Панин прервал Колдунова:

— Подожди. Уточним перевод летного языка. Значит, ты сказал приблизительно так: "Босс, ты дурак — соображать надо!"

— Ну... примерно, — улыбнувшись, согласился Колдунов.

— А если бы он не понял? — спросил Панин. Колдунов подумал немного и ответил:

— Жить захочешь — поймешь!

Больше вопросов у Панина не было, и он обратился ко всем присутствующим:

— Ребята, качнем Колдуна! Саша снова оказался в воздухе...»[227]

Капитана Колдунова, проявившего смелость и находчивость в сложной обстановке, наградили за тот бой орденом Красного Знамени. Трудно даже представить масштаб потерь с обеих сторон, если бы благодаря ему не удалось довольно быстро побудить союзников убедиться в их роковой ошибке. В противном случае пришлось бы поднять в воздух полк, а то два-три, и тогда доброй половины «Лайтингов» на базе близ Бари американцы не досчитались бы.

Итак, случившееся в районе Ниша заставило командование Красной Армии и войск союзников более тщательно отрабатываться вопросы координации совместных действий против люфтваффе. Но, увы, тот инцидент не был последним.

19 марта 1945 г. генерал армии А.И. Антонов направил генерал-майору Д. Дину новое письмо, в котором излагались обстоятельства нового чрезвычайного происшествия:

«1. 18 марта 1945 года в период времени с 13 часов 15 минут до 13 часов 30 минут над расположением советских войск на восточном берегу реки Одер, севернее города Кюстрин, прошли курсом на север восемь групп американских бомбардировщиков типа "Летающая крепость" в сопровождении истребителей "Мустанг". Американские самолеты преследовались немецкими истребителями Me-109 и ФВ-190.

Когда группа американских самолетов подошла к Морин (35 км северо-западнее Кюстрин), в это время над районом Морин находились в воздухе 6 советских истребителей Як-3. Советские летчики, заметив немецкие истребители, преследовавшие американцев, атаковали немцев, но сами в свою очередь были атакованы американскими истребителями.

Советские летчики, ясно различая американские самолеты, уклонились от воздушного боя с ними, но, несмотря на это, американские истребители продолжали преследовать советские самолеты. В результате атаки американских истребителей шесть советских самолетов были сбиты, причем два советских летчика погибли и один получил тяжелое ранение.

Этот случай является уже вторым случаем нападения американских истребителей на советские самолеты над территорией, занятой советскими войсками.

2. Этот из ряда вон выходящий случай произошел в условиях, когда по обоюдному соглашению между советским, британским и американским штабами авиации была установлена разграничительная зона для боевых действий союзной авиации, проходящая на этом участке по линии Пазевальк, Берлин, т.е. в 50 км к западу от района происшествия; причем никаких извещений о предполагаемом пролете здесь американскими самолетами линии советского фронта сделано не было».

Начальник советского Генштаба, квалифицируя произошедшее как «исключительное происшествие», просил довести содержание его письма «до сведения начальников Объединенных штабов и просить их произвести срочное расследование происшедшего случая, наказать виновников нападения на советские самолеты и потребовать от союзных военно-воздушных сил впредь строго выполнять соглашение об ограничительной зоне»[228].

Не хочется думать о худшем, но трудно избавиться от ощущения, что в небе над Германией стороны, еще сами о том не зная, примеривались к жарким воздушным боям друг с другом в корейском небе в 1950-м.

Раздел II

ВОЙНА ПОСЛЕ ВОЙНЫ

Очерк 1

РУКА МОСКВЫ В ПЕРЧАТКЕ ЦВЕТА ХАКИ

В новейшей отечественной истории назначение Маршала Советского Союза министром иностранного государства — явление уникальное. Но когда вникаешь в детали жизненного пути К.К. Рокоссовского, стершиеся от давнего употребления лексические формулы «сын русского и польского народов» или «маршал двух народов» уже не представляются такими уж шаблонными. Воистину всей своей судьбой Константин Константинович принадлежал Советскому Союзу и Польше.

Приводя биографию Рокоссовского, советские энциклопедические издания называли его русским, родившимся в Великих Луках. В личном же листке по учету кадров, оставшемся от следственного дела, — иные сведения: место рождения — Варшава, национальность — поляк.

 «Родился в г. Варшаве в 1896 году в рабочей семье. Отец — рабочий машинист на Риго-Орловской, а затем Варшавско-Венской жел[езной] дороге. Умер в 1905 году. Мать — работница на чулочной фабрике. Умерла в 1910 году... — писал Рокоссовский в апреле 1940 г. в автобиографии. — Самостоятельно начал работать с 1909 года. Работал рабочим на чулочной фабрике в г. Варшаве (предместье Прага) до 1911 г. и с 1911 г. до августа 1914 г. работал каменотесом на фабрике Высоцкого в г. Гройцы Варшавской губернии. Окончил четырехклассное городское училище в 1909 г. в г. Варшаве (предместье Прага)»[229]. Правда, через пять лет, в новой автобиографии (декабрь 1945 г.) маршал, также называя себя поляком, в качестве места рождения по одному ему известным причинам указал Великие Луки.

С Варшавой его разлучила Первая мировая война. Призванный в 3-й драгунский Каргопольский полк Рокоссовский служил в нем рядовым, а затем младшим унтер-офицером вплоть до октября 1917 г. Все время воевал. С добровольного вступления в Красную гвардию начался его полувековой боевой путь в Советской Армии. В ее рядах он стал маршалом и дважды Героем Советского Союза, полководцем, известным всему миру.

В этом ореоле он прибыл в 1949 г. в Польшу на пост министра национальной обороны. Но к этому времени была у него еще одна встреча с польской столицей, оставившая на всю жизнь тягостные переживания. В конце лета 1944 г. Рокоссовский, бывший варшавский рабочий, тесавший камни, которые и по сей день покоятся в опорах моста Понятовского, вернулся на родную землю во главе 1-го Белорусского фронта для ее освобождения от фашистского ига.

Пройдя за 40 дней напряженных боев около 700 километров, форсировав несколько рек, войска фронта в сентябре 1944 г. вышли к Висле. На ее западном берегу были захвачены три плацдарма, а на правом взята Прага — предместье Варшавы. В польской столице, начиная с 1 августа, разгоралось антифашистское восстание. Но продвижение советских войск затормозилось, они не смогли прийти на помощь восставшим варшавянам. Причины этого — предмет многолетних споров военных историков.

Сам Рокоссовский объяснял сложившуюся ситуацию так: «Варшава мой родной город... Я в бинокль рассматривал город своей юности, где продолжал жить единственный родной мне человек — сестра. Но видел одни развалины. Войска были измотаны, понесли, конечно, немалые потери. Необходимо было получить пополнение, подвезти большое количество боеприпасов, создать резервы. Без этого ни о каком наступлении через Вислу не могло быть и речи. Но мы помогали восставшим всем, чем могли: с самолетов сбрасывали им так необходимые нам самим продовольствие, медикаменты, боеприпасы. За две недели было сделано пять тысяч вылетов. Высадили через Вислу крупный десант, но он успеха не имел и, понеся значительные потери, отошел на восточный берег»[230].

По словам маршала, ни от руководителя восстания главнокомандующего Армии Крайовой генерала Т. Бур-Коморовского, ни от польского эмигрантского правительства никакой информации о готовящемся восстании не поступало. И в дальнейшем с их стороны не было попыток связаться с советским командованием и скоординировать совместные действия. Когда же Рокоссовский послал к Бур-Коморовскому для связи двух офицеров-парашютистов, тот не пожелал их принять. На обратном пути офицеры погибли.