдруг Мадлен услышала глухое ворчание мотора где-то вдали.

Глава 18

Она вздрогнула, боясь поверить собственным ощущениям.